– Так вы думали, что я, – Оливия задыхалась, – что я все спланировала? Придумала, как заставить вас на мне жениться?

– Тогда я так и подумал. Вы же привели меня в библиотеку, где мы остались наедине. И это вы велели мне снять фрак и жилет.

Оливию охватила внезапная ярость.

– Это вы меня поцеловали!

– Верно, и поэтому в том числе я пересмотрел свои предположения.

Оливия вскочила с дивана.

– Если бы вы соблаговолили задержаться, я бы объяснила вам, что быть застигнутой в вашей компании никогда не входило в мои намерения!

– Тогда я бы, скорее всего, все равно вам не поверил.

– Но мой отказ выйти за вас на следующий день уж точно должен был убедить вас в том, что в моих мыслях не было вас обманывать!

– Ваш отказ убедил меня в том, что вы передумали после поцелуя. Может, я был слишком навязчив, а может…

– К вашим поцелуям у меня претензий не было, – процедила Оливия, – чего не скажешь о вашем предложении.

– Правильно. – Он внимательно посмотрел на ее лицо. – Потому что я не пытался притворяться, что делаю его по своему желанию. Вы мне это уже говорили на днях.

– Так и есть. Видели бы вы себя со стороны! Сразу было понятно, что вам меньше всего хочется находиться в доме моего отца, а просить моей руки – тем более. Я до сих пор не могу понять, зачем вы вообще тогда к нам пришли. – Оливия смотрела ему прямо в глаза, и взгляд ее был тяжел. – Вы – герцог. Вы с легкостью выпутались бы из такого рода затруднения, и никто бы вам слова не посмел сказать.

– Позвольте вам напомнить, что если бы я воспользовался своим положением, то на вашей репутации можно было бы поставить крест. А после того, как я сделал вам предложение, а вы мне отказали, худшее, в чем вас можно было бы упрекнуть, так это во вздорном характере или излишней разборчивости. А после того как ваша мачеха потрудилась над моей репутацией, вы даже прибавили себе очки: девица самых честных правил не может снизойти до безответственного шалопая, даже если он герцог.

– Моя мачеха лишь повторяла то, что говорили все прочие, – отразила атаку Оливия.

– Вообще-то нет. До встречи с вами и вашей мачехой обо мне нечего было сказать, кроме того, что в своих привычках я скорее немец, чем англичанин. Но миссис Норли сообразила, как оградить вас от упреков в том, что вы отказали вполне достойному джентльмену, к тому же пэру королевства, рангом чуть ниже самого короля. И тогда я, – тон его изменился, пропитался горьким сарказмом, – превратился в распутника и развратника, а вы сделались почти святой. Блестящий ход с ее стороны. – Торн глотнул бренди. – И, надо сказать, от ее стараний и я кое-что приобрел, поскольку общество любит «плохих парней». Если бы не они, о ком бы тогда сплетничали все вокруг? Как бы там ни было, миссис Норли было важно, чтобы сплетники не трепали ваше имя, и ей все отлично удалось.

Оливия выглядела ошеломленной.

– Погодите, – тряхнув головой, сказала она. – Я читала о ваших похождениях с певичками, веселыми вдовами и прочими дамами полусвета. Да вы сами недавно сказали, что имели любовницу. И вы лично предлагали мне заняться тем, чем незамужние женщины заниматься не должны, и не питать иллюзий насчет серьезности ваших намерений. Так что не надо говорить, что своей репутацией вы обязаны исключительно козням моей мачехи.

– Я этого и не говорил. Но, когда она придумала для меня роль, мне, чтобы выжить и не стать посмешищем, не осталось ничего, кроме как соответствовать своему образу. И тем самым выйти за пределы написанного для меня сценария, внеся в него кое-какие пикантные поправки. Хотя, – каким-то бесцветным голосом добавил он, – я бы предпочел остаться собой.

Как странно все это звучало в его словах. Впрочем, он ведь любил театр, и она тоже. И она с легкостью могла представить, как нелегко ему, бедняге, пришлось.

«Я еще вздумала его жалеть!» – возмущенно заговорил в ней голос разума. Может, он вправду думает, что репутация распутника ему мешает жить, но вести такую жизнь ему очень даже нравится. Чтобы столкнуть его на кривую дорожку, маман не пришлось прилагать особых усилий.

– Я не знала, что сплетни маман оказали на вас такое влияние. Я со своей стороны ничего, кроме возмущения моим отказом со стороны леди Норли и вашей уязвленной гордости, не замечала. Кстати, по поводу вашей уязвленной гордости. Я и тогда не понимала, что вас так задело в моем отказе, и сейчас не понимаю. Я всего лишь сделала то, чего хотели мы оба.

– Я не хотел получать отказ. Я не хотел, чтобы меня силком тащили к алтарю. Я хотел, чтобы мы с вашей мачехой спокойно и мирно уладили дело, чтобы ничья репутация не пострадала. К несчастью, наши позиции не совпали. И она заставила меня сделать вам предложение.

– Но как? Вы так мне и не рассказали.

– Вы действительно не знали, что ваша мачеха меня шантажировала, грозя предать огласке тайну, касающуюся моей семьи? – прищурившись, спросил Торн.

Шантаж?! По спине Оливии пробежал холодок.

– Конечно, не знала. Как я могла о таком даже подумать? К тому же что моя мачеха могла знать о вас такого, что необходимо скрывать?

– Не обо мне. О моей матери.

Оливия чувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

– О вашей матери? – слабым голосом переспросила она. – О той милой леди, с которой я познакомилась на балу у вашей сестры?

– Да. Та милая леди дебютировала в свете в том же году, что и ваша мачеха, если вы помните. И по словам вашей «маман», они тогда были близкими подругами. Поэтому она и знала, чем меня шантажировать.

Ноги отказались ее держать, и Оливия опустилась на диван.

– Я была уверена, что что-то очень нечисто с вашим предложением. Я слышала, как вы перед уходом упомянули о сделке, но…

– Так вы подслушивали под дверью, да?

– Я не нарочно. Мне просто надо было сесть, а стул стоял у двери. – Оливия расправила плечи. – Мне тоже пришлось нелегко тогда, и, чтобы не упасть на пол, я села на ближайший стул.

– Прямо как сейчас, – смягчившись, тихо сказал он и, присев рядом, протянул свой бокал: – Вот, глотните еще.

– Нет, – решительно сказала Оливия и отвела его руку. – Расскажите мне про шантаж.

– Ну, если вы не хотите, – сказал Торн и сам сделал очередной глоток. Глаза его в неровном свете свечей казались темными. – Если я вам расскажу, вы должны поклясться никому об этом не говорить. Я даже брату с сестрой ничего не рассказывал. Мать ужасно расстроится, если до нее дойдут слухи, а я этого не хочу.

– И я тоже, – сказала она и, сама того не заметив, накрыла его руку ладонью. – Поверьте мне.

– Я вам верю, – сказал он и, когда Оливия попыталась убрать руку, схватил ее. – Может, вы об этом не знаете, но мой отец погиб в аварии по дороге в Лондон из нашего фамильного поместья Роузторн. Вот и все, что было нам известно об обстоятельствах его смерти до того момента, как ваша мачеха сообщила, что знает: мой отец ехал в Лондон к любовнице. Она не сказала, откуда ей это известно, но пригрозила, что расскажет об этом всем, если я не сделаю вам предложение.

– Нет… Не может быть… Вы, верно, неправильно ее поняли… Маман не могла…

– Спросите ее сами.

– Я спрашивала! Я спросила, что вы имели в виду, когда говорили, что она вам угрожала. И она сказала, что угрожала разрушить вашу репутацию в обществе, – поникшим голосом сказала Оливия и, подняв на него глаза, добавила: – Хотя я и не могла взять в толк…

– Как ей это удастся, когда я – герцог и мой единоутробный брат тоже герцог, – закончил за нее Торн. – Ей бы это никак не удалось. Но если бы она стала распускать слухи о моем покойном отце и его семейной жизни, это сильно задело бы мать и не только ее. Мой отчим был послом, и его репутация всегда была безукоризненной. Он имел привычку поучать меня, как должен вести себя герцог. А Гвин… – Торн сильно сжал кисть Оливии, так что ей даже стало больно. – Мать всегда нам внушала, что наш отец – любовь всей ее жизни. Гвин в это верила. Я в это верил. И потому, если у отца действительно была содержанка, то весь их счастливый брак – обман. Я не мог позволить вашей мачехе исполнить угрозу. Не мог – из-за Гвин.