После ужина мы с Геной сидели как на иголках, несколько раз выходили покурить и вообще не знали, куда себя деть. За два часа до отбоя меня осенило, и я начал приводить в порядок свою форму. Чистить гимнастёрку и галифе, полировать бляху ремня и медаль. Дольше всего пришлось возиться с шинелью, так что сапоги уже надраивал наскоро. Разведчик ко мне естественно присоединился. Мужики в хате ходили вокруг нас кругами, подначивали и делали прозрачные намёки. Мы же отнекивались, и с хитрыми рожами продолжали работать на публику.

— В общем, мужики, вы нас не теряйте, если что к утру будем. — Сказал я, выходя из дома.

— А это ты с формой хорошо придумал, я даже успокоился и мандраж прошёл. — Говорил мне Геннадий, пока я забирал мешок и прятал его за пазуху.

— Лишь бы всё не зря было, а то столько усилий и всё в топку.

— Это точно. — Выйдя на центральную улицу, вместе идём в направлении деревни Савеловка, а на выходе из посёлка я чуть не обделался.

— Стой! Кто идёт? — раздался в темноте громкий окрик.

— Начальник караула со сменой. — На автомате отвечаю я. Скорее от неожиданности, чем от испуга.

— Так вроде я недавно сменился… И начальником у нас Оксана. — Рассуждает кто-то знакомым голосом.

— Алик — доброволец? Это, ты, что ли? Иди сюда, чего ты там прячешься.

— Мне товарищ сержант посоветовал… А, это вы, товарищ сержант. — От стены сарая отделилась тень и пошла в нашу сторону.

— Ген, познакомься. Это Алик Некрасов — гроза немецких мотоциклистов.

— Очень приятно, — протягивает разведчик свою ладонь для рукопожатия.

— Лопухов я, и никакая ни гроза… А вы куда? Товарищи командиры.

— В Савеловку, только это военная тайна, — подмигиваю я бойцу.

— Так вроде нельзя же, ночью.

— Нам, можно. Ладно, до встречи. — Пресекая возможные возражения Алика, быстрым шагом удаляемся в указанном направлении. Скрывшись из видимости часового, поворачиваем налево и, сделав круг, огородами возвращаемся в деревню для организации засады. Я занимаю место в развалинах «часовни» на одном из пепелищ. Всё-таки деревню когда-то бомбили, и такие разрушенные сооружения попадались. Видимо потому население и покинуло свои дома, уйдя с насиженных мест, что до переднего края было рукой подать, не больше десяти километров. Вот в таком полуразрушенном сарае я и ждал Гену с Чебурашкой. Если у нас всё получалось, то мы продолжали работать по плану, а если разведчик лажал, то моя задача заключалась в том, чтобы отвлечь внимание на себя, и увести возможную погоню по ложному следу. Ложный след был протоптан ещё днём, так что оставалось только ждать. Погода нам благоприятствовала, землю подморозило, с неба иногда сыпалась крупа, а если и выпадал небольшой снег, то его выдувало ветром буквально за день. Ну и темнота наступила часа три назад, не совсем темнота, месяц иногда пробивался сквозь тучи, но нам это тоже на руку.

Сначала было тихо, потом раздалось сопение, и я выскочил из укрытия готовясь принять клиента. Разведчик не подвёл, пациент был скорее жив, так что кляп в рот, мешок на голову, и быстро вяжу руки за спиной. Потом подхватываем добра молодца под белы рученьки, и тащим на растерзание к злому ворогу. Сначала огородами, потом по луговине. Между собой не разговариваем, при нужде общаемся только знаками. Примерно через полкилометра пациент замычал и начал приходить в себя. Останавливаемся. Несколько негромких команд на немецком, а также тычков под рёбра, заставляют болезного въехать в ситуацию, и понять всю глубину своего падения. После команды — «шнель», пленный идёт вперёд, направление ему задаёт Генка, держа под руку. Я же придаю ускорение, кольнув пациента шилом в жопу. Подхватываю под другую руку, и мы несёмся как та тройка лошадей с картины Соловьёва. Правда, к концу забега автором «тройки» уже был Перов, но до «точки невозврата» мы добрались.

Это место мы присмотрели заранее, в лесу, примерно в километре юго-западнее деревни. На севере от посёлка лес находился ближе, однако там располагалась транспортная рота. С клиентом теперь разговариваю на смеси немецкого и русского, пытаясь изобразить «рязанский» акцент. Тьфу ты, не рязанский, а иностранный. После допроса третьей степени пациент выдал военную тайну, и рассказал всё, что знал. Сильно мы его не били, так, немного опустили почки, и приподняли печень. Клиент поплыл, а потом потёк очень быстро. И если поплыл в переносном, то потёк в прямом. И хотя тушка была довольно увесистая, мы даже не запыхались. Чтобы не убивать старшину, пришлось его завербовать. Со славянским шкафом я заморачиваться не стал, а сказал, что подойдёт человек, и передаст привет от крокодила. Привязываем свежезавербованного к дереву, забираем наган, и уходим опять же на юго-запад. Вяжем так, чтобы при желании клиент мог освободиться. Дойдя до небольшого болота, круто меняем направление, и лесом идём на север, револьвер выбрасывать не стали, а припрятали в дупле приметной разлапистой сосны на опушке. Для этого, правда, пришлось залезать на дерево, но невысоко.

Когда вышли на дорогу и сориентировались, то оказалось, что до нужного места нам рукой подать, так что к лесной избушке мы подошли минут через десять. Гена стучит условным стуком в окно, и через некоторое время мы вваливаемся в хату. На всю операцию у нас ушло часа два, так что сейчас около полуночи.

— Чего так поздно? — возмущается женщина, открывшая нам дверь. — Мы уже спать легли.

— Ну, извини. Служба. — Черкасов чмокает её в щёку. Иди, готовься. Повернувшейся к нам спиной подруге, придаётся ускорение смачным шлепком по пышному заду. Возмущённый взвизг и удаляющиеся шаги босыми ногами по полу.

— Чего встал, раздевайся, сейчас всё будет. — Гена снимает шинель, вешает её на гвоздь и проходит к кухонному столу. Следую его примеру, но сначала вдоволь напиваюсь из кадушки, осушив сразу полковшика. Из горницы слышатся недовольные голоса. Если точнее, то недовольный только один, второй уговаривающий. Приглушённый свет керосиновой лампы на столе, отбрасывает причудливые тени вокруг. Небольшие окна зашторены плотной тканью. Что что, а светомаскировку тут соблюдают. Гена по-хозяйски ставит на стол стаканы, достаёт солдатскую флягу и наливает по соточке в два из них.

— Будем! — Кивает он мне, залпом выпивает и, крякнув, наливает себе ещё. Я не тороплюсь, сначала по запаху пытаюсь определить. Что это такое? Спирт или самогон? Потом выдыхаю воздух, залпую, а вот вдыхаю уже через рукав, стараясь перебить запах сивухи. Как ни странно, огненная вода прокатилась по пищеводу без всяких проблем, и даже не запросилась обратно, если бы не запах, был бы самый смак.

— Повторить?

— Можно.

— Эй, мальчики! Чего это вы в крысят играете? Пьёте, да ещё без закуски.

— Дык мы это…- Гена сейчас напоминал толстого кота, которого застукали за воровством сметаны.

— Наливай тогда всем, — умилившись от такой хитрой рожи, разрешила пышечка. Пока Генка разливал, на столе появилась немудрящая закуска. Картошка в мундире, солёные огурцы и квашеная капуста.

— Анфиска, чего ты там копаешься? Пойдём за стол. — Вторая женщина, по сравнению с первой выглядела изящней, и если симпатичная Варя имела Рубенсовские формы, то фигурка у Анфисы была просто — Вах!!! Правда, вот лицо подвело. Нет, уродиной она не была, но и красоты бог не дал. Ну да мы сюда не за красотой. А вот голосок мне понравился, так что пожуём, увидим, как говорил один знакомый людоедик.

Под закуску, да ещё с пригожей прихожанкой, вторая соточка проскочила незаметно. Мы выпили за знакомство, потом за любовь. И на этом всё кончилось. Самогонка кончилась, а всё самое интересное только начиналось. С нарядами дамы не заморачивались, а вышли к нам в одних сорочках, накинув на плечи платки. С Анфисой мы сидели рядом, и тёплое бедро женщины касалось моей ноги. Я даже не заметил, как из-за стола испарились Варюха с Генкой, и немного пришёл в себя, только оторвав взгляд от бездонных чёрных глаз. Вот это ведьма, пришла мне в голову первая мысль, зато вторая пришла уже в другую. Анфиса встала и, поманив меня пальчиком, походкой пантеры пошла в горницу. Я проследовал за ней как кролик за удавом, закрыл дверь, и пока она расправляла постель, принимая интересные позы, перекрыл норматив «подъём — отбой» раза в три. Причём всю форму аккуратно сложил на табурете.