— Это вы что, так на свиданку собираетесь? — спросил напарник Юрика, увидев мои приготовления.

— Ну, всякие случаи бывают. — Подмигиваю я ему. — А вообще-то война идёт, а кругом лес. Да и диверсантов с дезертирами никто не отменял, партизаны опять же.

— Так партизаны же за нас воюют.

— Это, смотря какие. Заблудится такой партизанин в лесу, жрать захочет. Набредёт на тебя безоружного и съест. А я отстреляюсь и убегу.

— Да ну тебя. — Поняв, что я стебусь, обиделся Сизиков. — Что ты, что Черкасов два сапога пара. Одни неприятности от вас.

— Эй, ты куда это собрался? — Генка встал передо мной, как лист перед травой.

— Жди здесь. Я скоро.

— Я с тобой.

— Жди! Я сказал.

— Подожди, подожди, а ещё друг называется. Как чего надо так Гена, помоги, а как мне надо… — Не переставая ворчать, разведчик натягивал галифе, стоя на одной ноге, пока не упал.

— Это тебя бог наказал, — сказал Юрец. — За то, что ты над людьми издеваешься.

В дальнейшую перебранку я уже не вникал, так как пошёл искать Макарыча. Его я нашёл в «комендатуре», под которую был приспособлен один из домов. Комендатурой дом обозвали потому, что там располагалось комендантское отделение. В самой дальней комнатке находилась светёлка для девушек, мужики жили в самой большой, ну и кухня предназначалась для всего остального. К усиленному варианту несения службы приступали только с десяти часов вечера и до шести утра. Всё остальное время народ предавался «пьянству и разврату». Сам, «пан комендант» сидел за столом и пил чай.

— Здравствуйте Алексей Макарович, нам бы поговорить тет-а-тет. А то тут дело одно образовалось, не терпящее отлагательств.

— Эх, молодёжь. — Со вздохом сказал Макарыч. — Всё вы куда-то спешите, суетитесь, не даёте нам старикам покоя. Нет, чтобы спокойно посидеть, чайку попить…

— Чай не водка, много не выпьешь. Вот дело сделаем, тогда и посидим.

— Ну, пойдём, потолкуем. — От только что расслабленной позы старого солдата, не осталось и следа, он весь как-то подобрался, в глазах появился интерес. — Говори, только конкретно, не толки воду в ступе. — Скомандовал Макарыч, когда мы устроились на завалинке возле дома.

— Слыхал, сегодня на кухню работница не вышла?

— Слышал. Что дальше?

— Да вот, хотелось бы навестить её, узнать, в чём дело.

— Один пойдёшь?

— Нет, с Черкасовым.

— А, разведчик. Ну, так иди с Ксюхой и разговаривай, она же у нас командир, — а я то тут причём? Да и начкаром у нас сегодня старшина Сухоручко, а я так, дежурный пулемётчик.

— Не прибедняйся Макарыч, все же знают, кто здесь рулит, без тебя тут и мышь не пролетит, будь она хоть трижды летучая.

— А ты не юли, мил человек, а обскажи всё по порядку, — куда ты пошёл? И для чего тебе это нужно? — Ледяной взгляд деда, казалось, буравил меня насквозь. Хотя какой он к чёрту дед, полтинник не больше, хоть и старается выглядеть старше. Вот же контра недобитая, теперь придётся всё рассказать, и о своих подозрениях тоже.

С Макарычем мы договорились, что вестей от нас он будет ждать до семи часов вечера, а потом начнёт действовать. Где искать «подозрительный дом с привидениями», я ему объяснил, да он и сам знал про это место. Генку я нашёл сидящим в курилке, и смолящим одну самокрутку, за другой. Пресекая возможные упрёки, достаю из кармана наган и пачку патронов, и отдаю разведчику.

— Что, так всё плохо? — спросил он, заряжая оружие.

— Не знаю. Но, лучше быть наготове.

— Я готов. — Положив, снаряжённый револьвер в карман, сказал разведчик.

— Тогда пошли.

До опушки леса слева от дороги, Макарыч нас проводил и, выдав на прощанье по лимонке, ушёл в деревню. Вышли мы засветло. Во-первых, нужно было разведать подходы к дому, а во-вторых, нервы-то не железные, чтобы сжигать их напрасным ожиданием.

— И что, ты думаешь Варюха в курсе всех дел? — спросил Генка, когда я рассказал ему о своих подозрениях.

— Может и в курсе, а может, и дел никаких нет.

— А зачем мы тогда идём?

— Проверить, а за одно и узнать. Сам же хотел.

— А Макарыч тоже в курсе?

— Макарыч для подстраховки. Всё, пришли. — Достав из соснового дупла, отнятый у старшины наган, проверяю наличие боезапаса, и отдаю напарнику вторую коробку с десятком патронов. Оружие убираю в правый карман шинели, граната в левом.

— Всё, теперь ни звука, мы в тылу врага. Потом вместе посмеёмся. Сначала нюхаем вокруг дома, ждём, когда стемнеет, я иду в хату, ты на подстраховке под окнами. Если всё нормально, я выйду покурить, а если нет, через пять минут действуй по обстановке. — Разведчик кивает, и сразу как-то весь подбирается. От былого раззвиздяя и бабника не остаётся и следа. Передо мной хищный зверь. Теперь Генка идёт впереди, я за ним. Оружие наготове, дистанция между нами пять шагов. В лесу ещё светло, но скоро наступят вечерние сумерки. Сделав пару кругов вокруг усадьбы, сначала по большому, потом по малому радиусу, занимаем позицию возле дорожки к дому и ждём. Темнота сгустилась через полчаса, так что прячу наган в карман, выхожу на дорогу, отряхиваюсь и направляюсь «на свиданку». Верхний крючок шинели, отстёгиваю уже на ходу, проверяю, легко ли выходит пистолет, и снимаю его с предохранителя.

Входная дверь в сени закрыта на засов изнутри. Стучу. Сначала не громко, потом сильнее. Тишина. Не понял? Если в доме никого нет, тогда кто же дверь запер? Спят что ли?

— Сова, открывай, медведь пришёл. — Кричу я, барабаня по двери ступнёй ноги. Через несколько минут повторяю. Только после моего повторного «звонка», слышу, как открывается дверь в доме, в небольшом оконце сеней мелькает свет, и голос Анфиски из-за дверей задаёт неожиданный вопрос.

— Кто там? — Захотелось ответить фразой про Печкина, но сказал просто. — Это я, Коля.

— Какой ещё Коля? — начинает тупить Анфиса.

— Ты что, не помнишь? На днях с тобой миловались.

— А, это ты… — Не знаю, чего больше было в этом возгласе, узнавания, разочарования или притворства, только дверь открылась, и в проёме показался женский силуэт со свечой в руке. Сразу пытаюсь облапить даму за все подробности, но удаётся только частично. Анфиска ловко выскальзывает из моих объятий, и убегает в хату, бросив мне на ходу, — пошли в дом, холодно. Пока я чертыхаясь пробираюсь по не таким уж и маленьким сенкам, пытаясь не зацепиться за что-нибудь, захлопывается дверь в дом, и я оказываюсь в полной темноте. Но цель уже в двух шагах, нащупываю дверной проём, нахожу ручку, дёргаю на себя и, переступив через высокий порог, одновременно наклонив голову, вхожу.

Что меня спасло, я так и не понял. То ли предчувствие чего-то такого, то ли то, что я низко наклонил голову, но сильный удар сверху, вместо затылка, попал по шее. Этого мне хватило, чтобы упасть на «соломку», но сознания я не потерял, и упал на подставленные руки, а не на лобик. Пребывая в нокдауне, правой рукой здороваюсь с товарищем Вальтером, и замираю в расслабленной позе. Напрягая слух, пытаюсь определить, сколько противников и где они. Чьи-то руки меня охлопывают по бокам, освобождают карманы от оружия и переворачивают на спину. Стреляю сначала через шинель, а открыв глаза по смутным силуэтам, и мелькающим теням. Мне абсолютно пофиг, кто сейчас в доме, диверсанты, менты или бабы. Я хочу выжить, и это главное. Расстреляв всю обойму, откатываюсь в сторону, и тут же в то место где я был, летят пули, с противными шлепками влипая во что-то мягкое, или со свистом втыкаясь в стены. Лёжа на боку, меняю обойму, пытаясь хоть что-то рассмотреть в темноте. Мой противник тоже затих, не понимая, живой я или мёртвый.

Как гром среди ясного неба, звук разбиваемого стекла, Генкин выкрик — Граната!!! — И стук металлического круглеша по доскам пола. Топот ног в соседней комнате. Вжимаясь в печку, жду взрыва, отсчитывая последние секунды своей жизни. Один, два, три… Взрыва нет… Вскакиваю и бегу в горницу. Опять звон стекла… Силуэт знакомой фигуры на подоконнике… Указательный палец сам жмёт на спусковой крючок, стреляя вдогон… Финиш.