— Нет, еще слишком рано. Тебе нужно набраться терпения.

— Я набрался, набрался! Мне больше ничего не остается! Как и всему моему народу. Но в один прекрасный день император устанет от своего друга Ирода Агриппы и решит выслать нас всех. Или обвинит в подстрекательстве к беспорядкам. Или обложит новыми налогами.

— Вы едины. Вы выживете.

— Кто знает? А что, если Предвечный отверг нас за наши грехи? — произнес старик вполголоса, словно говоря сам с собой. — В общине раздоры. Некоторые из нас примкнули к секте Иешуа Бен Иосифа — того, кого вы распяли и кого греки даже называют Христом, то есть Помазанником, словно он и есть наш Мессия! Последователи этого Христа отрекаются от веры отцов: многие из них даже перестали делать обрезание сыновьям! Необрезанные евреи, еврейские девушки, умирающие от абортов… все меняется. В этом новом мире мне больше нет места, да я его и не хочу!

Аврелий молча смотрел на друга.

— Я продолжу поиски, — коротко сказал он и, бросив «Vale!», вышел на многолюдную улочку, в то время как в его голове роились тысячи догадок.

Когда он уже собирался свернуть на площадь, из-за угла показалась небольшая процессия ученых мужей во главе с раввином.

Среди них важный гость, с безупречно семитскими чертами лица, манерами и речью, авторитетно рассуждал о спорном отрывке из Талмуда.

Аврелий удовлетворенно улыбнулся: Кастор определенно превзошел самого себя.

Календы сентября

— Ты послал Кастора к евреям? — изумился Сервилий. — Ты же знаешь, что иудеи с греками не ладят!

— Насколько я мог видеть, он отлично справляется.

— Он, должно быть, в ярости, — рассмеялся тот, зная крутой нрав слуги.

— Почему ты не сказал мне, что наш Аврелий пришел?

Помпония вбежала в комнату, щеголяя одной из новых моделей, над которыми портные и швеи без устали трудились всю прошлую неделю.

Все время, пока обновлялся ее гардероб, бедный муж, погребенный под лавинами тканей, мехов и париков, искал убежища в домусе Аврелия, наотрез отказываясь ступить ногой в собственный дом, захваченный этой грозной армией, вооруженной пряжками и шпильками.

Наконец, результат столь усердного труда предстал перед глазами мужчин, ошеломленных видом матроны, облаченной в бесконечные метры пурпура с золотой вышивкой.

Ее пышные формы, плод бесконечных пиров и возлияний, рвались из тесного платья, как дары земли из рога изобилия богини плодородия, и при малейшем кивке сложнейшее сооружение из локонов опасно колыхалось под тяжестью усыпанных драгоценностями заколок.

— Это прическа «а-ля Мессалина», — с гордостью объяснила Помпония. — Теперь ни одна настоящая дама не осмелится показаться на публике без такого парика. Впрочем, я лично разработала варианты, которые делают ее еще богаче. Вот эти золотые фениксы, например. Что скажете?

— Дух захватывает, Помпония, право слово! У меня нет слов! — пробормотал Аврелий, и в его словах не было ни капли лжи, по крайней мере, в буквальном смысле.

— Я знала, что человек твоего вкуса одобрит! — удовлетворенно воскликнула матрона. — Мелисса сказала, что ты спрашивал именно меня, дражайший. Чем могу быть полезна?

Супруги часто спорили за право пообщаться со светским сенатором, и Сервилию редко удавалось одержать верх над настойчивостью жены.

— Я спрашивал о тебе, подруга моя, потому что убежден: только ты можешь мне помочь, ведь, по словам твоего мужа, ты обладаешь уникальными познаниями в некоторых областях, — и Аврелий бросил на дородную патрицианку лукавый взгляд, приведший ее в восторг.

— Я только об этом и мечтаю! — тут же прочирикала она.

— Тема, возможно, несколько щекотлива.

— Щекотливые темы — мой конек! — заверила его Помпония, которой как знатоку амурных интриг не было равных во всем Риме.

— Видишь ли, мне нужно знать, что может сделать девушка, чтобы избавиться от нежелательной беременности.

— Аврелий! — возмутилась Помпония. — Уж не ты ли впутал в беду какую-нибудь девицу благородных кровей! При всех-то матронах, рабынях и вольноотпущенницах Рима…

— Нет-нет, успокойся, я тут ни при чем! — поспешил объясниться молодой сенатор и в нескольких словах рассказал ей о трагедии Дины.

— Святые боги, бедняжка! — растрогалась матрона, которая обожала любовные истории, но всегда требовала счастливого конца. — И подумать только, в наши дни…

— Да? — с интересом поторопил ее Аврелий.

— Мы уже не во времена Республики! Избежать беременности теперь довольно просто.

— Просвети меня, прошу тебя. Я никогда не занимался этим вопросом.

— Эх, вы, мужчины! Если бы мы об этом не думали, сколько лишних ртов пришлось бы кормить империи! Вон Сервилий, думаешь, он хоть раз заботился…

— Помпония, умоляю! — торопливо прервал ее муж, которому совсем не нравилось, что его втягивают в столь личные темы.

Она испепелила его взглядом.

— Все вы одинаковы! Думаете только о своем удовольствии, а нам потом расхлебывать.

И, повернувшись к Аврелию:

— Еще не хватало, чтобы за какую-то оплошность женщина расплачивалась девятью месяцами беременности! Это дела давно минувших дней. Сегодня существует бесконечное множество средств.

— Например?

— О, выбор есть! Кто-то обращается к знаменитым врачам, кто-то просит совета у знахарок, а кто-то и сам справляется, используя способы, что передаются от матери к дочери. Многое зависит от кошелька и уровня образования.

— А что, если девушка не может обратиться к врачу и у нее нет знакомых повитух?

— Рецептов множество, и у каждого народа — свой. Взгляни на моих puellae: Мелисса, она гречанка, использует пессарий, пропитанный кедровым маслом в смеси со свинцовыми белилами. Баста говорит, что в Египте всегда использовали смесь меда и соцветий акации. А малышка Джессика научилась у своей кормилицы средству на основе александрийской камеди, квасцов и садовых крокусов. Я лично…

— Погоди, что ты сказала? Твоя рабыня-еврейка тоже пользуется такими способами?

— Еще как! — подтвердила матрона. — Я знаю, их религия это запрещает, но не всегда получается следовать заповедям, особенно если живешь в Риме. Моя Джессика влюблена в нашего главного пекаря, кстати, отличного кондитера, я вот хочу дать тебе попробовать медовое печенье, которое…

— Помпония, ближе к делу! — призвал ее Сервилий, прекрасно зная, что если жена начнет рассуждать о кулинарных изысках, то быстро упустит главную тему.

— В общем, у этих двоих, он тоже израильтянин, роман, и я пообещала им свободу, если они будут и дальше усердно мне служить. Они, разумеется, хотят, чтобы их дети родились свободными, а потому не торопятся их заводить, пока не получат вольную и не смогут пожениться по своим обрядам. Я разрешаю им жить в одной спальне и…

— А если что-то пойдет не так?

— Вот будет морока: придется сразу дать им вольную, а где я найду другого такого кондитера?

— Ты исключаешь, что Джессика может прибегнуть к аборту, обратившись, скажем, к кому-то из своих?

— О, не думаю, что она найдет там помощь! Разве что пойдет к какой-нибудь римской знахарке. Но она на это точно не пойдет: ей не терпится произвести на свет целый выводок карапузов! Вы же знаете евреев: они детей хотят! — с легким изумлением произнесла Помпония.

Аврелий сделал вид, что не слышал. Единственный сын Сервилия и Помпонии погиб много лет назад в стычке с парфянами, и теперь любвеобильная матрона, в молодости не отличавшаяся материнским инстинктом, жалела, что ей некого нянчить.

Поэтому все свое внимание она обратила на обожаемых puellae, юных служанок, с которыми обращалась скорее как с дочерьми, чем как с прислугой, и неизбежно в конце концов даровала им свободу, получая взамен целую ораву маленьких Помпониев среди челяди.

Так что в ее доме был целый двор изнеженных молодых рабынь и вольноотпущенниц, чьим привилегиям могли бы позавидовать девушки из хороших семей.