— Ищу Смирнову Аглаю Валерьевну, — ответила я, осторожно переступая по влажным доскам.

— Тёть Аль, — отвернувшись от меня, сообщила в глубину комнаты девочка, — тут столичная штучка по вашу душу. — Видимо, там ей задали вопрос, переговорщица снова повернулась ко мне: — Зачем она вам?

— Я из «Деловых переводов», — зачем-то сказала я, — насчёт работы.

— Круто! — восхитилась девочка и снова обратилась к невидимой для меня собеседнице: — Тёть Аль, ну, я тогда пойду? Полы помыла, половик вытрясла, мусор с собой захвачу, выброшу… Ага! Досвидос.

Она кивком разрешила мне зайти, сама поскакала к выходу.

— Воду не забудь выплеснуть, Стрекоза! — раздалось ей вслед из кабинета. — И тряпки развесь сушиться.

— Будет сделано! — весело крикнула «стрекоза» уже от порога.

Я увидела рядом с притолокой металлическую табличку «Бухгалтерия» и зашла в светлую довольно просторную комнату. Здесь было два рабочих стола с компьютерами. Один пустовал, за другим сидела женщина с отёкшим лицом, темными кругами под глазами, зализанными, убранными в небрежный пучок русыми волосами, в которых блестели нити седины. Полновата, неухожена, одета в затрапезный пиджак поверх полосатой блузки и потёртые джинсы. С очень большой натяжкой можно было узнать в этой невзрачной бухгалтерше миленькую девушку с фото в личном деле.

Поймав мой ошарашенный взгляд, Аглая усмехнулась и указала рукой на кресло за свободным столом.

— Что? Сильно изменилась?

Лукавить смысла не было. Я слишком поразилась тому, как проигрывает бывшая пассия генерального его нынешней любовнице. Алика старше Аглаи, а на вид чуть не в дочки ей годится. Ну, или в племянницы.

Хозяйка кабинета пошевелила «мышкой», пощёлкала кнопками, сворачивая открытые файлы, после чего снова посмотрела на меня:

— Ты, в самом деле, из той самой конторы? Или это шутка такая?

— Я работаю в «Деловых переводах» менеджером по персоналу.

— Хм… — Аглая откинулась на спинку кресла, скрестила руки на груди, покачала головой: — Боюсь даже представить, почему фирма заинтересовалась мной спустя столько лет.

— Не фирма, — призналась я, — мной руководит личный интерес.

— Ещё непонятнее. Что-то не припомню тебя среди сотрудников тех времён.

Я решила говорить напрямик:

— Меня зовут Смирнова Альбина Викторовна, — сделала паузу, пытаясь определить произведённое впечатление. — Улавливаете?

— Фамилия распространённая, тут ничего удивительного, — пожала плечами Аглая, — только давай без этого выканья. Не люблю, отвыкла давно от великосветских условностей.

— Простите…. Прости, — поправилась я, прекрасно понимая, что мы с моей однофамилицей принадлежим одному поколению, и обращаться к ней как к учительнице или начальнице, игнорируя её просьбу, было бы странно. — Инициалы у нас, если заметила, тоже совпадают.

— И что? — усмехнулась собеседница. — Мои кредиторы вышли на тебя? Или, наоборот, неожиданное наследство свалилось?

— Почти, — кивнула я. — Почти свалилось.

— Как это понимать? — Аглая напряглась, голос у неё стал ещё более сиплым. — Говори толком, чего жилы тянешь?

— К нам в офис пришёл мальчик. Его зовут Егор Александрович Шухов.

Лицо женщины побагровело, она схватила со стола стопку документов и начала ими активно обмахиваться. В первую секунду я растерялась, не зная, что делать. Почти сразу сориентировалась — встала и налила из стоявшего на тумбочке около окна электрического чайника воды в покрытую коричневым налётом чашку. Подошла к Аглае, протянула ей. Она бросила бумаги, схватила чашку и, громко глотая, выпила всё до капли.

— Он искал меня?

— Да.

— А нашёл тебя?

— Совершенно верно.

— Но почему? Шуховы знают, кто его мать. Почему они направили парня к совершенно чужой женщине?

— Его никто не направлял. Он сам.

Аглая прикрыла веки, немного помолчала, качая головой, потом посмотрела на меня:

— Они запретили мне даже думать, что у меня есть сын! Я уверена, что никто из них не мог признаться Егорке, что он приёмный.

— Мальчик в архиве бабушки нашёл твоё письмо. Допросил её, а дальше каким-то образом вышел на «Деловые переводы», где ты раньше работала. Ошибся, думая, что обнаруженная там Смирнова с подходящими инициалами — его биологическая мать.

Аглая мечтательно улыбнулась и спросила:

— Какой он, мой Егорка?

Я вернулась в кресло и стала с удовольствием рассказывать о моей встрече с мальчиком, не упуская ни малейшей детали.

Этот разговор казался мне бесконечным и мучительным. Я взяла на себя роль не по силам, особенно если учесть недавний удар по голове и, в общем-то, сомнительное выздоровление. Приходилось то и дело извиняться. За то, что я не догадалась сфотографировать мальчика и не спросила, где он живёт. За то, что не поинтересовалась, какие у него отношения с приёмными родителями и почему он вдруг озаботился поисками кровной матери. За то, что не обменялась с Егором телефонами, сразу же брякнув, что он мне не родной.

Эмоции моей однофамилицы так стремительно менялись от полного восторга до совершенного отчаяния, что я не успевала отслеживать то сияющий блеск в её глазах, то усиливающуюся тень под ними. Соответственно мои потуги как-то утешить женщину, обнадежить её, далеко не всегда находили отклик. Наконец поток вопросов иссяк.

— Получается, ты толком ничего не знаешь, — заключила несчастная «кукушка».

Я пожала плечами, устав оправдываться, и спросила:

— Аглая, скажи, пожалуйста, Саврасов знал, что ты ждёшь от него ребёнка?

Это было важно для меня, и я чуть не задохнулась, услышав:

— Конечно, знал. Неужели ты думаешь, что я могла скрыть такое от любимого мужчины? — Она встала и пошла к тумбе с чайником: — Давай, что ли чаю выпьем, у меня слойки есть из нашей кафешки. Годные.

Я молчала, наблюдая за бывшей пассией шефа. Сильно она сдала за прошедшие годы. Вряд ли Тимофей Андреевич, встретив её случайно, задержал взгляд на оплывшей фигуре и одутловатом лице. Аглая угадала мои мысли. Обернулась и ядовито спросила:

— Что? Сильно постарела? Много страдала, а страдания, как известно, накладывают свои печати.

Я отрицательно покачала головой, не зная, как ответить. Дождалась, когда хозяйка поставит передо мной чай и тарелку с аппетитными слойками, сядет рядом и отхлебнёт из своей плохо вымытой чашки, только после этого заговорила:

— Как хочешь, Аглая, не могу поверить, что босс отказался признать сына.

— Отказался! — хмыкнула она, поморщившись. — Всё куда хуже. Дал денег и велел прервать беременность. И вообще сказал, что видеть меня больше не желает.

— Прямо так и сказал! Ну, знаешь… Я всегда считала его порядочным, отзывчивым человеком, он не похож на подонка.

— Ты часом не влюблена в него?

— Н-нет, при чём тут…

— Была и я влюблена, тоже верила, что Тим лучший мужчина на Земле. Пока глаза не открылись. В общем, загремела я в больницу, а когда вышла, узнала, что несостоявшийся свёкор планирует меня уволить по статье. Как прогульщицу. Представляешь?

— Ты легла на сохранение? Но ведь в этом случае открывают больничный лист. Почему вдруг по статье?

— Какое на хрен сохранение! По голове меня шарахнули в подъезде, сумку отняли, а там всё: документы, телефон, деньги… Хорошо ещё, я номер служебного телефона подруги помнила, позвонила с сестринского поста. Она приехала в больницу, привезла мне хоть какие-то вещи, ну и посоветовала заявление за свой счёт написать.

— Алика? — предположила я, уже не сомневаясь в ответе.

— Она, — кивнула Аглая. — Работает ещё?

Я не знала, стоит ли говорить, что так называемая подруга уволенной сотрудницы много лет крутит с её бывшим. Сделала несколько глотков чая, обожгла пищевод, поспешила заесть хрустящей слойкой. Пока я перекусывала, собеседница продолжила размышлять:

— Тим тогда за бугор свалил, связи с ним у меня не было. А папаша его просто выкинул моё заявление, объявив прогульщицей. А мне, честно говоря, уже ни до чего было. Видеть никого не хотелось. Только о ребёнке думала, что поднять его не сумею. Ни жилья, ни работы. Родители мои сами в помощи нуждались, доить их я не могла.