— Мне нужен ее контракт, — отрезал Аврелий.
— Ее контракт! Да я же ее только что купила! Она мне и половины своей цены не принесла. Тебе выгоднее взять ее на время, если уж так хочется сбить охоту. А давай так: я оставлю ее здесь, в лупанарии, и буду приберегать только для тебя, так ты сможешь навещать ее, когда захочешь, и сэкономишь на еде и жилье!
— Я хочу, чтобы Поликсена была у меня дома завтра утром, сводня, — грубо приказал патриций, направляясь к выходу. — И смотри, чтобы доставили мне ее целой и чистой!
В этот миг из-за фонарей, все еще освещавших прокуренное заведение, выплыла шатающаяся тень.
Бормоча нечленораздельные слова в винном опьянении, Кастор сделал несколько нетвердых шагов и растянулся на полу во весь рост.
Аврелий не счел нужным его поднимать.
VII
Сентябрьские Ноны
— Господин, господин! — Парис тряс его, пытаясь разбудить. — Я знаю, ты поздно вернулся, но атрий полон клиентов, и у меня больше нет сил их сдерживать!
Аврелий вынырнул из короткого сна со звоном в голове.
Клиенты! Он вернулся на рассвете, а Парис говорит ему о клиентах!
— Ты должен их принять, хозяин, я уже четвертый раз говорю, что ты болен!
— Дай им денег и пошли к черту! — простонал сенатор.
— Не могу, господин, никак не могу! Среди них есть всадники и знать. Вчера утром ты велел мне сказать, что примешь их сегодня, и вот они уже два часа торчат там, все в тогах и со своими прошениями!
— И я еще должен оплачивать тоги этим бездельникам, чтобы они приходили ко мне на поклон! — проворчал патриций, окуная лицо в таз с холодной водой.
— Они на меня набрасываются, хозяин! Говорят, что я тебя не зову, что нарочно тяну время, чтобы получить мзду! А сегодня они особенно буйные, особенно с тех пор, как явилась какая-то странная девица с короткими, как у юноши, волосами, и утверждает, что ты ее купил.
Аврелий хлопнул себя по лбу: Поликсена! Он забыл предупредить управляющего!
— Фабеллий не хотел ее впускать, и она устроила целый скандал. Я поддержал привратника: знаешь, у нее был вид потаскухи!
— Она и есть потаскуха, — спокойно подтвердил Аврелий.
Благочестивый управляющий посмотрел на него в ужасе.
— И она будет жить здесь? — простонал он, молча моля богов о милости отрицательного ответа.
— Конечно, я купил ее прошлой ночью, — объяснил Аврелий, пока удрученный управляющий помогал ему уложить складки тоги.
— Но там вдова Маруллина с дочерью-подростком! Они пришли с прошением к Сенату. А эта блондинка орет как прачка! И что говорит, к тому же!
— Скажи вдове Маруллина, что ей придется обогатить свой словарный запас, если она хочет от меня милости! — отрезал патриций и смиренно отправился исполнять свой долг.
Несколько часов спустя, когда измученный Аврелий отпускал последнего просителя, в комнату вошел свежий как огурчик Кастор, явно только что после восстанавливающего сна.
— Негодяй! Я работаю все утро!
— Ты — хозяин! А я бедный слуга, у меня нет никаких обязанностей, — весело оправдывался грек.
— Удивляюсь, что у потомка Птолемеев нет никаких важных дел!
— Ах, бордель… — вольноотпущенник принял ностальгический вид. — Славное местечко. Там есть некая Вакхида, которая…
— Какая еще Вакхида! Лучше скажи, что ты узнал от Оппии!
— Клянусь Геркулесом, что за боевая старуха! Смотришь на нее, такую в летах, и думаешь, что ей уже не до глупостей, а она… Я чудом уцелел.
— Неужели? И почему же она не приняла бесплатно могущественного александрийца? Посмотри-ка на счет за вчерашний вечер и объясни мне, как твой желудок, при всей его вместительности, смог поглотить столько вина!
— Но мне пришлось ее напоить, хозяин, чтобы она немного смягчилась. А потом, когда она стала слишком уж навязчивой, мне пришлось ее вырубить, чтобы она меня не изнасиловала! — запротестовал слуга.
— Я вычту это из твоего жалованья!
Кастор, казалось, не испугался обычной угрозы.
На этот раз у него в запасе было несколько сюрпризов, чтобы умилостивить колючего хозяина.
— В таком случае я буду слишком убит горем, чтобы вспомнить речи этой голодной жерди, — вздохнул он.
— То, что ты должен вспомнить, стоит четырех конгиев вина?
— Думаю, да. Эта жердь в молодости была повитухой.
— Великолепно, Кастор! — воскликнул Аврелий, тут же пожалев о своей несдержанности.
— И это еще не все… Тебе разве не интересно, где встречались прекрасная иудейка и ее возлюбленный?
— Ты узнал? — в эйфории выпалил Аврелий. — Скорее, говори!
— Но то вино…
— Забудь о вине. Ну же, рассказывай!
— Так вот, Оппия, как сводня, знающая свое дело, держит на задворках борделя несколько укромных комнат для клиентов, желающих сохранить анонимность. Именно там она и пыталась меня соблазнить! Есть все основания полагать, что одну из них она сдавала нашим голубкам.
— О комнатах я уже знал. Остальное — твои домыслы.
— Домыслы? А что, если я скажу тебе, что, опоив старуху, я осмотрел незапертые спальни? И что в одной из них нашел надпись?
«Пожалуй, он стоит тех денег, что ворует у меня», — подумал патриций, пока слуга рассказывал ему о маленьком сердечке, нацарапанном на стене одной из комнат, внутри которого были выведены буквы «Р» и «Д».
— Это может быть совпадением, — осторожно предположил он.
— Там были и другие надписи, а эти инициалы меня уже заинтриговали. Так что я прочел их все. Весьма занимательно: некая Цинтия изменяет своему Афру, Цервин страдает по Филемону, аноним утверждает, что у Арриана отсутствует необходимый мужской атрибут. Рустик думает только о Паоле, Вестриций восхищается интимными частями некой Семпронии, Рувим любит Дину, ну и так далее!
— Рувим любит Дину! Так значит, это правда! И что я скажу Мордехаю?
— Ты же не собираешься отдать этого наивного мальчишку на растерзание иудеям, верно? — с неодобрением воскликнул Кастор.
Аврелий колебался.
— Да. Не могу этого сделать, не поговорив с ним сначала.
— Похоже, он больше нигде не показывается.
— Вот именно. Его нужно найти.
— Почему бы тебе не пойти к его отцу домой под каким-нибудь предлогом? — предложил секретарь.
— Я думал об этом. Но сначала хочу выяснить кое-что другое. Девушка из лупанария сказала мне, что проститутки часто пользуются услугами лекаря, некоего Демофонта. Возможно, это он сделал Дине аборт, или даже сама Оппия!
— Пойдешь жаловаться, что у тебя задержка? — ухмыльнулся Кастор.
— Глупец! Я возьму с собой одну из его постоянных клиенток. В конце концов, теперь у меня на нее все права!
Кастору не пришлось спрашивать, о ком идет речь: звонкий голос Поликсены уже разносился по всему домусу, наполняя его весьма цветистыми выражениями.
— Хозяин, что за дивный дар! Как ты узнал, что мне нравится именно она! — закричал грек, ликуя и бросаясь к девушке. — Ты поистине щедр!
И на глазах у отчаявшегося Париса с жаром обнял блудницу, приглашая ее посетить его спальню.
VIII
Восьмой день до сентябрьских Ид
Целимонтанская дорога, сразу за Сервиевой стеной, свидетельствовала о бурном росте, который Город пережил за последние полвека, с тех пор как орлы легионов, не зная больше соперников, достигли самых дальних пределов империи, неся повсюду неоспоримые блага Pax Romana.
Возможно, покоренные народы и питали некоторые сомнения в преимуществах уплаты непомерных налогов за привилегию изучать латынь, но это не беспокоило квиритов, привыкших к комфортной жизни в единственном городе мира, где зерно и зрелища были бесплатными, а праздничных дней скоро станет больше, чем рабочих.
И кто, глядя на щедрые раздачи зерна и игры на Арене, стал бы жаловаться на то, что теперь все — знать и простолюдины, свободные и рабы — должны подчиняться власти одного человека, божественного Цезаря? Кто, кроме немногих непримиримых реакционеров, тосковал по суровым временам республики? Уж точно не сапожники с Викус Скаури, что суетились в своих лавчонках, яростно делая ставки на последние скачки; не проститутки из борделя, блаженно дремавшие в своих спальнях в ожидании часа, когда вновь придется взяться за работу; и уж тем более не сенатор Аврелий Стаций, который в этот миг шел по переулку, а за ним следовала женщина, чьи волосы были слишком коротки для порядочной матроны.
