— Это были, блять, эльфийские костюмы, Уокер, — бурчит Уайатт, закрывая глаза. — И я не собираюсь учиться играть. У меня и так дел хватает, спасибо.
— Зануда, — заявляет Уокер, а я смеюсь над этими двумя. — Но серьёзно, Форрест, это было охренительно.
— Спасибо.
— Вы не хотите попробовать пробиться?
— О, ни за что, — отвечаю, отпивая воды. Сегодня я не пил, мне же потом везти Шону домой. — Мы изначально знали, что делаем это для удовольствия.
Уайатт качает головой: — Всё ещё не верится, что ты всё это время скрывал это от нас.
— Я знаю, — вмешивается мама, протискиваясь между нами с Уайаттом и обхватывая моё лицо руками. — Мой сын охренеть какой талантливый!
— Спасибо, мам.
Она крепко обнимает меня, и я прижимаю её в ответ. — Я так тобой горжусь. Ты был потрясающим. Боже, я и подумать не могла, что смогу испытывать такие эмоции, впервые наблюдая, как мои дети делают что-то, даже в вашем возрасте... но, похоже, для этого нет возрастных ограничений.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Уокер.
— Ну, когда вы были маленькими, это были футбол, первые шаги, как вы учились кататься на велосипеде... такие вещи. А теперь я смотрю, как вы становитесь мужьями, отцами — и это совсем другое чувство. Но сегодня вечером, когда я смотрела, как ты играешь... — она поднимает на меня взгляд. — Это было то же самое ощущение, как в детстве. И я просто поняла, как быстро вы все растёте. — Она начинает плакать.
Я крепче прижимаю её к себе. — Я рад, что вы пришли, — шепчу ей на ухо.
— Я тоже.
— Элейн, дорогая. Пора идти, — подходит отец, протягивая мне руку. — Горжусь тобой, сын. Отличное выступление. Кто бы мог подумать, что именно ты унаследуешь музыкальный талант в семье?
— Кто-то же должен был, — усмехаюсь, отпуская маму. — Ты в порядке? — спрашиваю у неё.
— Всё хорошо. Просто накрыло слегка.
— Мы знаем, — в унисон отвечаем мы с братьями.
— Пойдём, милая. Поплачешь в машине по дороге домой, — говорит папа, уводя её.
— Да, Келси и я тоже, наверное, поедем. У нас завтра игра, надо бы отдохнуть, — говорит Уайатт, потягиваясь.
— И у меня смена послезавтра, так что мне тоже пора, — добавляет Уокер.
— Мы с Шоной сейчас тоже пойдём. Сегодня она едет ко мне.
Брови Уайатта взлетают: — О, чёрт. Серьёзно?
— Ага. Мы поговорили на днях — про работу, про её маму. Мы с ней ещё не полностью на одной волне, но пора начать.
— Она охренеет, — говорит Уокер, хлопая меня по спине.
Нервы сжимаются в груди — я не знаю, как она отреагирует. Сомневаюсь, что ей не понравится, потому что идея исходила от неё самой. Но, чёрт, я всё ещё переживаю. Я же построил дом, о котором мы мечтали ещё в школе, спустя годы после того, как мы расстались. Это романтика? Или полное отчаяние?
Скоро узнаю.
— Вот ты где, — говорит Келси, крутясь в объятиях Уайатта. — Готов идти домой?
— Ага. Похоже, все уже собираются расходиться.
— Отлично. Эвелин и Шона всё ещё в уборной, но они скоро подойдут, — говорит Келси, оборачиваясь ко мне. — Форрест, ты был потрясающим. Мне так понравилось смотреть, как ты играешь.
— Спасибо, Келс.
— Знаю, Шоне тоже. — Она игриво поднимает брови. — Девчонка ёрзала в кресле всё выступление.
— Он сегодня ведёт её к себе, — вставляет Уайатт, отчего Келси ахает.
— Наконец-то! — Она оборачивается к Уайатту. — Знаешь, наблюдать за тем, как они топчутся вокруг друг друга и отказываются признаться в своих чувствах — это, наверное, то же самое, что чувствовали люди, глядя на нас с тобой, милый.
— Ага, — вмешивается Уокер с ухмылкой. — Но вы же справились. И Шона с Форрестом тоже справятся.
— Шона с Форрестом что? — спрашивает вдруг сама Шона, подойдя к нашей компании.
— Ничего. Мои братья и Келси как раз собирались начать заниматься своими делами, — говорю я, не давая никому другому ответить.
Эвелин фыркает: — Ага, конечно. Как будто это когда-нибудь случится.
Мы все прощаемся, и я веду Шону к своей машине. Когда мы устраиваемся внутри, я завожу двигатель, но прежде чем тронуться, поворачиваюсь к ней через подлокотник:
— Я хочу тебе кое-что показать.
— Окей...
— Хочешь поехать ко мне?
Она тут же улыбается. — Я с собой пижаму не брала.
Я дотрагиваюсь большим пальцем до её нижней губы. — Что-то мне подсказывает, что она тебе не понадобится.
— Уверенно звучишь, — дразнит она, а потом тянется ко мне, ладонью обхватывая мою челюсть. — Я тобой горжусь, Форрест.
— Чем?
— Тем, что сегодня ты впустил всех в свою жизнь.
Я сглатываю подступивший к горлу комок. — Спасибо, что подтолкнула меня к этому.
— Пожалуйста. Но, думаю, ты бы и сам дошёл до этого.
— Ни за что. Это всё из-за тебя. Все твои слова за это время помогли мне увидеть, насколько я был закрытым. Но, знаешь, мне это надоело, детка.
— Так что ты собираешься с этим делать?
— Думаю, пора показать тебе, как долго моё сердце принадлежит тебе.
Когда мы подъезжаем к моему дому, я вытираю потные ладони о джинсы и поворачиваюсь к Шоне, чтобы увидеть её реакцию.
Её рот приоткрыт, глаза не отрываются от дома: — Форрест... это...
— Пойдём, — говорю я, спрыгивая с водительской стороны и оббегая к её двери. Помогаю ей выбраться, и, когда её ноги касаются земли, беру её за руку и веду к ступенькам крыльца.
— Он красивый, — шепчет она, когда наши шаги глухо отдаются по дереву. — Он белый... с синими ставнями.
— Да. Я построил его пять лет назад.
Она резко оборачивается ко мне: — Ты сам?
— Ну, компания High Performance Construction, конечно. Я и сам поработал, но когда я стал владельцем фирмы, то сразу знал, что хочу построить дом, в котором будет всё, чего я хочу. До этого я жил в таунхаусе, как у Уокера, но этот участок был слишком хорошим, чтобы его упустить. А главное — у меня в голове уже давно был образ того, каким должен быть мой дом...
Каким должен быть наш дом.
Я завожу её внутрь, захлопываю за нами дверь и включаю свет.
Шона разворачивается, оглядываясь на просторную планировку — слева от нас гостиная с высокими сводчатыми потолками, сразу за ней кухня с массивным островом посередине, тёмной мраморной столешницей и шкафами из вишнёвого дерева, а в дальнем углу — формальная столовая. Справа — коридор, ведущий к четырём спальням и кабинету, который я переоборудовал в нечто вроде мужского уголка: там бильярдный стол, пинбол и покерный стол. Пользуюсь я ими редко — не особенно хотелось быть в обществе в последние годы.
Но, думаю, многое в моей жизни начало меняться.
— Это же сон, да? — шепчет она.
— Есть кое-что ещё, что я хочу тебе показать.
Я веду её к задней двери, что выходит на веранду, и разворачиваю направо, где висит деревянная качель, обращённая вглубь моего участка.
— Это же...
— Это было одной из первых вещей, которые я здесь установил.
Я наблюдаю, как она подходит к качели, пальцами скользит по дереву, не сводя с неё глаз.
— Не могу поверить, что ты это сделал, — наконец произносит она, глядя на меня.
В её глазах, наполненных слезами, я вижу — зря я боялся её реакции. Напротив, её присутствие здесь словно расставляет всё по местам.
И я даю ей это понять.
— Как я мог не сделать этого, Шона? Даже когда мы не были вместе, ты была частью всего, что я делал. Каждого решения, которое я принимал.
Моя откровенность повисает между нами, но это чистая правда.
Она качает головой, подходит ко мне и становится на носочки, целуя меня в губы. — Это идеально.
— Рад, что тебе нравится. Боялся, что ты не одобришь.
— Почему?
— Ну, всё-таки прошло столько лет с тех пор, как мы разговаривали, но я всё равно построил этот дом для нас. Этот образ никогда не уходил из моей головы.
— Из моей тоже, — шепчет она.
— Так что ты могла бы посчитать это трогательным… или сочла бы меня безнадёжным придурком, который не оставил надежду, хотя давно пора было бы.