Подвыпивший Николай сидел вот на этой самой лавке и остановил её, после того, как она осмотрела с риэлтором дом. Как ей тогда показалось — от желания поболтать. Выпивший он был и потому чересчур разговорчивый. Наплёл ей что-то насчёт нечисти, живущей в этой хате. И даже приводил какие-то примеры. Но язык ему плохо подчинялся и Полина Степановна, устав вслушиваться в его путаные речи, ушла.

— Так я не верю во всё такое, Людочка! Какие там черти? Всегда говорила: бойтесь людей — злее их никого на свете нет! Да и потом, я извиняюсь, Людочка — ваш-то Николай… употребляет. Мало ли что человеку с пьяных глаз почудится?

— Ну да, употребляет. А кто нынче без греха? — немного обидевшись за мужа, поджала губы Людмила. — А мне-то вы верите, Степановна? Я вина и по праздникам не пью — денег жалко. И тоже тут разные чудеса видала. Как-то иду с хлебозавода со смены, а в этой хате, нежилой тогда, свеча на окне горит и в доме чьи-то голоса. Даже будто гармошка там играет и люди поют. Вроде пляшут, хохочут и громко ссорятся. А ведь в нём никто не жил! Да и соседи говорили, что видали, как в эту калитку, — указала она веником на Полинин двор, — какие-то люди ночью в потёмках заходили и выходили. И кто-то со свечой по дому шарился. А ещё — будто с чердака часто голоса слышали. Туда-то кто и зачем залез?

— Может, воры забирались? — зябко передёрнула плечами Полина Степановна. — Добро какое искали? А про гармонь и почудиться могло.

— Какое там добро? Он же пустой лет семь стоял! Одни лавки старинные казачьи и были в нём, — отмахнулась веником Людмила. — Всем это известно. Кто б, да и зачем, туда полез? На гармошке играть? Чего со свечкой искать? Нет, там, точно, нечисть водится!

— Ну да, лавки были. Я на одной спала, пока контейнер не пришёл — все бока отдавила, — согласилась Полина Степановна, не зная, что возразить. Не хотелось ей верить в эту чепуху. Мало ли что люди от скуки выдумают. — Сейчас они вон во дворе стоят. Не знаю, куда девать. Хочешь, подарю?

— Э, не-ет! Мне с этого чудного дома ничего не надо! — замахала на неё веником Людмила.

— Да что с ним не так-то? — вздохнула Полина Степановна. — Дом как дом! Старенький, правда. Но на лучший у нас денег не хватило.

— А чего ж ваша Ларочка из него сбежала? — прищурилась Людмила.

И Полина Степановна сникла.

— Не знаю, как и вернуть.

— То-то и оно! А хотите, я вам один совет дам? А дальше вам, Степановна, решать — поступайте, как знаете! Но хуже не будет, — заявила Людмила. — К шептунке вам надо сходить, вот что! Я и адресок подходящий знаю.

— К кому? Шептунке? — удивилась Полина Степановна. — Это кто?

— Шептунка это, проще говоря — знахарка. Она людей лечит. Наговорами.

— Это ведьма, что ли?

— Ведьмы портят, а знахарки помогают, — авторитетно возразила Людмила.

— Ну и кому у нас помогать? И в чём? — спросила Полина Степановна. — Ларочке? Чтоб дома сидела? Так это магия, что ль?

— А если и магия! Шептунка вам сама скажет, что делать и кого лечить, — уверенно заявила Людмила.

— А ты, Людочка, кого у неё лечила? — перешла в наступление Полина Степановна. — Николая своего, наверное? Чтобы не употреблял? А я его вчера видела опять… навеселе? — обличительно сказала, не одобрявшая такое дремучее невежество Полина Степановна.

— Так ведь не сразу ж помогает. Время надо, — поджала губы Людмила. — Не хотите — как хотите. А только без шептунки в этой хате вам покою не будет!

Полина Степановна только махнула в ответ рукой и, встав, направилась к своей калитке. В которую, как люди сказывают, по ночам чужой народ шастает. И, чтобы быть в безопасности, просто закрыла её изнутри на два оборота ключа.

Весь день, вспоминая совет Людмилы, она хмыкала и качала головой. Ведь кассиром в театре она работала не всегда. Было время — учась в культпросветучилище — выступала с агитбригадой с атеистическими номерами и речёвками. Неужели она теперь к какой-то шептунке пойдёт, нечисть от дома отваживать? Какие, всё же, люди тёмные.

Ночью Полина Степановна проснулась от ощущения, что по дому кто-то ходит. Её сердце испуганно заколотилось, а ноги похолодели. Она хотела вскочить, чтобы включить свет и схватить стоящую на тумбочке чугунную статуэтку — для обороны. Благо — выключатель был рядом с кроватью. Но тело отказалось подчиняться — на грудь будто многотонный груз взвалили.

И тут к изголовью склонилась фигура в тёмном капюшоне. Вместо лица — чёрный провал, из груди — зеленоватое адское пламя в виде креста.

Полина Степановна от ужаса едва сознание не потеряла.

— Скажи, где твоя внучка? — сказала фигура голосом похожим на громыхание камней в пропасти.

— А-а! — попыталась крикнуть Полина Степановна.

И тут же груз, давящий на её грудь, многократно увеличился, а крик перешёл в сип.

— Будешь кричать — раздавлю. Говори — где внучка? — угрожающе загромыхал чёрный провал капюшона.

— В общежитии, — прохрипела чуть живая и плохо соображающая от ужаса Полина Степановна.

Вмиг груз с груди пропал, а видение исчезло.

Полина Степановна вскочила и бросилась из дома. В чём была. То есть — в ночнушке, хотя на доре была зима. И хотя только начало светать, бросилась за калитку. Бежала она недолго и, остановившись у ворот напротив, загрохотала в них обоими руками.

Почти ту же калитка открылась и на улицу заполошно выскочила Людмила, едва накинувшая на плечи какую-то хламиду. И тоже в ночнушке. Увидев Степановну — с совершенно безумными глазами, раздетую и босиком — она вскричала:

— Что случилось, Степановна? — И, зябко укутываясь, испуганно огляделась. — Вы одна? А кто мне тут ворота ломал? Я уж думала — полиция за моим Колькой пришла. И что он, по пьяни, чего-то натворил. А это вы. Зачем вы тут?

— Дай мне адрес! — срывающимся голосом потребовала Полина Степановна.

— Чей? — удивилась Людмила. И, вглядевшись в бешеный блеск в глазах растрёпанной соседки, всё поняла. — А, шептунки? Что, нечисть совсем одолела? — И, увидев ответный кивок, продиктовала улицу и номер дома.

Внутренне даже радуясь, что беда её миновала. И проблемы не у неё, а у соседки.

— Полевая, девятнадцать. Полевая, девятнадцать, — шептала Полина Степановна, несмело возвращаясь домой.

Полина Степановна свернула в улочку.

Это действительно была улочка — узкая, петлистая, с покосившимися заборами и маленькими старинными домишками, усаженная развесистыми вишнями и абрикосами — как из прошлого века. Сюда, казалось, кроме арбы ничего и не заедет. Полина Степановна даже не ожидала, что в краевом центре могут сохраниться такие глухие уголки. Зато улица, с которой Полина Степановна повернула сюда, была вполне современная и заполонена стоящими у обочин авто.

Уже потом, ожидая своей очереди, Полина Степановна узнала от людей, что машин на этой улочке нет не потому что она узкая и кривая — просто соседи знахарки потребовали, чтобы посторонние машины на их улочку не заезжали. Нарушителям прокалывали шины.

Соседей можно понять, потому что когда старушка подошла к нужному дому, то оказалось, что возле этого двора стоит толпа людей — будто на свадьбу сюда собрались. Или на похороны. Поскольку вид у всех был весьма не радостный. Кого только здесь не было — молодые и пожилые, в норковых шубах и едва одетые, некоторые даже с костылями или в повязках, а кое-кто с детьми. Им в первую очередь уступали места на стареньких стульях и тёмных лавках.

«Сколько здесь народу! Прямо — беженцы, — удивилась Полина Степановна. — Видать, не только меня нечистая сила донимает! — вздохнула она. И от этой мысли ей стало даже легче. — А, коль они сюда идут, значит шептунка от нечисти помогает», — решила она.

И от этой мысли ей стало ещё легче.

Заняв очередь, Полина Степановна осмотрелась.

Территория двора делилась на две зоны. Можно сказать — частную и общественную. Разделял их невысокий разноцветный штакетник. В первой зоне стоял добротный кирпичный дом с пышно разросшимися соснами, можжевельником и самшитом. А приём вёлся в другой части двора — в небольшой летней кухоньке. Здесь же находилась колонка, из которой все приходящие зачем-то деловито набирали в банки воду. На её вопрос — зачем? — люди, бывшие здесь не в первый раз, пояснили, что на эту воду Бондарчиха — так они назвали шептунку — делает наговор. И эту воду потом надо принимать — для исцеления и изгнания порчи. А также натираться ею и кропить в помещении.