Я молчала.

Он найдет меня.

Это заняло у него всего минуту.

Он стоял в дверях гардеробной, одетый в свой обычный рабочий костюм — джинсы и рубашку на пуговицах. Между его бровями пролегла морщинка, когда он уставился на меня, лежащую на полу.

— Что ты делаешь?

— Я рылась в коробке, — выпалила я. — В верхней, которая не была заклеена скотчем. В той, что с фотографиями. Прости.

Уайлдер покачнулся на каблуках, как будто я дала ему пощечину.

— Ты что?

Он услышал меня. Мне не нужно было повторять.

Я опустила подбородок.

— Мне так жаль.

Его шок прошел достаточно быстро. На смену ему пришла холодная ярость, вытеснившая всякое тепло из его окружения.

Уайлдер унес эту холодную ярость с собой, когда выбежал из моей комнаты.

Я проглотила комок в горле — я отказывалась плакать из-за своего собственного грандиозного провала — и поднялась на ноги, следуя за ним в гостиную.

Он стоял именно там, где я и ожидала его увидеть: у окна, устремив взгляд сквозь стекло на возвышающиеся вдалеке горы.

— Я не имела права, — мой голос сорвался.

Его руки сжались в кулаки, а плечи напряглись. Он молчал. Пора собирать чемоданы. Меня собирались выселить.

— Прости, Уайлдер. Мне было любопытно. Это не оправдание. Ты впустил меня в свой дом, а я предала твое доверие. Она была любовью всей твоей жизни, и то, что я сделала…

— Не была.

Мой мозг с визгом остановился.

— Хм?

Уайлдер не двигался, он не дышал, затем внезапно напряжение покинуло его тело, как будто все его кости растаяли. Его плечи опустились. Он опустил голову. А потом он заговорил, так тихо, что я была уверена, что ослышалась.

— Она не была любовью всей моей жизни.

Уайлдер

Она не была любовью всей моей жизни.

Это было правдой и неправдой. Правильно и неправильно. Произнося эти слова, я в равной степени освобождался и осуждал.

Эми не была любовью всей моей жизни.

Возможно, если бы я признался в этом раньше, она была бы жива.

— Ч-что ты имеешь в виду? — прошептала Айрис.

Я не мог обернуться. Я был трусом, и не мог встретиться с ней лицом к лицу. Я не был готов увидеть отвращение на ее лице. Поэтому я продолжал смотреть вперед, на вид за окнами, которые столько лет были моим убежищем.

Но горы, голубое небо, золотистые равнины и километры вечнозеленых лесов не давали и намека на облегчение от этого мучительного чувства вины.

— Я любил Эми. — Любил так, как любят двое людей, которые прожили вместе годы и чувствовали себя комфортно. Любил так, как любят двое людей, у которых были общие воспоминания и приключения. Любил то, что когда-то она была моим другом.

Я не любил ее так, как должен был любить. Не так, как муж должен любить свою жену.

— Но я не был в нее влюблен. — Нет. Так много всего было не так с самого начала.

Спустя годы, прокручивая в голове наши отношения — от тех легких, первых дней в колледже до злых, тяжелых дней в нашем браке, — я вспомнил привязанность. Нежность. Дружбу.

Это была любовь. Просто не та, которую она заслуживала.

У меня перехватило горло, легкие пытались расшириться. На груди у меня лежал кирпич, и так продолжалось почти десять лет. Я так привык к его весу, что теперь, когда он начал меняться, когда правда вырвалась на свободу, я забыл, насколько он тяжел.

Возможно, было бы проще хранить молчание и унести эти секреты с собой в могилу.

Но слышать, как Айрис говорит, что я любил Эми, слышать убежденность и уязвимость в ее голосе было настолько неправильно, что я не мог остановиться.

Айрис действительно верила, что я любил Эми, не так ли? Это было справедливо. Как и весь остальной мир.

Только я не хотел, чтобы ее смешивали со всеми остальными. Айрис была единственной. Она была особенной. И все, что она придумала в своем прекрасном воображении, было просто неправильным.

Если и был на земле человек, который должен был знать правду, то это была Айрис.

Даже если она возненавидит меня за это. Даже если это оттолкнет ее.

— Мы начали встречаться в колледже, — сказал я. — Ты это знаешь.

Краем глаза я заметил, как она кивнула.

— Быть с Эми никогда не было легко. Может быть, такова жизнь. Может быть, быть с кем-то всегда нелегко.

Хотя с Айрис здесь, было легко. Конечно, она задавала тысячи и тысячи вопросов. Она перевернула все мои представления о жизни. Но, тем не менее, это было легко. Как дышать. Когда она была здесь, все казалось правильным.

— Я не знаю, как это описать. Я думаю… это было похоже на катание на американских горках. Всегда был подъем. Всегда был спад. Поначалу это было захватывающе. Я списывал это на то, что мы лучше узнавали друг друга. Я думал, что именно так отношения становятся устойчивыми. Тебе нужно пережить бурю, чтобы остаться в спокойных водах. Есть ли в этом какой-нибудь смысл?

— Да, — голос Айрис был тихим, едва слышным, как будто она боялась говорить слишком громко, опасаясь, что я остановлюсь.

— Я думал, что если мы продержимся, то все будет в порядке. Не то чтобы мы были несчастны. Мы просто ссорились. — Слишком часто. Слишком громко. — Я списывал это на то, что мы все еще притираемся друг к другу. И знал, что, если бы я порвал с ней, это разбило бы ей сердце. Мне тоже было бы больно. Поэтому я поступил как трус. Вместо того чтобы покончить с этим, я сделал ей предложение.

Оглядываясь на наши отношения, мои ошибки были настолько очевидны, что я был озадачен тем, что не заметил их в то время. Что я был настолько слеп. Но чаши весов нашей любви были разбалансированы. По крайней мере, так казалось сейчас. Эми любила меня больше, чем я любил ее. И, в конце концов, это стоило ей всего.

— Уайлдер, ты не трус.

Я, наконец, рискнул взглянуть в ее сторону.

Глаза Айрис были полны понимания и сочувствия. Было бы легче смириться с осуждением.

— Не смотри на меня так.

— Ты не чудовище, раз женишься на женщине, которая тебе небезразлична и с которой ты встречался много лет.

— Ты уверена в этом?

Айрис вздернула подбородок.

— Да.

Я хотел верить ей.

— Я должен был покончить с этим. Отпустить ее.

— Вы были друзьями. Любовниками. У вас было общее прошлое. Неужели это действительно такая ужасная основа для брака?

Да. Нет.

— Я не знаю, — пробормотал я. — Думаю, теперь это не имеет значения.

Прошлого не изменить. Оставалось только страдать от его последствий.

Айрис могла до посинения придумывать отговорки, аргументы и оправдания. Это не избавит меня от сожалений.

— Я уже в первый год после того, как мы поженились, знал, что это было ошибкой. Мы оба были несчастливы, но слишком глубоко погружены в отрицание, чтобы признать это.

Айрис придвинулась ближе. Она не прикоснулась ко мне и ничего не сказала, просто подвинулась на несколько дюймов. Она была здесь. Она слушала.

— Мы сосуществовали. Скорее как соседи, чем как любовники. — Мы спали в одной постели, но не часто соприкасались. Секс, в тех редких случаях, когда мы оба были в настроении, утратил свою страсть.

За те четыре года мы перешли от напряженного к обыденному. Мы с Эми никогда не говорили об этом. Казалось, мы оба смирились с тем, что наша сексуальная жизнь была скучной и с этим ничего нельзя было поделать. Мы отдалились друг от друга.

День за днём. Час за часом. Мы разлюбили друг друга.

Даже дружба временами казалась невозможной.

— Мы ссорились из-за пустяков, — сказал я. — Боже, какие же глупые были причины. Я неправильно загружал посудомоечную машину, мы спорили из-за этого, а потом я три дня спал в гостевой спальне. У нее в машине кончался бензин, я читал ей нотации о том, что надо проверять чертов датчик, и она неделю плакала.

Наш брак, длившийся четыре года, стал несчастьем для нас обоих, но мы были слишком упрямы, чтобы признать это.