Ну конечно, она выбрала самый дальний стол. Просто чтобы его погонять. Физической нагрузки Торну с лихвой бы хватило на два посещения известного лондонского боксерского клуба для джентльменов. Оливия вот уже час распределяла оборудование по столам, словно ей было не все равно, в каком порядке и на каком столе будут стоять ее змеевики, микроскопы и еще одному богу известно что. Из-за этого Торну несколько раз пришлось переносить ящики с места на место.

Торн достал носовой платок и вытер пот со лба. Он уже давно снял шляпу, а она – свой чепец. Он старался не замечать, как привлекательно она выглядит без чепца, и не думать о том, как красиво смотрелась бы убранная в узел копна волнистых белокурых волос, если из этого узла вытащить все шпильки.

Торн огляделся и обнаружил, что все ящики разобраны.

– Это был последний, – сказал он. «Слава богу!» – А теперь что?

– А теперь, – сказала Оливия, заправив за ухо выбившийся из узла светлый локон, – наступает самый приятный этап. Распаковка.

– И это вы называете самым приятным этапом?

– Для меня – да. Содержимое ящиков по большей части останется на тех же местах, но кое-что все равно придется подвинуть.

– Полагаю, что двигать все необходимое придется мне.

– Я вполне в состоянии перенести колбу на другой стол или поставить на полку. Но есть кое-что тяжелее колбы – и это уже ваша работа. Но мы можем сделать перерыв на еще одну чашку чая, если вам нужен отдых.

Эта лиса знает, как задеть мужское самолюбие.

– Лично мне отдых не требуется. Кроме того, чай уже давно остыл, и мы съели все лимонные печенья.

Оливия в недоумении оглянулась на оставленный лакеем на маленьком столике поднос с угощениями.

– Да, действительно, – сказала она и улыбнулась растерянно. – Когда я чем-то увлечена, я часто не замечаю, как летит время.

– Я заметил. – Торн вытащил из кармана часы. – Грей и Беатрис обычно рано ложатся и, соответственно, ужинают тоже рано. Но сегодня – особый случай, и до ужина у нас еще осталось немного времени.

В течение следующего часа он был занят распаковкой ящиков, а Оливия, достав и придирчиво осмотрев каждый из предметов, решала, на какое место его отнести. Торн не переставал удивляться тому, какой она выглядит счастливой, перемещаясь от стола к полке и обратно и собирая оборудование, доставленное в разобранном виде.

На склянках красовались ярлыки с названиями, которые Торн в жизни не слышал: «Царская водка», «Калийная селитра», «Соляная кислота», «Зеленый купорос», «Поташ», «Капли Хофмана» и прочее и прочее.

– А где же глаз тритона? – решил поддеть ее Торн.

– Прямо перед вами, – сказала она, указав на склянку.

– На этикетке указано «горчичное семя», – возразил он.

– Я знаю. Горчичное семя мне не понадобится. Не знаю, как оно здесь оказалось. Я его не заказывала.

Торн смотрел на нее в недоумении.

– А вот почему тогда, девять лет назад, вы пошутили насчет «глаза тритона». Вы действительно думали, что речь идет о глазах ящериц. Должна вас разочаровать. Глазами тритона называют горчичное семя.

– Вы шутите.

– Нисколько.

– Вы хотите сказать, что ведьмы в «Макбете» бросали в котел горчичное семя? А как же насчет других ингредиентов? Как насчет лягушачьей лапки, шерсти летучей мыши и собачьего языка?

– Лягушачья лапка – обычный лютик, шерсть летучей мыши – остролист.

– Но собачий язык уж точно собачий язык?

Оливия рассмеялась.

– Собачий язык – окопник или живокост. Все ингредиенты ведьминого зелья можно без труда найти в любом аптекарском огороде.

– Какое горькое разочарование!

– Почему?

Он не ожидал этого вопроса.

– Они же ведьмы. Ведьмы должны быть отталкивающими и злобными. И их следует бояться.

– Я думаю, что их лукавое коварство заключается в том, что они, зная, что их предсказания будут использованы во зло, все же их делали. Сколько народу Макбет убил, чтобы расчистить себе путь к славе, искушенный ведьмиными предсказаниями? А что касается самого ведьминого зелья, то Шекспир действительно подобрал для него растения, названия которых у непосвященного вызывают ужас и омерзение.

– Лютики и вправду похожи на лягушачьи лапки, если присмотреться, – продолжила Оливия, – а живокост – на собачий язык. Но бывает и наоборот – название самое невинное, а свойства жуткие. Взять, к примеру, вон тот флакон. Если я скажу, что там нитрат калия, ничего опасного вы в этом не услышите. Но если я назову этот порошок селитрой – каковым он и является, – вы, возможно, припомните, для чего его используют.

– Вы под корень подкосили мою любовь к «Макбету», – сердито сказал Торн. – Роль ведьм вполне мог бы играть выписанный из Франции повар, специалист по салатам.

– Честно говоря, «Макбет» мне никогда не нравился. Слишком много смертей. Я предпочитаю комедии.

– Да, вы говорили. – Торну нравились женщины с чувством юмора. А в Оливии его очень привлекало то, что она оценила его пьесы. Но как сочеталась в ней любовь к химии с любовью к его пьескам – это было выше его понимания. – Почему вы выбрали химию? – спросил он.

– Что? – рассеянно переспросила Оливия.

– Вы могли бы стать натуралистом или астрономом. Насколько мне известно, среди людей, обнаруживших кометы и всякие прочие небесные тела, есть и женщины. С химией все обстоит сложнее. Так почему вы выбрали именно ее?

– Во-первых, я росла, наблюдая за работой своего дяди. Я видела, как таинственным образом одно вещество превращается в другое, и все это было похоже на волшебство, на мистику, хотя на самом деле в основе всех превращений лежит точная наука. Я была очевидицей того, как мой дядя выделил неизвестный до этого элемент – хлор. А во-вторых, мне нравится та цель, которую ставит перед собой химия, – узнать о строении мира. Химия позволяет «играть» с теми элементами, из которых состоит все на земле и не только, для создания новых полезных человеку соединений. Астрономия на это не способна.

Торн указал на большую склянку, занимавшую центральное место на столе.

– Мышьяк человеку отнюдь не полезен. И селитра, насколько мне известно, входит в состав пороха. Сомнительное изобретение, скажу я вам. Не самое полезное для человечества.

– Из селитры делают порох, но ее же используют для засолки мяса. И мышьяк тоже используется во благо: для производства стекла, например. Химические соединения – это просто кирпичи. Из кирпичей можно построить дом, а можно бросить один из них кому-то на голову и убить. Все зависит от того, в чьих руках этот кирпич.

Торн наблюдал, как Оливия разбирает привезенный из дома саквояж, по одному вычеркивая из списка то, что выкладывала на стол. Закончив с этой работой, она достала со дна саквояжа несколько толстых томов.

– Это те самые журналы, о которых вы говорили?

– Не совсем. Это вырезки из журналов, вклеенные в тетради. Мне понадобится сверяться с ними во время работы.

Оливия раскрыла картонную коробку на дальнем конце стола и принялась доставать оттуда колбы и пробирки разных размеров. Стеклянных изделий в химической лаборатории было очень много. Неудивительно, что у Торна так ныли мышцы.

– Полагаю, вы сейчас будете что-то из этого собирать, – сказал он, кивнув на хаотичное скопление металлических штативов и стеклянных емкостей.

– Думаете, я на это способна? – с деланным удивлением переспросила Оливия.

Торн почувствовал, что пришло время повиниться:

– Я знаю, что способны. Если у меня и были сомнения в вашей компетентности, то они давно исчезли. И если вас не затруднит дать мне четкие указания, – с робкой улыбкой добавил Торн, – то я мог бы помочь. Видите ли, у себя дома сборку лабораторного оборудования я обычно поручаю слугам.

Торн рассчитывал, что Оливию развеселит его ответ или, на худой конец, спровоцирует на какое-нибудь язвительное замечание, но она даже не повернулась к нему и стояла, молча уставившись на содержимое коробки.

– Не поймите меня превратно, Торн, – сказала она наконец. – Я весьма вам благодарна за оказанную помощь, но больше вам здесь делать нечего. И потому вам, пожалуй, пора отправиться в дом и переодеться к ужину.