— Уайатт Гибсон.
— Здравствуйте, мистер Гибсон. Это шериф Вернон из шерифского управления Ньюберри-Спрингс.
Волосы на затылке встают дыбом, а плечи тут же напрягаются. — Чем могу помочь, шериф?
— Ну, я сейчас у вашей пивоварни. Сработала сигнализация. Похоже, был взлом.
Я бросаю взгляд на телефон и понимаю, что уведомление из приложения безопасности так и не пришло. Это злит меня ещё больше, и теперь к злости примешивается тревога.
Я не теряю ни секунды — хватаю ключи со стола и выбегаю за дверь.
— Кто-нибудь был внутри? Кто-нибудь пострадал?
Клянусь Богом, если с Келси что-то случилось, я себе этого не прощу. Сожаление станет моим новым постоянным спутником, если я не успею всё исправить, не успею обнять её, поцеловать… жениться на ней.
Блять. Только бы это не было правдой.
Как я мог быть таким идиотом? Как я позволил своей гордости встать между мной и тем, чтобы сделать её своей? А что, если теперь уже поздно?
Мне кажется, жить с этим сожалением будет хуже, чем если бы она действительно любила Уокера.
— Нет, похоже, внутри никого не было, но мы поймали подозреваемого, — говорит шериф. Я выдыхаю, чувствуя, как ум проясняется. — Он в наручниках, но нам нужно, чтобы вы приехали и подписали документы. И, к слову, вам придётся заменить одно окно.
Облегчение накрывает меня, пока я запрыгиваю в грузовик и выезжаю, всё ещё держа трубку у уха.
— Уже еду.
— Отлично. Увидимся через несколько минут.
Звонок заканчивается, я швыряю телефон на сиденье и с силой хлопаю ладонями по рулю.
— Чёрт! — кричу, нажимая на газ.
И когда впереди появляется пивоварня, а красно-синие огни патрульной машины мерцают в темноте, мне приходит осознание: последствия взлома ничтожны по сравнению с тем, что могло бы случиться.
И вот тогда меня накрывает.
Жизнь слишком чертовски коротка, чтобы злиться. Ничто не гарантировано. Всё может измениться в одно мгновение. Каждый ключевой момент на нашем пути может внезапно соскользнуть в неизвестность — одна потеря, одно разбитое сердце, один урок.
И я только что получил свой.
Надеюсь, ещё не слишком поздно всё исправить.
Разобравшись с бумагами и оценив ущерб, я заколачиваю окно досками — больше до рассвета ничего не сделать. Да и сейчас у меня есть куда более важное дело.
Я должен увидеть женщину.
Должен просить прощения, даже если ради одного — убедиться, что она всё ещё здесь. Что я всё ещё могу коснуться её, услышать её голос и увидеть тот блеск в её голубых глазах, который ярче любого безоблачного техасского неба.
Когда я подъезжаю к дому Келси спустя двадцать минут, её грузовика нет. Я хватаю телефон, сердце колотится в груди, но она не берёт трубку. Сразу включается голосовая почта. Я звоню снова. И снова. Надеясь, что она ответит, даже если я веду себя как назойливый придурок. Но каждый раз — гудок, и голосовое.
Чёрт. Почему она не отвечает?
Наверное, потому что в последний раз ты был с ней полным козлом, Уайатт.
Но всё же… если она не спит, она бы ответила. Даже само время суток дало бы ей понять, что это срочно. Хотя раньше мы могли болтать по телефону после смены до глубокой ночи.
Но сейчас — не тот случай. И если она не спит в своей постели, то тогда вопрос — где она?
Моё сердце начинает биться быстрее, когда я выхожу из грузовика и направляюсь к крыльцу, пытаясь заглянуть внутрь через занавески. В доме — кромешная тьма.
К счастью, всего через несколько секунд фары автомобиля освещают крыльцо позади меня. Я оборачиваюсь и вижу, как Келси подъезжает к дому.
Чувствуя, будто я пробежал марафон этим вечером, я стою, пока она глушит двигатель, выходит из кабины и медленно идёт ко мне. Её нерешительность говорит сама за себя: если у меня есть хоть один шанс спасти нашу дружбу — и возможно, наше будущее, — он прямо сейчас.
Так что я перестаю думать.
И, наконец, просто действую.
Глава одинадцатая
Келси
— Уайатт? — Я спрыгиваю с грузовика, захлопывая дверь, и гравий хрустит под каждым моим шагом. — Что ты здесь делаешь? — Он всё ещё в поло с логотипом пивоварни Gibson, тёмных джинсах и коричневых ботинках, но в его лице столько тревоги, что я не могу отвести взгляд.
— Келси, — выдыхает он, потом срывается с места, сбегает по ступенькам, пересекает гравийную дорожку и внезапно прижимает губы к моим — так стремительно, что мне требуется момент, чтобы осознать, что происходит.
Уайатт целует меня, и, боже , его губы такие же мягкие, а может, даже мягче, чем я их запомнила. Его руки обрамляют моё лицо, словно я — сокровище, солнце и луна, звёзды — всё, что держит его мир в равновесии.
Я хватаюсь за его рубашку, притягивая нас друг к другу, его губы скользят по моим, язык находит мой, словно мы оба ищем ответы в глубине этого поцелуя. Мы стонем, сближаясь ещё больше, задыхаясь, теряя контроль, растворяясь в моменте, к которому, кажется, шли всю жизнь.
Каждая клеточка моего тела дрожит от его прикосновений. Это поцелуй, после которого жизнь уже не будет прежней, — останавливающий галактики, переворачивающий всё внутри. Поцелуй, полный отчаяния и нерастраченных чувств, наконец вырвавшихся наружу.
Это тот самый поцелуй, которого я ждала вечно.
Уайатт отступает, ведя нас обратно к моему грузовику, и я ощущаю, как спина ударяется о передний бампер, но его объятия ни на миг не слабеют. И мои — тоже, пока я не обвиваю его шею руками, вцепившись так, будто от этого зависит моя жизнь, будто я боюсь, что всё это — сон.
Но это не сон. И как бы мне ни хотелось понять, почему, я не собираюсь останавливаться, чтобы выяснить.
Мы настолько поглощены друг другом, что весь мир исчезает — ложь, что привела нас сюда, слова, которые невозможно забрать обратно, истина, что несмотря ни на что, мы не можем бороться с тем, что чувствуем.
Постепенно его объятия становятся мягче, переходя от страстных и жадных к нежным и бережным. И тогда наши губы разъединяются. Мы открываем глаза.
И я вижу в его взгляде всё то, что чувствую в своём сердце.
— Уайатт...
Он прижимает лоб к моему. — Господи, Келси.
— Что происходит?
— Подожди минутку, — выдыхает он, и мы остаёмся в молчании, пока моё сердце бешено колотится в ожидании его слов. Наконец он говорит: — Я так чертовски рад, что ты в порядке.
— Почему... почему я могла быть не в порядке?
— Почему ты не отвечала на звонки? Я звонил тебе раз сто.
Как по сигналу, в кармане начинает вибрировать телефон. Я достаю его и вижу двадцать пропущенных вызовов от него.
— Я была вне зоны. Остановилась по пути, чтобы сделать пару снимков, привести мысли в порядок.
— Чёрт... Я подумал, что с тобой что-то случилось, что ты...
— Что? Почему?
— В пивоварне был взлом, — говорит он, убирая лоб от моего и глядя прямо в глаза. Его шоколадные глаза прожигают меня насквозь. — Я сразу подумал о тебе.
Я вздыхаю и закрываю рот рукой, отступая немного назад. — Когда?
— Наверное, сразу после того, как ты ушла.
— Боже мой...
— Когда мне позвонили, я мог думать только о том, что ты могла быть там. Что кто-то мог испугать тебя... причинить тебе боль... Чёрт. — Он закрывает глаза, пытаясь собраться. — Его поймали, но я сходил с ума, особенно когда ты не отвечала.
— Поэтому ты приехал сюда?
Он кивает. — Надеялся, что ты дома. Но тебя не было. А телефон молчал, и я начал думать о самом худшем...
— Я... мне жаль.
— Нет, это мне жаль . Жаль за многое, но больше всего — за… — Он закрывает глаза, крепко сжимая их, а затем снова открывает и смотрит мне прямо в глаза с такой интенсивностью, что у меня перехватывает дыхание. — Прости за то, что оттолкнул тебя. За то, что накричал. За то, что сомневался в том, что мы чувствуем друг к другу… в том, что мы оба были слишком чертовски упрямыми, чтобы наконец это признать.