«Что же мне Людмила-то про банку ничего не сказала? — с досадой подумала Полина Степановна? — Хотя, чему тут удивляться? — вздохнула она. — Обе мы сегодня были не в себе. Я монстра испугалась, а Людмила — полиции. Что же мне делать-то? Домой возвращаться?»

Но по подсказе бывалых людей — чтобы не терять время, Полина Степановна сходила в ближайший магазин и, купи банку сока, вылила её содержимое на обочину. А воду набрала из колонки во дворе.

Всё, она готова к борьбе с нечистью.

За это время её очередь заметно продвинулась. Да и сама Полина Степановна уже немного пришла в себя.

Теперь Полина Степановна уже сожалела, что никогда не верила рассказам внучки — то о старухе, то о кошке. Досталось ей, бедной. Теперь вот и к ней это жуткое привидение заявилось — едва не задавило. Да, есть что-то такое, чему у современной науки нет объяснения. А есть лишь вот такие шептунки, которые могут с ней справиться. Иначе б люди к ним не шли. Так что она на верном пути. Хотя, если разобраться, эта шептунка и сама ведьма, то есть — нечисть. Коль заговорами помогает. Но помогает же!

Очередь продвигалась на удивление быстро. Люди, один за одним, заходили в небольшое беленькое строение и минут через пять — десять скоренько выходили. Так очередь дошла и до Полины Степановны.

С замирающим сердцем она, прижимая к груди банку, вошла в чистенькое помещение: побеленные стены, коротенькие белые занавески-задергашки на оконцах, вдоль стен лавки — совсем как были в её доме. А возле большого иконостаса в углу стол, за которым сидит грузная старуха в белом платке.

— Проходь! — глядя исподлобья, сказала она. — Сказывай, шо надо.

Один её глаз был закрыт мутной катарактой, второй, из сетки морщин, смотрел сурово, а выражение лица можно было обозначить, как нелюбезное.

Полина Степановна торопливо села на стул по другую сторону стола и, поставив перед шептункой банку, открыла рот…

Сказать она ничего не успела.

— Нэ буду я тоби помогать! — заявила старуха, отодвигая банку и ещё более неприветливо глядя на неё.

— Почему? — растерялась Полина Степановна. — Я хорошо заплачу! — пообещала она, лихорадочно соображая — сколько же у неё с собой денег.

В очереди говорили, что приём стоит пятьсот рублей. Их она и приготовила.

— Нэ надо мэни твоих грошей! — отрубила Бондарчиха. — У тэбэ в дому своя ведьма е! Вот нехай вона в ём порядки и наводить. А я в цэ дило лизть не буду! И с Явдохой связываться не хочу! Цэ ваши дела! Хто там следущий! — зычно крикнула она.

И вот в дверь уже суётся какая-то молодая пара с девочкой лет пяти на руках, а Полина Степановна, сама не зная как, оказалась за воротами, держа в руках банку.

«Ну, почему она меня не приняла? — испуганно думала Полина Степановна, с завистью наблюдая за людьми, которые с довольными лицами покидали шептункин двор, неся банки с целебной водой. — Чем я хуже их? И кто такая Явдоха? У нас что, в доме ведьма живёт? Как это?» — совсем запуталась она.

Но Полина Степановна так и не ушла домой.

До самого вечера простояла она возле двора Бондарчихи.

А куда ей идти? К монстру в капюшоне? Ни за что! Как там спать? Выходит, ей теперь и жить негде? Разве что в общежитие к внучке податься? Вахтёром к ним попроситься.

Когда вся очередь к шептунке вся закончилась и на небе Луна показалась, Полина Степановна встала возле самой двери летней кухоньки. И стала дожидаться, когда та выйдет. Мол — спасите, пропадаем!

— Эй! Знаю, шо ты там стоишь! — раздался из кухоньки недовольный зычный голос. — Заходь ужо!

Полина Степановна прямо-таки влетела в кухоньку, встав с банкой посреди комнатушки.

— Помогите мне! Пожалуйста! — воскликнула она, трясясь от волнения. — Внучка с дому сбежала! Жить в нём невозможно! Нечис… Всякие ужасы одолевают!

— Внучку шукають? — буркнула та.

— Да, шука… ищут. А вы откуда…

— Воны за нэю давненько гоняются, — задумчиво проговорила Бондарчиха. — И не дай божечка, доберутся, — покачала она головой. — Шо ж маты-то её… — Она махнула рукой. — Ладно, пидскажу тоби одну ведунью. Можэ, вона визьмется. Тики надоть в другый город ехать. Поидэшь?

— Да! Да! Поеду! Говорите! Пожалуйста! — вскричала Полина Степановна. — Я хоть в Москву! Куда скажете! Спасибо!

— В Москву — цэ бэз мэнэ! — усмехнулась Бондарчиха.

И эта усмешка удивительно её украсила. Морщины шептунки странным образом разгладились, глаза засияли, кожа побелела.

«Так она ж красивая! — удивилась Полина Степановна. — И молодая! Да и катаракты-то у неё нет!»

— На! Пиши, бо забудэшь! — буркнула та и подвинула к краю стола лист бумаги и карандаш. — И в хату к соби иды, не боись! Нэ тронут тэбэ бильше! Не ты им нужна.

— Ну и чо это было, Евдокия? А? Зачем ты к Польке попёрлась? Да и монах из тебя фиговый! — сердито говорил Михалап, даже борода вздыбилась. — Совсем распоясалась! А? Старуху чуть не до смерти спужала! А я ж тебе говорил — мне тут смертоубийства не надо!

Чёрная кошка сидела перед ним на балке, как нашкодивший ученик сапожника, а хвост её так и летал, ударяясь по чему попало и вздымая вокруг пыль.

— Чего-чего? В сердцах я была! Вот чего! Такое дело сорвалось! А вдруг эта Ларка больше не вернётся?

— А нечего было наседать на Польку! И за Ларкой гоняться. Видишь — не вышло у тебя с её дело, так и уйди подумай, — нравоучительно говорил домовой. — Раньше б ко мне пришла — обмозговали б всё! А теперь чо? К старухе-то ты зачем полезла? Она тут причём? И вообще ничего знать не должна. А теперь вона — к Бондарчихе побежала. Та ей всё и разъяснит да ещё помогать возьмётся…

— Ха! — снова треснула хвостом по балке Евдокия. — Бондарчиха против меня — дитё! Не станет она со мной связываться! Я ж её на клочья порву!

— Так связывалась ведь же уже! — отмахнулся Михалап. — Скольких она уж от твоей порчи избавила?

— То другое! — возразила Евдокия. — А тут Ведьминский Покон правит: если две ведьмы меж собой схватываются, третьей меж ними делать нечего. Людям помогать можно. Не за так, конечно. Покон бизнес чтит. Но и там, с людьми на которых порчь — кто кого. Какая ведьма посильней, берётся им помочь против других ведьм. Это дозволяется. А если слабак, то — пошёл вон! А вот если две ведьмы…

— Ах, так вы с Ларкой теперь две ведьмы? — ехидно сказал Михалап. — А где ты видишь двух-то? Эта овечка Ларка-то — ведьма?

— Перед Поконом она ведьма! — дёрнула хвостом Евдокия. — Никто не виноват, что Ларка не пользуется своей силой! И я имею право вступить с ней в противоборство и, победив, забрать её силу!

— Да знаю я ваш Покон! — отмахнулся домовой. — И что его только ленивый не нарушает!

— Не скажи! — усмехнулась Евдокия. — Формально — не нарушают. А вот если помозговать…

— Помозговала! Вона и Полинка уже подключилася к этой вашей неравной борьбе! А ей-то другая ведьма ведь может помочь! Имеет право!

— Что-о-о! — ошеломлённо взвизгнула кошка, выгнув спину.

По чердаку пролетел сноп искр.

— А то! Чо слышала! — воскликнул домовой и, отмахнув лапой, загасил искры, — Пожара мне токо не хватало! — пробормотал он. — Охолонься, Евдокия!

— Да, Полинка теперь опасна! А я об этом и не подумала! — сникнув, бормотала та. — Что ж будет?

И вдруг оказалось, что на балке сидит уже не кошка, а некая баба. Давненько Михалап не видел Евдокию в её собственном обличии. Ну, так, ничего себе баба. Хоть и упитанная, но, что называется — кровь с молоком. Толстая коса вокруг головы, одёжа справная и правильная — юбка длинная цветастая, кофтёнка с вышивкой и воланами да сапожки красные.

«Это скоко ж кровей девичьих она попила, чтоб в сто годков так-то глядеться? — ахнул домовой. — Та-ак, дай-ка вспомню! Да, да, да — я слыхивал о ней, Полуночнице, ещё при царе Николашке Первом. Это ж под двести годков. Сильна баба…».

— А ну как Бондарчиха ввяжется? — горестно бормотала тем временем Евдокия. — А тут надо ещё глянуть — кто кого одолеет? Мы с ней давненько в открытую не мерялись.