— Товарищ капитан, а людей не подкинете? А то у меня всего десять человек военнообязанных, остальные гражданские.

— И много у вас этих гражданских?

— Одна персона.

— Да-а. Видел я вашу «персону», — чуть нараспев произносит комбат, задумавшись о чём-то своём. — Как десять⁇ Мне доложили взвод, да ещё и с пушкой, да и через мост вы на грузовике ехали. Лейтенант Мельников и докладывал, хотя так до конца и не доложил, зашатался и чуть не упал. Его сразу потом в медсанбат пришлось отправлять. Да и сам ты сержант представился командиром отделения, противотанкового взвода.

— Вот именно что противотанкового. Нас и в полном-то составе всего восемнадцать человек, а после таких боёв, только дюжина и осталась, и это вместе с «персоной».

— С вами же рота пехотинцев была, хоть и не полного состава, но всё-таки. Что, совсем никого не осталось?

— Из тех полутора взводов, что с нами воевали, выжило вместе с ранеными человек двадцать, их наш лейтенант ещё вечером в тыл отправил. А сами мы ближе к утру выходили. Что, разве никто не дошёл?

— Почему никто? Целый день, да и ночью тоже, кто-нибудь да выходил, группами и поодиночке тянулись. Если с ранеными, то их в деревню Клово отправляли, там у нас командование дивизии, да и санбат. Ну а одиночек сразу по взводам распределяем. Хорошо, пойдём вниз, посмотрим на твоё подразделение и решим. Что с вами делать? — Спускаемся к подножию высоты, я строю своих и подхожу с докладом. На правом фланге у нас сержантский состав, потом Малыш со своей любимой игрушкой, далее все по росту, а замыкает строй Маша, со своим служебно-розыскным волком. Хотя со своим гренадёрским ростом, ей впору стоять впереди, но она всё-таки не военнослужащая, и у нас не партизанский отряд. Осмотрев наше воинство, а также вооружение снаряжение и экипировку, комбат остался доволен. На общем фоне остальных отступавших подразделений, мы смотрелись прилично, да и оружие было у всех (тем более «небольшой» его излишек, про который никто не знал, тоже имел место быть).

— Ладно сержант, до вечера ещё время есть, так что оставайтесь пока на месте. Людей у меня нет, но если кто выйдет, можно будет тебе подкинуть, даже и безоружных, хотя… В посёлке я видел орудийный передок и болтающихся при нём артиллеристов, может ваши, а может это всё, что осталось от батареи полковушек.

— А лошади? При каждом зарядном ящике, должна быть запряжка с лошадьми.

— Лошадей мы у них реквизировали, нужно было раненых в тыл отправить. Ну а кони у вас и свои есть, да и машина.

— Машину не сегодня, так завтра отберут, на нужды тех же тыловиков, да и бензин может кончиться, и взять его больше негде. Ну а для лошадок мы чего-нибудь да найдём. Да и как я могу приказывать каким-то артиллеристам, тем более не из своего подразделения.

— Ушлый же ты мужик, товарищ сержант. Хорошо, бери своих коней, ездового и пойдём в штаб, оформим тебе приказ.

Оставив сержанта Волохова старшим, беру с собой всех вышеперечисленных и, прихватив необходимую упряжь, небольшой компашкой идём в село. По дороге комбат рассказал, что наша 110-я стрелковая дивизия, входит теперь в состав 33-й армии, которой командует генерал Ефремов. По приходу в посёлок нашли артиллеристов, и комбат сразу приказал, поступить им в моё распоряжение. Озадачив троих вновь приобретённых запряжкой передка, иду следом за капитаном в штабную избу, где батальонный писарчук выправил мне необходимый документ, с печатью, за подписью командира. Показав, корпящему над картой начштаба, где проходит правый фланг немецкой обороны, отдаю зольдбухи, убитых мной фрицев. Из которых выяснилось, что нам противостоит 8-й пехотный полк, 3-й моторизованной дивизии противника или одно из его подразделений. По крайней мере, я точно знал, что в полковой батарее немцев стало на два орудия меньше, о чём и доложил командирам. Ну, а на основе нашего взвода, решили создать мобильный резерв батальона, и направлять к нам всех, выходящих из окружения. А ещё и прислать кого-нибудь из «офицеров», чему я был просто «несказанно» рад, зная об уровне подготовки таких командиров.

Узнав насчёт котлового довольствия, был послан на склад к начпроду со строевой запиской. Где и получил продукты, в основном концентраты и немного хлеба, всё это на сутки, причём с запасом, в записке было указано тридцать человек личного состава. Загрузив всё в практически пустой ящик передка, возвращаемся к своим. По дороге я с одного узнаю, кто к нам присоединился. Бойцы оказались артиллеристами из батареи полковых 76-мм пушек. Один являлся наводчиком, второй заряжающим, ну а третий правИльным. Был ещё и «водитель кобылы», но его конфисковали вместе с конями. Беспокоящий огонь немцы прекратили, поэтому отправляю Марью совместно с кухонным нарядом на хутор, для приготовления пищи. А прибывших со мной артиллеристов, вливаю в коллектив, и озадачиваю разборками с «чудом враждебной техники». С вновь прибывшими, у нас получается два отделения по семь мужиков, и одна неслабая женщина, так что можно уже скомпоновать наш партизанский отряд, — «Неуловимые мстители», это чтобы нас никто не ловил. Сначала формируем орудийный взвод (расчёт), под командой сержанта Волохова. В него вошли шесть человек: командир, три пришлых артиллериста, и ещё двое из наших «старых» кадров. Иннокентия назначаю «замкомпоморде» или просто замком, он будет отвечать за формирование и сколачивание подразделения из вновь прибывших в моё отсутствие, поэтому тоже отправляется на хутор. Думаю на запах еды, туда подтянутся не только посланные командованием кадры, но и некоторые другие, те которые «чисто случайно» заблудились или решили остаться «партизанить» в окрестных лесах. То, что лес находится не на оккупированной территории, их не колышет, главное это лес, и там водятся партизаны. Вот для вразумления таких заблудившихся партизанов, Кеше и придали пулемёт «ческа збройовка» как было написано на ствольной коробке.

Младший сержант Задорин уходит, а я решаю выехать на рекогносцировку, а заодно и пострелять из пушки. Так что цепляем орудие к машине, и сначала едем на север, маскируясь гребнем высоты, а потом, выехав на дорогу, проезжаем километр и, развернувшись в обратном направлении, прижимаясь к западной опушке леса, едем на юг. Такие финдебоберы, нам пришлось выписывать, чтобы скрыться с глаз возможных немецких наблюдателей. Останавливаемся метрах в пятидесяти от конца перелеска и, отцепив орудие, а также прихватив несколько лотков со снарядами, катим его на позицию. Пока расчёт устанавливает пушку, беру с собой Малыша, дядю Фёдора и якута, и идём выбирать НП. В двухстах метрах перед нами проходит дорога с твёрдым покрытием, судя по карте в деревню Слизнево, а ещё метрах в восьмистах берег реки, где и окопались наши стрелки.

Разрешение у комбата насчёт пострелять, я спросил ещё в штабе, так что там думаю не должны растеряться, а вот пехоту, через позиции которой будут лететь наши, а возможно и ответные снаряды, предупредить было нужно. Размотав две катушки с проводом, добрались до переднего края. Где с трудом разыскали, прячущихся в лесу пехотинцев. В результате разговора с командовавшим здесь сержантом, выяснилось, что топали мы сюда зря, стрелять можно было сразу, так как никого, в выкопанных вдоль восточного берега реки стрелковых ячейках не было. Все полтора «землекопа» находились внутри, поросшей лесом излучины, и сидели как мыши под веником. В принципе поступили они правильно, там как раз проходил очередной поворот реки, и наш левый берег был круче правого, так что русло реки, простреливалось на протяжении четырёхсот метров. И если бы немцы решили переправиться в этом удобном месте, как по разрушенному мосту, так и на лодках, то огребли бы что с левого, что с правого фланга, было бы только из чего. Ну и наоборот, пока взвод сидел в своих стрелковых ячейках на пляже, он нёс потери, как от ротных, так и от батальонных миномётов противника. Фрицы стреляли как из-за домов, так и из-за надворных построек, а загасить хотя бы ротные миномёты было не из чего. Пока не ранило последнего младшего лейтенанта, взвод нёс потери, а когда раненого эвакуировали в тыл, то выжившие бойцы, попросту спрятались в лесу, ну а взявший на себя командование «комод», только выставлял наблюдателей, хотя позиция для стрельбы была определена для каждого красноармейца.