– Да, но я не помню… чтобы я соглашалась выйти за вас после моего… последнего отказа.

– Не шутите так, – отстранившись, со всей серьезностью сказал Торн. – Я думал, что навеки вас потерял. Сжальтесь надо мной. Я не переживу такой потери, любовь моя.

– Вы… меня любите? – заикаясь, спросила Оливия.

– Вы даже не представляете, как сильно, – сказал Торн, торопливо расстегивая брюки. – Дальнейшие объяснения требуются? – спросил Торн, когда Оливия завороженно уставилась на его весьма возбужденную плоть.

– Определенно, – сказала она. – Но теоретическим объяснениям я бы предпочла практический опыт. Если, конечно, эти опыты не приводят к самовозгоранию.

– Смею заверить, что эти опыты непременно приведут к самовозгоранию. Но иной природы.

– Я люблю вас, – жарко дыша, пробормотала Оливия, когда до самовозгорания оставалось совсем чуть-чуть. – Я люблю вас даже больше, чем химию.

– А я люблю вас даже больше, чем театр, – вторил ей Торн. – Моя. Моя навсегда. Моя любовь.

Нескоро они пришли в себя. Им было тепло и хорошо.

– Насколько я понимаю, ваших родителей дома нет? – вдруг спросил Торн, вернув Оливию к действительности.

– Ой! Мама в любую минуту может вернуться. Дворецкий расскажет ей о вашем визите, и она отправится на поиски.

Соскользнув со своего жениха, Оливия стала приводить себя в порядок.

– Что она может нам сделать? – едва сдерживая смех, спросил Торн. – Заставить нас пожениться?

Оливия схватила со скамейки рукопись пьесы.

– Что, если она потребует немедленно ехать в Лондон и венчаться прямо сейчас?

– Я не против. Это значит, что мы сможем провести ночь в главной спальне Роузторна!

Оливия на мгновение задумалась, оценила перспективы и улыбнулась. Но потом ей представилась иная картина – как отец гонится за Торном с ружьем наперевес.

– Быстро поднимайтесь! И застегните, наконец, брюки!

Торн со смехом подчинился и, ласково обняв ее, сказал:

– Я сообщил дворецкому, что я ваш жених, и заплатил ему за то, чтобы он нас предупредил, если кто-то из ваших родителей вернется.

– Не слишком ли самонадеянно с вашей стороны? – пряча улыбку, спросила Оливия.

– Я был готов сделать все, чтобы вас вернуть.

– И вы готовы позволить мне продолжить заниматься химией?

– Да будет так.

– Даже если в результате я не всегда смогу быть к вашим услугам?

– Даже если в результате я должен буду прислуживать вам.

– Не валяйте дурака. Для этого у вас есть слуги.

– Слуги слугами, но кое-что я предпочитаю делать сам, – с озорным блеском в глазах сказал Торн. – А если серьезно, – продолжил он, – я буду настаивать на том, чтобы вы не проводили опасные эксперименты во время беременности.

– Договорились, – с улыбкой ответила она. – Видите, как легко мы договариваемся?

– И, чтобы поддерживать в вас благодушие, мне лишь надо почаще объяснять вам кое-что на практике, верно?

Оливия засмеялась в ответ.

– О да. Когда речь заходит о такого рода опытах, я готова учиться и учиться.

– Договорились. Впредь я буду стараться как можно больше сил посвящать вашему образованию.

Торн поцеловал ее, и Оливия подумала, что у жены герцога-драматурга определенно есть целый ряд преимуществ перед женой просто герцога.

Торну пришлось приложить немало усилий, чтобы собрать в одном месте всех своих ближайших родственников. Теперь оставалось только принять приличествующий теме собрания серьезный вид, что было непросто, когда на душе радостно и легко, а рот сам растягивается в простодушной улыбке.

Вчера, наконец, состоялось их с Оливией венчание, и ждать его пришлось не несколько дней, как он того хотел, а три недели.

Торн смотрел на Оливию, которая вся словно светилась радостью, и поневоле вспоминал их вчерашнюю бурную ночь. И еще он вспоминал, как, проснувшись, увидел рядом ее, свою жену, и подумал, что жизнь удалась.

– Зачем ты нас собрал, Торн? – спросил Шеридан.

– Повод не самый радостный. Смерти, одна за другой, мужей нашей матери.

– Я знала, что вы готовите что-то в этом роде! – воскликнула Лидия. Все повернули к ней головы. – Вы что-то слышали о материнском чутье? – несколько запальчиво спросила она.

Ответом ей было молчание. Тогда она спросила уже иным тоном:

– Что тут происходит? Кто-то может мне объяснить внятно?

– Ты будешь говорить, Грей? Или оставляешь это мне? – обратился к старшему брату Торн.

– Ты хозяин дома, тебе и речь держать, – сказал Грей. – К тому же всю правду знаете только вы с Вулфом.

– Ладно, – согласился Торн и обратился к матери: – Ты, наверное, помнишь, что в прошлом году мы пришли к выводу, что Морис и его предшественник были убиты. Оба. И этот факт привел нас к мысли, что и отец Грея, и наш с Гвин отец тоже, возможно, были убиты.

– Но это абсурд, – покачав головой, сказала Лидия. – Твой отец погиб в аварии!

– Да, это так. Но теперь мы знаем, что авария не была случайной. Крепление сиденья кучера было намеренно ослаблено и отлетело на ходу, вспугнув лошадей. Поэтому смерть отца – это уже убийство, а не несчастный случай. И в этом году, если бы не своевременное вмешательство Вулфа, то и ты, и Гвин, и Вулф, и я – все мы могли бы погибнуть в результате тех же действий злоумышленника.

– Я не понимаю… – начала было мать.

– Мы не хотели беспокоить тебя понапрасну, мама, – сказала, погладив ее по руке, Гвин. – Мы должны были точно узнать, что происходит.

– И потому решили начать с расследования причин смерти моего отца, – сказал Грей. – Мы подозревали, что он, возможно, умер не от малярии, почему я и попросил жену Торна исследовать его останки. За этим она и ездила в Каримонт со мной и Беатрис. И Торн с нами.

– И все это время вы меня обманывали? Вам должно быть стыдно! – воскликнула Лидия.

– Мы не хотели вас тревожить, – заверила ее Беатрис.

Лидия пренебрежительно хмыкнула.

– Как бы там ни было, мама, – улыбнувшись Оливии, продолжил Торн, – моя жена обнаружила в останках мышьяк. Но перед этим некто попытался положить конец ее опытам и разрушил лабораторию. Она могла погибнуть, но, по счастью, ее в лаборатории не было, когда произошел взрыв. Злоумышленник скрылся, но Джошуа его выследил и арестовал. Однако взорвавший лабораторию преступник погиб в тюрьме раньше, чем удалось выяснить, кто его нанял.

– И как он погиб? – спросил Шеридан.

– Он был отравлен мышьяком. Но как мышьяк попал в его еду, нам неизвестно.

– Мог ли тот, кто его отравил, убить также дядю Арми и моего отца? – спросил Шеридан.

– На этом этапе ничего исключать нельзя, – сказал Торн. – За исключением того, что Элиас – так звали юнца, который взорвал лабораторию, – не мог совершить предыдущие два убийства в силу своего возраста – в те времена его еще на свете не было. При этом список подозреваемых у нас имеется.

– Целый список? – воскликнула Лидия. – Боже правый! Кто же этот злодей?

– Мы его ищем, мама, – сказал Грей.

Торн выложил на стол два листа пожелтевшей бумаги.

– Как мы все знаем, у мамы есть склонность хранить все свое прошлое в коробках на чердаке.

Присутствующие встретили его слова дружным смехом.

– Так что, – продолжил Торн, – у нас имеется два списка: тех, кто присутствовал на крестинах Грея, и тех, кто был в доме, когда погиб наш с Гвин отец. Все совпавшие имена – женские. Если наши с Греем предположения верны и наши отцы были действительно убиты, убийца – кто-то из них.

– Не может этого быть! – воскликнула Лидия. – Среди приглашенных не было наших врагов, одни друзья! Зачем друзьям семьи убивать ваших отцов?

– Не знаю, мама, – сказал, откинувшись на спинку кресла, Шеридан. – Но ты сама слышала заключение о причине смерти моего отца и дяди Арми. Итого: убиты были три твоих мужа и брат одного из них. Думаешь, это простое совпадение?

– Тогда в списке подозреваемых должна быть и я! – патетически воскликнула Лидия.