— Мне все равно, Ларк, если у тебя дома беспорядок по пятницам. Или понедельникам. Или средам. С другой стороны, по вторникам у тебя порядок…

Улыбка прогнала часть нервозности, когда я ставила молоко обратно в холодильник.

— Моя мама всегда наводила у нас порядок по вторникам, — сказал он. — Она называла это «Чистым вторником». На втором курсе колледжа я пригласил ее во вторник к себе домой. Я жил со своим приятелем, который был неряхой. Я знал, что это сведет маму с ума, но не смог удержаться.

Я хихикнула.

— Это ужасно.

— Мама — дикарка. Она приказала нам обоим заняться уборкой, иначе она не станет делать ужин. В тот вечер я получил ужин. Мой сосед… нет.

— Хорошо для нее.

— Где тарелки и вилки? — спросил он.

— Я принесу их, если ты хочешь пройти в столовую.

Он кивнул и понес Рен из кухни, как будто носил ее туда сотни раз.

Вау, это было странно. Это было свидание? Хотела ли я, чтобы это было свидание?

Ронан двигался со скоростью света, и мой разум мчался, чтобы догнать его. Часть меня все еще оставалась в его кабинете, утопая в поцелуе.

Сосредоточься, Ларк. Я покачала головой, затем отнесла стаканы в столовую.

Он посадил Рен на ее стульчик для кормления, и пытался разобраться с застежкой.

— Тебе не нужно пристегивать ее. С ней все будет в порядке. — Я поставила перед ней молоко и наклонилась, чтобы поцеловать ее в волосы, когда она схватила стаканчик и поднесла его ко рту.

Я обменяла наши стаканы с молоком на остальной хлам на столе, отнесла его в прачечную, где бросила на пол, чтобы разобраться с ним позже. Затем я взяла тарелки, столовые приборы и салфетки и вернулась. Ронан сидел за столом и открывал три упаковки с едой на вынос из «Уайт Оук».

Запах бекона и картофеля ударил мне в нос.

Блинчики. Мне нравились блинчики в «Уайт Оук». И он заказал картофельный салат, а не картошку фри, потому что, как бы быстро вы не привозили еду домой в контейнерах на вынос, картошка фри всегда оказывалась мягкой. Он даже принес любимый сэндвич с сыром Рен, приготовленный на гриле.

— Сии, сии, — сказала Рен, указывая на свою еду.

— Что значит «сии сии»? — спросил Ронан.

Я взяла пакетик с яблочным пюре, лежавший рядом с ее сэндвичем, и сняла крышку.

— А-а. — Он кивнул, наблюдая, как Рен практически вдыхает содержимое пакетика.

Ресницы Рен были влажными. До того, как появился Ронан, она плакала, пока я укладывала ее переодеваться.

Я провела большим пальцем по ее нежной щеке, затем взяла ее горячий сэндвич с сыром и разломала его на мелкие кусочки на подносе.

— У нее был долгий день в детском саду, и она не поспала.

— Я тоже не поспал, — сказал он ей, надув губы.

Рен уставилась на него, посасывая яблочное пюре.

Ронан высунул язык, быстро, как ящерица, пробующая воздух на вкус.

Рен и глазом не моргнула.

— Ты совсем как твоя мать, не так ли? — Он покачал головой, откусывая кусочек от своего пирога.

Она наблюдала за ним, пока он жевал, и ее прекрасные глаза ничего не упускали из виду.

Он посмотрел на нее, затем отвернулся. Снова посмотрел на нее и быстро отвернулся, пытаясь вызвать у нее смех.

Ничего.

Моя дочь была скупа на ласку. Мне всегда это в ней нравилось, вероятно, потому, что мне она дарила ее свободно. Но видеть, как она игнорирует Ронана, было бесценно.

Я улыбнулась, принимаясь за еду.

Может, Рен и не хихикала, но, когда она сменила яблочное пюре на сэндвич с сыром, грусть в ее глазах начала исчезать. Она была так счастлива, как никогда с тех пор, как я забрала ее из детского сада.

— У нее твои глаза. — Ронан скорчил ей смешную рожицу, надув щеки. Она откусила еще кусочек. — И, очевидно, тоже не находит меня забавным.

О, я думала, что он забавный. И притягательный. И ошеломляющий.

Он снова изобразил язык ящерицы.

Если бы Рен могла закатить глаза, она бы устроила ему взбучку.

— По-прежнему ничего, — промурлыкал он, воспользовавшись моментом. Затем он повернулся на стуле, обратив на нее все свое внимание, улыбнулся и подмигнул ей.

В обороне Рен появилась крошечная трещинка. Сначала ее улыбка была слабой, затем становилась все шире и шире, пока она не продемонстрировала ему не только жареный сыр во рту, но и свои зубы.

Улыбка Ронана, искренняя и победоносная, стала шире.

Мои яичники взорвались.

Я так, так облажалась.

— Ты знаешь, как бить кулаком? — Он протянул кулак Рен.

Она сжала свою ручку в пухлый кулачок и ударила им по его.

— Мило. — Он усмехнулся, когда она покраснела и опустила подбородок, словно стесняясь. — Я знал, что завоюю твое расположение.

Он был одним из немногих, и это не заняло много времени. Я не была уверена, что с этим делать, поэтому не стала пытаться. Мы были просто соседями, знакомящимися друг с другом. И если Рен когда-нибудь в чем-нибудь будет нуждаться, было приятно осознавать, что она не будет боятся человека, живущего по соседству.

— Скажи мне кое-что, — попросил Ронан.

— Что?

Он пожал плечами.

— Что-нибудь, чего не знает Гертруда.

— Как много она рассказала тебе обо мне?

— Немного. — Он мягко улыбнулся мне. — Я спросил о тебе только потому, что мне было интересно. Я увидел тебя на тротуаре, и мне просто необходимо было с тобой поговорить. Потом ты набросилась на меня, и я был, ну… сбит с толку. Такое случается нечасто.

— Возможно, это хорошо для тебя.

— Возможно. — Ронан кивнул. — Как бы то ни было, я не хотел тебя расстраивать.

— Знаю. — Я вздохнула. — Я погорячилась. Честно говоря, я бы, наверное, тоже поспрашивала о тебе. Я просто очень устала от того, что люди говорят обо мне.

Взгляд Ронана смягчился.

— Мне жаль.

— Не стоит. Это проклятие жизни в маленьком городке.

— Тогда скажи мне что-нибудь, что знают только самые близкие тебе люди. Например, кто твой любимый ученик?

— Учителя не выбирают любимчиков, — солгала я. У нас были любимчики.

— А юристы не любят спорить. — Он ухмыльнулся, в его карих глазах заплясали огоньки, когда он наклонился ближе. — Кроме того, над твоим бесстрастным выражением лица нужно поработать.

— Я не часто играю в покер.

— Хорошо. Ты бы разорилась за десять минут.

Я рассмеялась, и от улыбки у меня заболели щеки. Это было… весело. Так же, как и флиртовать с ним. В последний раз я по-настоящему наслаждалась времяпрепровождением с парнем на Гавайях. При этом воспоминании у меня во рту появился кислый привкус, и я подцепила вилкой кусочек картофельного салата.

— Эй. — Ронан протянул руку через стол, и кончики его пальцев коснулись моих. — Что только что произошло?

— Ничего. — Я отмахнулась, высвободив руку.

Он повернулся к Рен.

— Она тоже все время тебе врет? Наверное, нет. Счастливица.

— Еще. — Рен сцепила пальцы, показывая, что хочет большего.

Так что я накрошила для нее еще сэндвича, отгоняя мысли о прошлом, потому что сегодня вечером я просто хотела быть здесь. С Ронаном.

— Моя любимая ученица в этом году — Эвелинн Лонг. Она училась у меня в пятом классе, а сейчас она на первом курсе старшей школы. Она застенчивая, тихая девочка, которая в конце урока отходит в сторону, чтобы обнять меня, когда никто не видит.

— Мило. — Ронан улыбнулся. — На работе меня никто не обнимает. Может, Гертруда сделает это, если я повышу ей зарплату.

Я фыркнула.

— Ты плохо знаешь Герти, не так ли?

— Думаешь, она откажется от объятий?

— Совершенно определенно. Моя мама любит обниматься. Однажды мы вместе ходили за покупками в хозяйственный магазин и столкнулись с Герти. Мама подошла обнять ее, но не успела она приблизиться на шаг, как Герти подняла руку и сказала, что ей не нравятся объятия.

— И почему меня это не удивляет? — Он снова протянул руку к Рен, чтобы удариться кулачками. — Ты обнимешь меня, Рен?

— Нет. Нет. Нет. — Она замотала головой так быстро, что маленькие косички, которые я заплела сегодня утром, разлетелись в разные стороны.