— Ты гля-ко чо деется! Мать честна! Ужасть какой! — приговаривал домовой. А когда Арония закончила свой рассказ, почесал в макушке и растерянно проговорил:

— А я тут сижу, дремлю за трубой и ничо не знаю! Видал, как за старухой Полиной служилые приезжали. Так она тут же и возвернулась. Думал — может, чо попутали? Старушка-то наша ведь и мухи не обидит. А оно вона чего — террористы-башибузуки прут на честной народ средь бела дня! Да ещё на енто дело бабу безвинную шлют, ироды! Хорошо, что батько твой успел тебя, Аронеюшка, пластунству обучить. А то ить конец бы тебе. Да и другим тожеть — от бонбы.

Ты вот что, Аронеюшка — лучше вовсе забудь, что тебя когда-то Прошей кликали, — вдруг заявил он.

— Почему?

— Не бабское это дело — мужичье имя носить. Так и будь — Аронией. Мало ль чо было двести лет назад. У Проши своя судьба — батько так ею распорядился, а у тебя своя. Ей и живи.

— Так ты думаешь, Михалап, мне не надо юных пластунов учить? Даже если Щеглов школу поможет открыть? — не понимая его, нахмурилась девушка. — И про техники тоже забыть?

— Техники оставь. А пестовать пластунят… Ты знаешь ли, чего они, как возрастут, наворотят? — вторя её мыслям, сердито спросил домовой. — Батько Прошу-то чему учил? Родину оборонять, товарищщей спасать. А Проша пластунят чему учила? Тому ж! А ты чему будешь своих новых пластунов обучать и поучать? Биться знатно, да невидимо тёмные дела делать. А за-ради чего?

— Так, может, тоже оборонять?

— Може да кабы, во рту б выросли б грибы! — отмахнулся домовой. — Кого от кого оборонять? Нынче, поди разберись: кто против кого? И кто знат, кому эти пластуны будут опосля подчиняться? Человеку али вору?

— Щеглову, — неуверенно проговорила девушка. — Антитеррористическому Штабу.

— Абы так! Цэй Щеглов-то тожеть кому-сь подчиняется? И этих пластунов у него заберут — как пить дать — те, кто повыше его во власти сидит. А ты их знашь? Што они за люди? Може, какие разбойники? Аль прихлебатели их. Чем выше власть, Аронеюшка, тем меньше у ей совести, — поднял он когтистый палец, обросший рыжим волосом. — Завсегда так было. Других там не держат.

— Да ты-то откуда знаешь? — удивилась Арония. — Сидя на своём чердаке.

— Давно живу, Аронеюшка. Да и ко мне на чердак всякий народ ходит, — уклончиво сказал Михалап. — Бывает — и из большущих домов и котеджов. А там разные чины живут. И домовые да подъездные всё про них до тонкостев знают. Так что — мы и про политические дела иной раз тоже на моём чердаке судачим.

— Я о таком и не подумала, — вздохнула девушка. — Что ж, Михалап, может, ты прав. Так что же мне тогда делать? Не идти, что ли, пластунов учить?

— Ну, эт тебе решать, — солидно сказал домовой. — Тебе ж учить, тебе за то и отвечать. А там, — указал он вверх когтистой рукой, — за всё ответ держать надоть. За пластунов тоже.

— И тебе тоже отвечать? — заинтересовалась Арония.

— А чего ж? И мы не вечные, — вздохнул тот, пряча глаза. — Ты вот што лучше подумай, Аронеюшка — как мы от Явдохи с тобой будем отбиваться? Баба-то она дебёлая. И она ить не одна теперя будет, а трое их. Ещё ж ведьмак Силантий и чародей етот — Ратобор.

— Мы? А ты-то причём? — удивилась девушка.

— Так ить я ж её за хвост хватал! — всплеснул тот руками. — Явдоха такого вовек мне не простит! Грит — святыня ей это, хвост-то. Може с меня мстить и спочнёт, — печально вздохнул он. — А ты мне тут — пластунов пестовать, Щеглов зовёт, — перекривил домовой её звонкий голос. — Дожить бы! Ето всё подождёт. Ты про Явдоху лучше подумай — тот кусок, шо со рта её выпал, она всенепременно возвернуть схочет. Жди её теперя в гости, коль она уж на свободе. Мне одно чудно — куды ето она подевалась? Почто раньше-то не вылезла?

— Ты прав, Михалап, — кивнула Арония. — Эти враги посерьёзнее террористки Наргиз. С той я хоть с помощью Прошиных умений справилась, а Евдокию не знаю, как и одолеть.

— А чо? Её-то ты уж один раз одолела, и вдругорядь бы справилась, — задумчиво заметил домовой. — А вот Силантий, а хуже того — Ратобор, с ентими будет не так просто. Силантий вовсе ведь без берегов ведьмак. Но, всё ж, ведьмак, с им попроще. А вот за Ратобора етого я слыхивал ещё при царе Николашке Первом — поганец он. Ратобор и тогда уж с Явдохой стакнулся и дела здеся нехорошие творил.

— Какие? Расскажи, Михалап! — заинтересовалась Арония. — Батько Фома говорил: чтобы врага одолеть, надо всё про него знать.

— Это так. Но я ить подзабыл уж — какие, — почесал в макушке домовой. — Как бы не напутать чего. И надоть мне, мабуть, с одним старинушкой встретиться. Он уж сейчас на покое живёт — в лесной избушке с лешим вместе поселился. Не ближний свет. Но я вот завтрева зберусь и сбегаю к нему — погуторю. Опосля и тебе всё расскажу, как вернусь.

— Ну, хорошо, Михалап, — согласилась Арония. — Сбегай на разведку к Старинушке. Надеюсь, успеешь, — поёжилась она. — А теперь — спать пора.

На другой день Арония всё ж добралась до института. И, слава богу, без приключений.

К её удивлению перевод на заочное отделение удалось оформить очень быстро. Хотя, что в этом удивительного? Ведь она училась на бюджете и на её место быстренько нашлись желающие. Вернее — их нашли. Жаль, лишь, было расставаться с подругами, Аней и Таней. Конечно же, они грозили не забывать Аронию, часто созваниваться, делиться новостями и приезжать к ней в гости. Арония была не против. Приедут — будет рада. Только вот какие у этих её подружек могут быть теперь интересные для неё новости? Так, ерунда всякая. Их жизнь, по сравнению с её нынешней — тишь да гладь. Зачёты, экзамены, обновки да поклонники — рутина. И своими новостями с ними не поделишься — не поверят. Да и не поймут. Скажут — совсем у неё ку-ку с головой. У Аронии теперь подружки — домовые да чародеи. Её зачёты и экзамены — ведьмаков да оборотней одолевать. А если она ещё согласится в антитеррористическом Штабе группе работать, то её жизнь и подавно превратится в некий сплошной боевик. Или триллер. Не для девичьих нежных ушей, в общем-то. Да и Аронии — при такой-то жизни — их сердечные тайны не будут ли казаться пресными?

В общем, сдала Арония кастелянше постельное бельё, забрала из бывшей своей комнаты вещички, да и отправилась из общаги.

В новую жизнь.

И тут у Аронии зазвонил телефон. Она посмотрела на номер — незнакомый — и решила, что это полковник Щеглов.

— Да, слушаю.

— Арония Викторовна? — услышала она молодой басок и, как ей показалось, совсем незнакомый.

— Она самая. Кто это?

— Не узнали? Это Владислав. То есть — капитан Чунильский. Есть минутка?

— Да хоть сто, Владислав Богданович. Я только что перевелась в универе на заочное отделение и ближайшие четыре года совершенно свободна. Могу болтать по телефону, не опасаясь помешать на лекции какому-нибудь профессору. Периодически, конечно, отвлекаясь на сессии. Тогда уж, извините, товарищ капитан, буду слегка занята. — Кажется, Аронию от ощущения наступившей свободы слегка несло. — А что вы хотели от меня, Владислав Богданович?

— Рад за вас, — растерянно сказал Чунильский. — Надеюсь, всё это не из-за вчерашней вашей неявки в институт? Каюсь — я слегка замотался и не успел вчера сообщить в деканат о причине вашего отсутствия.

— Ну, да, жаль, — хмыкнула Арония. — То-то они бы обрадовались, узнав о моём аресте.

— Но подготовил для деканата благодарственное письмо в ваш адрес, — попытался оправдаться капитан. — За проявленный героизм и помощь при пресечении террористических действий. Сейчас ещё оно в канцелярии лежит. Как только его подпишет подполковник Мережков, наш начальник, его направят к вам в вуз. Этого будет достаточно, чтобы не устраивать вам репрессии?

— Спасибо, конечно. Но дело не в этом, не волнуйтесь. Я сама так решила. И письмо ваше уже не к чему — я ведь уже не учусь на очном отделении.

— А, понял, — воскликнула трубка, — Вас берут к нам на работу? Щеглов сосватал?