Уайлдер

Какой-то парень пробежал по коридору старшей школы.

— Не бегать, — крикнул я из своего класса, когда он пронесся мимо моей двери.

Он замедлился, сделал пять шагов, затем его ботинки снова застучали по полу, потому что он продолжил бежать.

Последовать за ним и оставить после уроков было чертовски заманчиво. Но я остался за своим столом, не желая сталкиваться с подростковым поведением, и посмотрел на часы. Мое подготовительное время подходило к концу, и мне нужно было провести еще одно занятие. Потом неделя подойдет к концу, и я, черт возьми, буду свободен.

До конца учебного года оставалось чуть больше месяца, и все были готовы сбежать из этих стен. Ученики. Учителя. Пятничные вечера были особенно тяжелыми.

Это был хороший учебный год, но, черт возьми, я начал уставать. Летние каникулы все никак не наступали, поэтому я жил только ради выходных. Меня манила блаженная перспектива провести выходные в одиночестве. Всего пару дней в одиночестве, наслаждаясь тишиной и прекрасной весенней погодой.

С тех пор как я переехал в Каламити, штат Монтана, последние месяцы учебы у нас были либо солнечными и с цветущими нарциссами, либо погребены под метровым слоем снега. В этом году нам повезло, и я больше всего на свете хотел проводить дни за работой на свежем воздухе, а вечера — на диване с книгой.

Мне просто нужно было продержаться еще пару часов.

Стопка научных проектов на моем столе была так же привлекательна, как заплесневелый сыр, но я взял отчет с самого верха стопки, затем просмотрел работу ученика, делая пометки на полях своей любимой красной ручкой. Введение и гипотеза были написаны хорошо, а текст — разборчиво, но заметки о самом эксперименте были небрежными. Вывод с таким же успехом мог быть написан воспитанником детского сада.

В следующем году я потребую, чтобы все научные проекты были напечатаны. Я нацарапал букву «С» (прим. ред.: оценка «С» в системе оценивания, используемой, в США, означает «удовлетворительно») в правом верхнем углу первой страницы и перешел к следующей. Тут была «В» (прим. ред.: оценка «В» в системе оценивания, используемой, в США, означает «хорошо»). На третьей работе была в лучшем случае «D» (прим. ред.: оценка «D» в системе оценивания, используемой, в США, означает «плохо»), и я уже собирался начать рвать на себе волосы, когда на столе завибрировал мой телефон.

На экране высветилось имя Дэнни.

— Привет, — ответил я.

— Привет. Хорошо проводишь время?

— Да. У меня осталось около тридцати минут до следующего урока.

— Как дела?

— Сегодня пятница.

Он усмехнулся.

— Твои ученики превращают твою жизнь в ад? Потому что мою точно.

— Вчера один сказал мне, что не смог вовремя сделать домашнее задание, потому что на этой неделе у него каждый вечер тренировка по бейсболу. И когда он попадёт в высшую лигу, то купит мне абонемент на сезон.

— Щедро, — сказал Дэнни.

— «D», которую я ему ставлю, тоже кажется щедрой.

— В этом году дети просто безудержны. Они словно отскакивают от стен. — Он глубоко вздохнул. — Я уже готов к лету.

— И я. Мы оба. Мне нужен перерыв.

Некоторые люди, похоже, думали, что учителям живется легко, им нужно всего лишь выдержать девять месяцев работы, в то время как все остальные страдали в течение двенадцати. У этих людей, как правило, были придурки вместо детей, и именно по этой причине работать эти девять месяцев было намного хуже, чем двенадцать.

— Что еще происходит? — спросил я Дэнни. — Как Мэри? С детьми все в порядке?

— У нас все хорошо, — сказал он. — Но вообще-то я звоню, потому что мне нужна помощь.

Я сел немного прямее.

— Хорошо.

Дэнни был моим самым близким и старым другом. На первом курсе колледжа мы жили в одной комнате. Мы оба начинали с разных специальностей — я выбрал биологию, а он изучал политологию. Но в конце концов мы оба выбрали преподавание.

Он жил в Юте, в маленьком городке, где вырос.

Всякий раз, когда я навещал своих родителей в Солт-Лейк-Сити, мы с Дэнни собирались вместе, чтобы поужинать и выпить пива. В остальное время мы общались пару раз в месяц и переписывались каждые несколько дней. Он был самым близким человеком, который у меня был. Он был моим братом.

Я не мог вспомнить, когда он в последний раз просил об одолжении. А я бы запомнил.

Потому что я был у него в долгу.

— Айрис собирается провести пару месяцев в Каламити, — сказал он. — Это для социальных сетей.

— Что? — У меня не было социальных сетей. Я не хотел общаться в социальных сетях.

Я получал достаточно информации от своих учеников. Все дети в старшей школе были зависимы от своих телефонов. Черт, как и большинство учителей и персонала.

— Она живет в разных городах по два месяца, — сказал Дэнни. — Я когда-нибудь рассказывал тебе об этом?

— Хм, может быть. — Не то чтобы я мог вспомнить. Его младшая сестра редко упоминалась в разговоре.

Айрис была на десять лет моложе Дэнни, и его родители не ожидали такого сюрприза. Я не видел ее целую вечность, с тех пор, как мы учились на втором курсе колледжа.

В детстве она была болезненно застенчивой. Она пряталась в своей комнате, играла в куклы или читала «Гарри Поттера». Или что там еще делают робкие девочки-подростки, когда их старший брат и его друг приезжают домой из колледжа с редким визитом.

Может быть, из-за этого я казался плохим другом, но я не спрашивал об Айрис. Я просто предположил, что, если бы было что рассказать, Дэнни поделился бы, как он это делал с Мэри и их двумя детьми.

— Ну, в двух словах, — сказал он, — она живет в разных местах по два месяца подряд. Два месяца в Эдинбурге. Два месяца в Берлине. Или два месяца в Нью-Йорке. Она уже несколько лет мотается по всему миру. Живет своей лучшей жизнью, как сказали бы мои ученики.

Я кивнул.

— А Монтана следующая.

— Ты угадал, — пробормотал он. — Она едет в Каламити. Я рассказал ей об этом городе, и, очевидно, он вызвал у нее интерес.

— Так ты хочешь, чтобы я показал ей окрестности или что-то в этом роде? — Учитывая масштабы Каламити, эта экскурсия заняла бы примерно пятнадцать минут.

— Вообще-то, я… — Дэнни глубоко вздохнул. — Я надеялся, что она сможет остаться с тобой.

— Остаться со мной? Что ты имеешь в виду?

— У тебя дома.

Вряд ли я правильно расслышал.

— У меня дома?

— Да.

— Что? — Я вскочил со стула так быстро, что он отлетел назад и ударился о стену под моей массивной доской. — Ты хочешь, чтобы Айрис пожила у меня два месяца?

Нет. Ни в коем случае.

— Я знаю, что у тебя нечасто бывают гости, — сказал он.

Или вообще никогда. У меня была комната для гостей. Но если только эти гости не носили фамилию Эбботт и не были моими родителями, я не хотел, чтобы у меня были гости.

Преподавание удовлетворяло мою потребность в социальном взаимодействии, и когда я возвращался домой, то делал это для уединения. Дом был моим убежищем, где я мог успокоить свой разум. А когда это было невозможно, я мог в одиночестве поразмыслить над своими ошибками.

Мысль о том, чтобы ходить на цыпочках вокруг сестры Дэнни в течение двух месяцев, ну… Я бы предпочел быть погребенным под горой неразборчивых научных отчетов и заплесневелого сыра.

— Дэнни, я не могу.

На линии повисла тишина.

Я знал, что за этим последует, еще до того, как он произнес эти слова. Я ждал их пятнадцать лет.

— Ты мне должен.

Блять. Я поднял свой стул и плюхнулся на сиденье.

— Эта фишка была у тебя в кармане много лет. И ты разыграл ее только сейчас? Почему?

— Айрис… я не знаю. Она изменилась. Я беспокоюсь за нее.

— Что значит «изменилась»? Если это как-то связано с наркотиками или…

— Нет. Нет, дело не в этом. Она хорошая. Просто она кажется… потерянной. Она подавала заявления во все эти колледжи, но так и не поступила. Она исчезла в Европе на несколько месяцев, не сказав никому из нас. Когда она все-таки приезжает домой, то всегда сокращает свои визиты. Ей двадцать пять, и у нее нет ни карьеры, ни дома, ни обязанностей. И она почти не разговаривает со мной. Не то чтобы она когда-либо звонила первой, но первый разговор, который у меня был с ней за последние годы, состоялся сегодня утром, и он длился целых пять минут.