Хозяйка тоже вышла его встретить, но, обменявшись положенными любезностями, поспешила вернуться к новому обожателю, который ее буквально околдовал.

Аврелий видел, как она с восторженными визгами подбежала к уединенному ложу, на котором с видом приговоренного к смерти, идущего на казнь, полунагой возлежал Кастор, пытаясь оглушить себя потоками вина.

— Ты знаешь друзей Флавия? Кстати, как тебя зовут? — рассеянно спросил Аврелий.

— Поликсена. Мне сказали, это значит «гостеприимная». Красивое имя для волчицы, правда? — объяснила она, пытаясь его отвлечь.

Но потом, видя, что клиент упрямо продолжает смотреть в зал, решила все же ответить.

— Курций — любимый прихвостень Флавия, вон он там с Филенией. Тот, что увивается за Вакхидой, брюнеткой, — это Гауденций. Ему надо во всем угождать, у него связи во Дворце. Галлий предпочитает эфебов и без ума от нашего Эхиона, ты ведь его видел? Это тот, что весь раскрашен в синий! Рубеллия, как обычно, нет.

— Кто этот Рубеллий, сын Децима? — спросил Аврелий, вспоминая разговор, подслушанный в термах.

— Да, но он уже давно не показывается. Друзья над ним подшучивают: говорят, он влюбился.

Поликсена умолкла, ясно давая понять, что предпочла бы перейти к делу.

Призрак возможной вольной от этого такого учтивого мужчины казался ей слишком большой удачей, чтобы стать явью.

Но попытка не пытка, и если богатый сенатор потратит все свое время на болтовню, как она сможет прельстить его своими любовными талантами и склонить к покупке? Патриций же неумолимо вернул ее к прерванному разговору.

— Расскажи мне о пассии Рубеллия. Ты ее знаешь?

— Это одна из тех, кого Флавий встретил на улице, одна из многих, к кому он любит приставать. Сначала он представляется порядочным юношей, а потом внезапно показывает свое истинное лицо — свиньи. Чем они застенчивее, тем больше ему нравится их смущать. Но с этой ему не повезло: она предпочла ему друга! Он этого не стерпел. Устроил Рубеллию жуткую сцену прямо здесь, в лупанарии, угрожая, что и он, и его красотка дорого за это заплатят!

— Повтори его слова в точности! — с интересом попросил Аврелий.

— «Недолго тебе с ней радоваться, кретин!» — прокричал он. Я слышала собственными ушами. Потом они сцепились, и Флавий его избил. С тех пор Рубеллия здесь не видели.

— А ты его встречала где-нибудь еще?

— Один раз, на улице, с этой девочкой. Они держались за руки и ворковали как голубки. Думаю, у них есть любовное гнездышко где-то в квартале. Оппия иногда сдает комнаты тайным парочкам.

«Рувим, Рубеллий, — размышлял Аврелий, — Дина, конечно, предпочитала называть своего римского возлюбленного еврейским именем, так похожим на настоящее».

Так вот кто был тот мужчина: не развратный и бессовестный бабник, а влюбленный мальчишка.

С какой душой он теперь отдаст его Мордехаю? Как он пойдет к этому отчаявшемуся отцу, которого поддерживала лишь надежда на бесполезную и запоздалую месть, и расскажет ему историю о нежной юношеской любви, за которую было заплачено слишком дорогой ценой? А что, если Флавий привел свои угрозы в исполнение? «Ее убили?» Голос пьяной старухи звучал у него в голове.

Почему он не мог смириться и списать смерть Дины на несчастный случай? В Риме множество женщин все еще умирало от абортов, что бы там ни говорила Помпония.

Какой был смысл надрываться в поисках надуманных и неправдоподобных объяснений?

— Но ты совсем не развлекаешься! — Поликсена, своим чутьем проститутки, уловила перемену в настроении клиента и затрепетала при мысли, что шанс всей ее жизни может ускользнуть.

Она принялась умело и настойчиво его ласкать.

Но ей определенно не везло. Едва благородный сенатор начал проявлять к ней интерес, как рев, донесшийся из зала, снова его отвлек.

— Вот она, вот она! — кричали и аплодировали обезумевшие клиенты.

На пороге появилась невероятно красивая женщина.

Ее почти нагое тело, гибкое и совершенное, было сплошь покрыто золотой пылью и волнующе мерцало в пламени факелов.

Каскад ослепительно светлых волос ниспадал на гордые плечи, перехваченный на лбу драгоценной камеей там, где начинался неподвижный профиль золотой маски.

— О нет, только не сейчас! — простонала бедная Поликсена.

Аврелий завороженно смотрел на вошедшую, а маленькая проститутка, искоса наблюдая за его восхищенным лицом, видела, как рассыпается в прах ее мечта об уютном и теплом доме, о добром хозяине, которому можно служить и угождать до того дня, когда он, в благодарность, не решится вернуть ей свободу.

Тогда она сняла бы себе каморку, принимала бы только тех клиентов, что ей по нраву, скопила бы деньжат на старость, и кто знает, может, даже вышла бы замуж за доброго, уже немолодого человека и завела семью.

А теперь мужчина, который мог бы дать ей все это, завороженно созерцает эту шлюху-любительницу! А ей, настоящей, добросовестной труженице, останутся лишь старые, лысые извращенцы.

Тем временем золотая женщина начала танцевать. Босая, на столе, она двигалась сладострастно, отдаваясь алчным взглядам зрителей, которые тянули руки, пытаясь коснуться ее лодыжек.

Эти совершенные плечи, этот надменный вид.

В какой женщине Аврелий уже замечал эту абсолютную уверенность в себе и своей неотразимости? Густая масса золотых волос волнами ниспадала на гладкие плечи, и мышцы спины играли в такт ритмичному стуку гадесских кастаньет.

Поликсена почувствовала, как слезы обожгли ей глаза.

Она с усилием их сдержала.

Подобрав с ложа свой слегка помятый голубой плащ, она молча вышла из ложи.

Аврелий даже не обернулся.

— Кастор, Кастор! — нетерпеливо звал сенатор, пробираясь меж бесчувственных тел пьянчуг и время от времени переворачивая кого-нибудь, когда ему казалось, что он узнал неуловимого слугу.

Сладострастная танцовщица ушла, но не раньше, чем Аврелий успел обратиться к ней с приветствием и получить в ответ короткую фразу, произнесенную хрипловатым и чувственным голосом, слегка искаженным неподвижной маской, скрывавшей лицо.

В тот миг, когда незнакомка приблизилась к нему, коснувшись его щеки длинным металлическим ногтем, он ощутил легкий, терпкий запах амбры, смешанный с волнующим ароматом женского тела.

Флавий тут же властным хозяйским жестом встал между ними, дав любопытному сенатору возможность бросить:

— Клянусь богами! Вот это женщина! Не то что малютка Дина!

— Кто? Еврейская обезьянка? Какое мне до нее дело! Пусть Рубеллий ее себе забирает, ему такая под стать! — ответил блондин, явно жаждавший уединиться со своей чародейкой.

— Что ж, теперь-то обезьянка мертва!

— Мертва? — На миг Флавий вздрогнул и насторожился.

Но золотая женщина уже тянула его за руку, смеясь.

— И почему ты рассказываешь это мне? Иди лучше к Рубеллию! — заключил блондин, позволяя нетерпеливой спутнице увести себя.

Разочарованный, Аврелий мечтал поскорее уйти.

Широкими шагами он снова прошел через весь зал и по верхним коридорам, с досадой отдергивая занавеси спален, не заботясь о том, что нарушает уединение лежавших там пар.

Ничего. От Кастора не было и следа.

— Ищешь своего друга, этого знатного грека? — весело спросила Оппия, подкравшись к нему сзади. — Какой мужчина, какой тонкий ум! Какое мужское обаяние! Надеюсь, он будет часто сюда заходить. Уж он-то может себе это позволить, ведь он потомок Птолемеев!

Эта жердь восхищенно расхваливала на все лады хитроумного обманщика.

«Родственник Птолемеев! Почему бы сразу не царь Египта?» — мрачно подумал Аврелий.

Уж он покажет этому лживому слуге!

— Ты ведь тоже скоро вернешься, благородный Стаций? — не унималась тем временем Оппия. — Ты остался доволен? Поликсена бывает капризна, у меня было для тебя кое-что получше! Но если она тебе понравилась…

— Кстати, о Поликсене, сколько она стоит? — спросил патриций, внезапно вспомнив о блондинке.

— Смотря на сколько. На одну ночь или дольше? Может, хочешь снять ее на месяц? — церемонно спросила женщина, почуяв выгодную сделку.