Грей выразительно приподнял бровь.

– Я говорю не о своей жене, и ты это знаешь.

Торн поставил бокал с бренди на стол и, окинув Грея тяжелым взглядом, сказал:

– Я бы предпочел не говорить о мисс Норли. Ни к чему хорошему этот разговор не приведет.

– По правде говоря, я склонен согласиться с тобой насчет мисс Норли, – как ни в чем не бывало продолжил Грей, подлив Торну бренди. – Лакей, которого я отправил за вами, заметил разбитое стекло на полу, и в воздухе пахло гарью. И при этом она еще не приступала к своим тестам.

Будь неладен этот болтливый слуга!

– Это произошло… э… не по ее вине. Помогая ей расставлять содержимое коробок, я случайно сбил склянку с веществом под названием белый фосфор. Оказывается, оно самовозгорается на воздухе.

– Тогда ей не следовало ставить эту склянку туда, где она могла разбиться, – пристально глядя на Торна, сказал Грей.

– Я же сказал, она тут ни при чем, – ответил Торн, сделав большой глоток бренди. – Я решил освободить место на столе и сдвинул все эти склянки к краю, и банка с фосфором упала на пол.

– И зачем это тебе понадобилось расчищать место на столе? Не для мисс Норли собственной персоной? – спросил Грей и, встретив взгляд брата, рассмеялся от души. – Я так и знал! Она тебе нравится.

– Очень смешно! Ты прямо как Панч и Джуди в одном лице!

– Не забудь, я уже был на твоем месте и знаю, как легко увлечься женщиной. – Грей сбросил с себя маску хмельного шутника и совершенно трезвым голосом сказал: – Должен напомнить тебе, что морочить голову мисс Норли мы тебе не дадим. Здесь нет ее мачехи, но мы с Беатрис в ответе за ее благополучие и репутацию.

– Поверь мне, – сказал Торн, – она способна сама о себе позаботиться.

– Я не сомневаюсь в том, что она прекрасно ориентируется в своей лаборатории и в химии тоже, но в поредевшем сообществе хищников вроде тебя уцелеть непросто. Я знаю, что ты нравишься женщинам и умеешь добиваться их благосклонности.

– Господи, сколько можно придумывать обо мне всякие небылицы! И можешь поверить, к Оливии я не нашел подход. Может, ты забыл, но она отвергла мое предложение руки и сердца.

– Так, значит, теперь она для тебя Оливия? – отметил Грей.

Торн мрачно смотрел на брата.

– Хочешь верь, хочешь не верь, но то, что я сказал тебе год назад, до сих пор в силе. Я никогда не стану порочить репутацию женщины. Много лет назад именно ты предупредил меня о мамашах, готовых на все, чтобы сбыть своих дочерей с рук, и о дочках, готовых плести какие угодно интриги, лишь бы поскорей выскочить замуж. И я принял твои слова как руководство к действию и стараюсь не попадать в компрометирующие ситуации.

– Понимаю. И происшествие в лаборатории – прекрасное подтверждение сделанной тобой декларации.

– Черт тебя дери, Грей, я не хочу обсуждать мисс Норли, я уже говорил! – Торн поставил недопитый бокал на стол и встал. – Я устал. Пойду спать пораньше.

– Трус, – со смехом сказал Грей.

– Болван.

– Грубиян и невежа, – прищурившись, парировал Грей.

– Придурок чертов!

– Ну что же, раз ты не готов общаться, как подобает джентльмену, лучшее, что я могу тебе сказать, это «спокойной ночи», – насмешливо протянул Грей.

– Ну, раз самое большее, на что ты способен, это пожелать мне спокойной ночи, пусть так и будет, – сказал Торн и направился к выходу. У двери он остановился, обернулся к брату и сказал: – Кстати, я пойду с тобой на эксгумацию. Хочу посмотреть, что собой представляет эта процедура, на случай если мне придется проводить ее с телом моего отца. Хотя в его случае она едва ли мне поможет.

– Кто знает. Я не против, чтобы ты пошел, но я встречаюсь с коронером в десять, так что не прости, лежебока.

– Не просплю, шалопай, – сказал Торн, и он действительно собирался встать с петухами, хотя бы лишь для того, чтобы встретиться с Оливией за завтраком.

Но на следующее утро, когда Торн спустился в комнату для завтрака намного раньше своего привычного времени, оказалось, что Оливия уже ушла в лабораторию. Дьявол ее забери! Неужели он просит слишком много, желая провести с ней лишь несколько минут?

Очевидно – да, ведь она не только позавтракала раньше всех в одиночестве, но попросила и ужин вечером принести ей в лабораторию. Лакей передал Грею и Беатрис ее извинения и заверения в том, что вечером за ужином не сможет составить им компанию, потому что будет очень занята.

Торн и так считал, что из-за предстоящей эксгумации у него все равно не было бы на нее времени сегодня. Однако накануне он полночи обдумывал все ею сказанное вчера и тогда, девять лет назад, и решил, что все-таки поторопился с выводами и пришло время откровенно поговорить о том, чем шантажировала его ее мачеха. Но как найти возможность для разговора, если она его избегает?

Что же касается эксгумации, то процедура оказалась более интересной, чем он ожидал. Тело отца Грея на удивление хорошо сохранилось, отчасти из-за правильно проведенного бальзамирования, отчасти из-за особых свойств известняка, из которого был сделан склеп. Если верить объяснениям коронера.

Конечно, извлечение мертвеца из могилы – занятие не слишком приятное, но отщипывать куски от покойника не пришлось – нужные органы оказались помещены в заполненные специальным составом свинцовые контейнеры. По настоянию коронера, отделенные от органов части поместили в такие же свинцовые контейнеры, а то, что осталось, убрали на место – в контейнеры, из которых их взяли. Коронер также взял у покойника образцы волос, кожи и ногтей – все, как просила Оливия.

Грей настоял на том, чтобы половину свинцовых контейнеров с органами перенесли в ледник при усадебной кухне, чтобы они хранились там до суда, а вторую половину принесли в лабораторию. Эту почетную миссию Грей поручил Торну.

– Я бы приказал это сделать лакею, – пояснил Грей, – но если с ними что-то случится по дороге, я себе этого не прощу.

Если Торн надеялся, что его жутковатая ноша обеспечит ему доступ к телу Оливии, он жестоко ошибся. Оливия приняла контейнеры и захлопнула дверь перед самым носом Торна, оставшись глухой к его громким протестам.

Присматривать за ее работой у Торна не получалось. Совсем не получалось. И, по правде говоря, он больше не видел в этом необходимости. Пришлось признать правоту Грея. Оливия знала свою работу, как со всей очевидностью показал вчерашний день.

Но поговорить с ней он все равно должен, потому что как только она докажет, что отец Грея умер от отравления мышьяком, дел у нее в поместье не останется. Беатрис в компаньонке не нуждалась, а Оливия вести светскую жизнь не имела желания, и потому единственный человек, кому Оливии придется объяснять свое раннее возвращение, – это леди Норли. Можно не сомневаться в том, что она придумает что-нибудь правдоподобное.

Но как только она уедет отсюда, снова станет недосягаема для Торна. И это его беспокоило. Им оставалось еще многое прояснить. Он заслужил того, чтобы получить ясные ответы на свои вопросы, разве нет?

К счастью, старую сыроварню было видно из окна гостиной второго этажа. После ужина Торн поднялся наверх, устроился на подоконнике гостиной с бокалом бренди в одной руке и газетой в другой и стал ждать. Окна сыроварни светились желтым, а Торн точно знал, что Оливия не покинет лабораторию, не загасив все свечи.

Как он и предполагал, около десяти вечера свет постепенно начал тухнуть. Оливия гасила свечи. Спустя непродолжительное время и она сама появилась на тропинке.

Слава богу!

Глотнув бренди, Торн пошел ей навстречу.

Оливия вручила сонному лакею плащ. Прижимая к груди стопку тетрадей, которые собиралась просмотреть перед сном, она начала подниматься по лестнице. Пока все шло хорошо, но самый ответственный этап будет завтра. Оливия все подготовила для эксперимента и едва не поддалась искушению приступить к следующей стадии немедленно, но побоялась, что усталость сыграет с ней злую шутку. Надо набраться сил, а для этого необходимо выспаться. Но как уснуть в таком волнении?