— Ты думаешь, мы специально не остепеняемся? — спрашивает Форрест.

— Ну, я думал, что хотя бы ты к этому моменту будешь женат, — отвечает он, что сразу выводит Форреста из себя.

— Я был занят, — с трудом выдавливает он.

— Вот именно. А если так продолжишь, то оглянешься в сорок лет и поймёшь, что остался один и не заметил, куда делась жизнь, — парирует отец.

— Пап, откуда всё это?

Он выдыхает, снимает ковбойскую шляпу, проводит пальцами по тёмным волосам с седыми прядями — тем же, что унаследовал Форрест. У меня с Уокером волосы светлые, как у мамы. — Мать переживает за вас и всё спрашивает, передаст ли кому-нибудь когда-нибудь свой рецепт печенья, — качает головой и усмехается. — Она просто попросила меня поговорить с вами, и я решил, что это хорошая идея. Но, похоже, я не слишком хорошо справился.

— Нет, мы поняли, — отвечаю я, не глядя на братьев, чтобы проверить, согласны ли они. — Но думаю, могу говорить за всех: любовь нельзя торопить или заставить взяться из ниоткуда.

— Нет, но можно её взрастить, если наконец решишь за неё бороться. — Его взгляд пронзает меня, и я не могу отделаться от ощущения, что он говорит именно мне.

Отец направляется к дому.

— Ужин скоро будет готов. Не заставляйте мать ждать, — бросает он через плечо, пока мы с братьями стоим и перевариваем, что только что произошло.

— У кого ещё ощущение, что нам только что промыли мозги? — говорит Уокер, уперев руки в бока.

— Эм, если прямо сказать — да, — отвечает Форрест.

— Что-то тут не так, — сжимаю губы, не понимая, почему они с мамой вдруг так переживают. Хотя надеюсь, что ошибаюсь.

Форрест фыркает.

— Может быть. Но, чёрт возьми, никакое родительское давление не заставит меня остепениться.

— Да, да, знаем, Ворчун Гибсон, — Уокер дразнит его прозвищем, которое мы дали после колледжа. Конечно, мы понимали, что его угрюмость отчасти из-за травмы, отчасти — из-за разбитого сердца, но потом он просто таким и остался.

— Отвали, — разворачивается и уходит в дом.

— Спорим, если бы Шона всё ещё была рядом, он бы по-другому себя вёл, — Уокер наклоняется ко мне и шепчет, напоминая про бывшую девушку Форреста. Они оба разъехались в колледжи за тысячи миль и решили расстаться, хотя мы все знали — это не его желание.

Я пожимаю плечами.

— Может быть. А может, некоторым людям просто не предназначено быть вместе.

Уокер поднимает бровь, пока мы идём к дому.

— Это было так же двусмысленно, как прозвучало?

Я отворачиваюсь, делая вид, что снова любуюсь родительским имением. Но в голове вновь всплывает тот поцелуй с Келси и поднимает ту самую неугомонную тягу, которую всё труднее игнорировать. И вспоминается разговор с отцом — тот, что был много лет назад.

— Нет. Просто факты, — отвечаю я. Уокер явно считывает моё состояние, но я стараюсь это не показывать — как и свои чувства к Келси, которые появляются в самые неподходящие моменты.

Хотя, после слов отца, я начинаю задумываться — может, он пытался сказать, что не стоит ждать, если знаешь, чего хочешь… кого хочешь, с самого детства.

Но потом я думаю о нашей реальности — о дружбе, которая снова вспыхнула, когда я вернулся домой, о том поцелуе, о котором мы так и не заговорили, и о том, что теперь она работает у меня и моих родителей, став важной частью нашей жизни.

И я делаю то, что сделал бы любой уважающий себя, избегающий мужчина: закапываю свои чувства, делаю вид, что всё, как раньше, и игнорирую моменты, когда хочется переступить черту.

Мысль о том, что мы могли бы быть вместе, сейчас кажется нелепой — наши жизни слишком переплетены. Да и если бы судьба хотела, чтобы мы были вместе, это бы уже случилось, верно? Я даже не знаю, чувствует ли Келси ко мне хоть что-то. Хотя… я клянусь, каждый раз, когда мы прикасаемся, в меня словно бьёт ток. Не может же это быть односторонним, правда?

Но риск узнать это, может разрушить всё.

И именно это осознание подсказывает мне: игнорируй предупреждение отца, закапывай чувства и продолжай делать то, что делаешь — развивай бизнес и помогай семье сохранить их дело.

Келси

— Тебе бы лучше расслабить лицо, а то рискуешь остаться с таким навсегда, — говорит Эвелин.

Я резко поворачиваю голову и вижу, как она изучает меня с такой же сосредоточенностью, с какой я сейчас выравниваю банки варенья на столе. Мне нужно убедиться, что все этикетки смотрят в одну сторону, а вкусы выложены по рядам.

— О чём ты вообще говоришь?

— Ты выглядишь так, будто у тебя либо запор, либо ты с утра не с той ноги встала.

Я ставлю на место последние банки, откидываю волосы с лица и выпрямляюсь, чтобы спокойно взглянуть ей в глаза. — Всё нормально. Просто занята.

Она пожимает плечами и возвращается в свою палатку.

— Как скажешь.

— Ты уже всё подготовила? — Я киваю в сторону её стойки с одеждой, замечая пару вещей, которые бы с удовольствием добавила в свой гардероб, даже если мне и некуда их надевать.

Она упирается руками в бёдра: — Всегда. У меня уже всё по отработанной схеме, ты же знаешь.

Эвелин владеет модным бутиком в городе и каждую неделю ставит свою палатку рядом с палаткой нашего ранчо на фермерском рынке. Её одежда особенно привлекает молодёжь, но у неё есть вещи и для женщин всех возрастов. Разноцветные ткани и разные фактуры: платья, рубашки, даже джинсы — база любого гардероба. Мне нравится, что она не боится продавать вещи, сочетающие классику и тренды.

Мы познакомились вскоре после того, как Уайатт уехал учиться в колледж, и сразу нашли общий язык. Я никогда не была так благодарна за женскую дружбу — до неё я и не знала, как сильно этого не хватало. Когда твой лучший друг — парень, многое упускаешь: болтовню, обсуждение чувств, всё то, что он просто не поймёт. А поскольку мамы у меня не было, я потеряла ещё больше.

— Ну, можешь тогда, пожалуйста, взять последние две коробки из кузова? — Я киваю в сторону грузовика, где ещё остались мешки с приправами.

— Конечно. — Эвелин запрыгивает в кузов как раз в тот момент, когда Уайатт подходит с двумя стаканами кофе.

— Держи, Келс. — Он протягивает мне напиток, и я делаю глоток, стонущим голосом выражая восторг. Это местный кофе из Roasted, они каждую неделю приезжают сюда с кофейным грузовиком. Может, это и звучит глупо, но я всю неделю жду этот момент — когда можно насладиться их кофе на рынке.

— Спасибо. Господи, я могла бы пить это весь день. — Закрываю глаза, делаю ещё один глоток.

Когда открываю глаза, вижу, как лицо Уайатта напряглось, челюсть сжалась.

— Что?

— Ничего. — Он резко разворачивается, достаёт коробки, которые Эвелин подвинула ближе к краю кузова.

— Поможешь спуститься? — Эвелин отвлекает меня, протягивая руку.

Я подаю ей руку и помогаю спуститься, и она шепчет мне на ухо:

— Твой парень, похоже, о чём-то задумался.

— Он не мой парень, — бурчу я, бросая на неё взгляд, пока мы возвращаемся к нашей палатке.

— Но тебе бы хотелось, чтобы был, — поёт она насмешливо и возвращается к своей стойке.

Эвелин знает, что я влюблена в своего лучшего друга — потому что девушки должны делиться друг с другом всем, верно? Хотя иногда я жалею, что рассказала ей об этом. Она не единожды пыталась проговориться перед Уайаттом — и однажды даже получила от меня пару ударов по бедру.

На рынке сегодня оживлённо, жара и влажность растут с каждым часом. Но скоро осень, и станет полегче — хоть вечерами можно будет гулять.

— Скажи, что у тебя есть ежевичное варенье, — говорит знакомый голос, от которого у меня скручивает живот. Я оборачиваюсь и вижу Джанис Браун — дочь мэра и единственную бывшую Уайатта, о которой мне известно.

— И тебе доброе утро, Джанис. — Я натягиваю фальшивую улыбку. Это единственная женщина, которой я откровенно завидую. Они встречались в старших классах, и хоть я точно не знаю, думаю, она была у него первой. И с тех пор она вечно всем — особенно мне — напоминает об этом.