Это была полная чушь. И, черт возьми, я должен был сообщить Эмбер об этом несколько недель назад. Я должен был прекратить этот судебный процесс еще до того, как он начался. Но вместо этого я использовал это как предлог, чтобы привлечь внимание Ларк. Что, черт возьми, со мной было не так?

— У меня заканчивается время, — отрезала Эмбер.

— Тебе восемнадцать. У тебя нет ничего, кроме времени.

— Учебный год заканчивается через месяц. — Она четко выговаривала каждый слог. Это напомнило мне судью, который стучит молотком в конце долгого судебного дня.

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы стать юристом?

— О чем вы говорите?

— Неважно. — Я отмахнулся. — Держу пари, мы получим ответ на следующей неделе.

— А что, если нет? — Она взмахнула рукой. — Я должна изменить оценку. Сейчас.

— Это не будет концом света.

Ее зеленые глаза вспыхнули.

Когда она впервые пришла в офис, она была молчалива. Мне пришлось уговаривать ее назвать свое имя. Но теперь ей было со мной комфортно. Она была вспыльчивой, эта девчонка. Ее вспыльчивость приводила к моей головной боли.

Если бы она просто рассказала мне, что происходит на самом деле, это, несомненно, облегчило бы мою жизнь.

— Я не смогу произнести прощальную речь, если это не сработает, — сказала она. — И все мое будущее рухнет, если я не получу балл 4.0.

— Эмбер, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты немного мелодраматична?

На этот раз никакого шока. Ее глаза сузились, и, если бы она могла выдыхать огонь из своих ноздрей, я бы превратился в живой факел.

Про речь она еще не упоминала. Возможно, человек, с которым она соревновалась, был придурком, и она отчаянно хотела победить.

— Есть ли какая-нибудь ученица, которую ты пытаешься переплюнуть?

— У Мари Хоук отличные оценки. — Эмбер закатила глаза. — Она принцесса.

— А-а. Значит, тебе нужна оценка получше, чтобы превзойти Мари.

— Ну, я думаю. Но на самом деле дело не в этом. Почему ты упомянул Мари?

— Ты ее упомянула.

— Нет, я этого не делала.

— Да, сделала.

— Нет. Не. Сделала.

Господи, спаси меня. Я закрыл глаза, призывая на помощь все свое терпение.

— Выступление с прощальной речью — это условие для получения стипендии, на которую ты пытаешься претендовать? — Раньше я об этом не слышал, но прошло много времени с тех пор, как я подавал документы на получение стипендии в колледже.

— Нет.

— А какие условия? Кроме среднего балла 4,0?

Эмбер нахмурилась, выпрямляясь.

— Почему это имеет значение? Мне нужно быть идеальной, а это значит, что мисс Хейл придется изменить мою оценку.

Если бы дефляция была олимпийским видом спорта, эта девушка могла бы выиграть золото. Я бы назвал ее подающим надежды юристом, из всех, кого я когда-либо встречал.

— В какой колледж ты собираешься поступать?

— Я, эм, еще не решила. — Она отвела взгляд, обращаясь к моей книжной полке.

— Куда ты подала заявление?

— В университет штата Монтана.

Этим утром, испытывая скуку и отчаянно нуждаясь в том, чтобы заняться чем-нибудь, кроме мыслей о Ларк, я позвонил в оба государственных университета. В каждом из них были солидные программы финансовой помощи и множество возможностей для получения стипендий, которые не требовали идеального среднего балла.

— Ты проверяла какие-нибудь университеты за пределами штата? — Если я задам достаточно вопросов, смогу ли я в конечном итоге докопаться до сути проблемы? Сомнительно. Но я все равно спросил.

— Нет.

— Почему нет?

— Они дорогие. — Она стиснула зубы.

— Ты всегда можешь взять кредит на обучение.

Она фыркнула, вставая со стула и поднимая рюкзак. Со вчерашнего дня он не стал легче. Что за еду она распихала по карманам сегодня?

— Тебе не нужно торопиться, — сказал я, открывая ящик, чтобы достать «Воздушный рис» в блестящей голубой обертке из фольги. — Хочешь?

Эмбер пожала плечами.

Этого было достаточно. Я бросил ей угощение, затем достал из ящика стола еще одно и съел свое, пока она засовывала свое в карман тех же джинсов, которые были на ней в среду. Как и эта рубашка.

Насколько я мог судить, у Эмбер было в общей сложности четыре наряда. Они надевались поочередно. Иногда она меняла джинсы и рубашки, чтобы их сочетать. Но обувь всегда была одинаковой. Как и ее рюкзак. Как и ее пальто. Сегодня он был повязан вокруг ее талии.

— Какие планы на выходные? — спросил я, продолжая жевать.

— Домашнее задание.

— А как насчет развлечений?

Она пожала плечами.

Я ущипнул себя за переносицу, моя головная боль усиливалась с каждым вопросом, оставшимся без ответа.

— Как вы думаете, получим ли мы ответ от судьи на следующей неделе? — спросила она.

— Возможно.

— Отлично. Тогда, наверное, мне придется вернуться в понедельник.

— Или ты могла бы дать мне номер своего мобильного телефона, и я мог бы позвонить тебе.

Она опустила взгляд в пол.

— Я бы предпочла прийти лично.

— Как скажешь. — Я вздохнул. — Тогда увидимся в понедельник. Хороших выходных.

Она вышла за дверь. Топот звучал так же, как и при приближении.

— И вам хороших выходных, Ронан, — крикнул я ей вслед. — Спасибо за «Воздушный рис».

Ничего. Я не мог ее видеть, но меня бы не удивило, если бы она показала мне средний палец.

Я подождал, пока дверь со свистом закроется, затем направился в приемную, наблюдая в окно, как Эмбер посмотрела в обе стороны, прежде чем перейти Первую улицу.

Она крепко держала руки на лямках своего рюкзака, словно готовилась к походу.

— О ее матери по-прежнему ничего не известно? — спросил я Гертруду.

— Ничего. Это самое странное. — Гертруда была разочарована тем, что ее самый надежный источник информации, «Мельница слухов Каламити», иссяк.

Эмбер дошла до тротуара на противоположной стороне улицы. Она поправила рюкзак на плечах, затем ускорила шаг и зашагала дальше.

Ей было восемнадцать, и, насколько я видел, у нее не было ни машины, ни мобильного телефона. В городе было много детей этого возраста, у которых не было собственного транспорта, но они могли ездить на автобусе или на Муни (прим. ред.: Муни — это система общественного транспорта в городе Сан-Франциско, Калифорния). В Каламити не было общественного транспорта. Зимой она тоже ходила пешком? А вечером?

— Это расстраивает. — Я провел рукой по волосам, наблюдая за ней, пока она не скрылась из виду.

— Хотела бы я знать, где работает ее мать. Я бы просто пришла однажды и разобралась с этим.

Я выпрямился.

— Это неплохая идея.

— Ты знаешь, где она работает?

— Нет. — Я развернулся и побежал к себе в кабинет, на ходу хватая ключи со стола. Затем я поспешил к двери. — Ты закроешь?

— Да, конечно. Куда ты идешь? — Глаза Гертруды за оправой цвета фуксии были широко раскрыты, но у меня не было времени останавливаться и объяснять.

Я терял каждую секунду, а Эмбер все шла и шла.

Я запрыгнул в «Стингрей» и вставил ключ в замок зажигания. Затем я развернулся и помчался в направлении Эмбер.

Она прошла уже три квартала и дошла до угла, где нужно было повернуть. Если бы я подождал еще минуту, то потерял бы ее из виду.

Я последовал за ней по боковой улице, держась на расстоянии и стараясь быть как можно незаметнее. Каждые несколько минут я останавливался у обочины, прячась за припаркованной машиной или грузовиком. Затем я снова выезжал на дорогу, следуя за Эмбер.

Сыщиком я не был. Если бы она обратила хоть немного внимания на окружающую обстановку, то заметила бы меня. Моя машина была воплощением роскоши.

Но она продолжала идти, не обращая внимания на то, что я за ней слежу.

Что, если бы я был педофилом или насильником? Что, если бы я был похитителем или торговцем людьми? За четыре квартала она ни разу не оглянулась через плечо.

И я неделями отпускал ее домой одну. В понедельник это прекратится. Я не был уверен, какое оправдание придумаю, но с этого момента я буду подвозить ее домой. Понравится ей это или нет.