— Мне нравилось возвращаться домой после суматошного, шумного дня в школе в мир и тишину. Эми включала музыку так громко, что я ничего не мог расслышать. Казалось, что все, что я делал, заставляло ее плакать. Всё. Именно слезы, в конце концов, довели меня до крайности.

— Что ты имеешь в виду?

— Однажды я понял, что видел, как она плакала чаще, чем улыбалась. И я просто… больше не мог этого делать. С ней. С собой. Я не хотел вспоминать свою жизнь со слезами на глазах. В конце концов, я сказала ей, что хочу развестись.

Ни одна душа в этом мире не знала об этом. Ни одна.

— О, — прошептала Айрис. — Я и не подозревала.

— Никто не знает. — Я с трудом сглотнул. — Той ночью, когда я сказал ей, что все кончено, произошел несчастный случай.

Той ночью Эми умерла.

Айрис ахнула, прижав руку ко рту.

Боль в груди была такой сильной, что я прижал руку к груди.

— Я любил Эми. Но я не был влюблен в нее. — Мой голос дрогнул. — И именно по этой причине она ушла.

— Нет, Уайлдер. — Рука Айрис обхватила мое предплечье. — Это был несчастный случай.

Я покачал головой.

— Это была моя вина. Я сломал ее в ту ночь. Я думаю, она бы продолжала притворяться, что мы счастливы, до конца наших дней. Но она начала говорить о детях, и я просто…

Мысль о том, чтобы завести ребенка просто потому, что это то, чем занимаются супружеские пары, раздражала меня в течение нескольких месяцев. Это было одной из причин слез Эми. Я говорил ей, что не готов, и каждый раз она рыдала навзрыд.

Справедливо. Что за мужчина не хотел иметь детей от своей жены?

— Ты не хочешь детей? — спросила Айрис.

Я сглотнул, ненавидя себя за то, что собирался сказать.

— Я не хотел их с Эми.

Вот и все, Айрис уйдет. Когда скажет мне, что я жалкий сукин сын, и она больше не хочет меня видеть. Я помогу донести ее чемоданы до «Бронко».

Но она не ослабляла хватки на моей руке.

Я с бешено колотящимся сердцем ждал, что она меня отпустит. В любую минуту она могла выскочить из этого дома и исчезнуть навсегда.

Но Айрис осталась рядом, крепко держа меня.

— Она, должно быть, плакала. Иначе она увидела бы грузовик. — Плакала из-за меня. Умерла из-за меня.

— Что случилось? Авария?

— Она была на автостраде. Парень за рулем грузовика вылетел на встречную полосу. В четыре часа дня он был пьян и врезался прямо в нее. Ее машину перевернуло пять раз. Он сломал руку. По словам полиции, она скончалась от удара.

— О, Уайлдер. — Айрис всхлипнула. — Мне очень, очень жаль.

Мне тоже. Я всегда буду сожалеть об этом. Она ушла из дома из-за меня. Она умерла из-за меня.

Пока я жив, этот день всегда будет самым худшим в моей жизни. Когда ко мне пришли из полиции и сказали, что она попала в аварию, я не поверил этим двум полицейским. Я просто стоял в дверях своего дома и говорил им, что они ошиблись адресом.

Но по мере того, как они рассказывали мне все больше и больше подробностей — о ее машине, имени и номерном знаке, — до меня начало доходить. Отрицание было сильным противником, и я все еще был настроен скептически, поэтому звонил ей снова и снова. Каждый раз попадал на голосовую почту.

Этот телефон лежал в коробке где-то в шкафу. Должно быть, Айрис не нашла его сегодня.

Вместо этого она просто нашла фотографии о жизни, закончившейся слишком рано.

— Если бы я подождал, если бы я сказал ей по-другому, если бы вообще не сказал ей, если бы мы не поженились… она все еще была бы здесь.

— Ты не можешь так думать, — сказала Айрис, тряся меня за руку. — Это не твоя вина. Это вина пьяного водителя.

Нет, это была моя вина.

Она никогда не сможет убедить меня в обратном. Это чувство вины никогда не исчезнет. Оно было так же бесконечно, как звезды на ночном небе.

— Люди разлюбили друг друга, — сказала Айрис.

— Правда? — Или мы с самого начала не любили друг друга? — Мои родители безумно любят друг друга. Ты увидишь, когда они будут здесь в пятницу. Они не могут разлучаться больше чем на день. Они целуются и прикасаются друг к другу, как мои ученики в старшей школе. Это то, среди чего я вырос.

Мысль о том, что можно разлюбить, была мне совершенно чужда.

Хотя, возможно, я не был создан для такой любви, какая была у моих родителей. Возможно, это было настолько редким явлением, что не входило в мои планы. У нас с Эми никогда не было такого увлечения друг другом.

Но с Айрис? В этом был потенциал. Возможность, которая пугала и возбуждала.

Исчезнет ли эта постоянная потребность быть рядом с ней? Беспокоиться было бессмысленно. Она уезжала в конце месяца. Скоро она уедет.

И мне придется разлюбить другую женщину.

— Расскажи мне о ней. Какой она была? — спросила Айрис.

— Зачем? — Почему она так заинтересовалась Эми?

— За тем, что я не думаю, что смогу убедить тебя, что в ее смерти нет твоей вины. Но, может быть, если ты расскажешь о ней, это будет не так больно.

Это было больно. Я не собирался этого отрицать. Это мучило меня девять проклятых лет.

Прошло много, очень много времени с тех пор, как я в последний раз говорил об Эми. Мне было легче держать ее внутри. Держать ее взаперти, сожалея обо всем, что я должен был сделать по-другому.

— Нет.

— Пожалуйста?

— Айрис.

— Пожалуйста, Уайлдер. Просто… попытайся.

— Зачем?

— За тем, чтобы, может быть, встреча с Ларк Тэтчер не беспокоила тебя так сильно. Чтобы, может быть, однажды ты сам просмотрел эти коробки. Чтобы ты мог двигаться дальше.

С ней?

Она поэтому спрашивала? Потому что не думала, что я смогу жить дальше?

Возможно, Айрис была права. Возможно, это нужно было прекратить.

— Она бы возненавидела этот дом. — Пока я говорил, мой взгляд блуждал по стенам и окнам. — Для нее здесь было бы слишком тихо и слишком далеко от города. И Каламити ей бы не понравился. Он слишком маленький. Но она бы не стала жаловаться на это. Она никогда не жаловалась. Она всегда говорила, что не хочет быть тем негативным человеком, который унижает окружающих ее людей.

Эми была для меня чем-то вроде сахара в крови.

— Ей всегда нужно было чем-то заниматься. Сходить в магазин. Встретиться с друзьями. Пойти в новый ресторан. Она не могла усидеть на месте. Мы вместе смотрели фильм, и она по десять раз вставала, чтобы взять закуски, попить воды или переодеться. Раньше я изнывал от одного только наблюдения за ней.

Я часто просил ее посидеть со мной на диване и просто расслабиться. Мне нравилось, как Айрис сидела рядом со мной, пока я читал. Эми никогда не могла продержаться дольше трех минут, прежде чем ей становилось скучно, и она злилась на меня за то, что я не хочу что-то делать.

Но временами ее энергия была заразительна. Мы ходили на концерты, которые я бы пропустил, но был рад, что не стал этого делать. Мы экспериментировали с ресторанами, которые я никогда бы не выбрал для себя.

— Мы были противоположностями, — сказал я Айрис. — Я думаю, что у некоторых пар это срабатывает. Но не у нас.

С годами наши разногласия становились все более и более заметными. Пока они не стали камнем преткновения, разделяющим нас.

Ее всегда возмущало, что ей приходится выставлять меня за дверь. Я устал бороться с ней, чтобы она просто осталась дома.

— Мы устроили хорошее шоу для всего мира. Друг для друга. Никто об этом не знает. Я не думаю, что Эми даже рассказала своей семье о наших трудностях. Я, черт возьми, уверен, что не говорил своей. Просто было легче притворяться.

А после ее смерти меня поглотили горе и чувство вины. Я приехал в Монтану, отчаянно пытаясь сбежать из дома, в который мы переехали после нашей свадьбы. Мне нужно было место, где эхо ее плача не встречало бы меня каждое утро и не преследовало бы каждую ночь.

Мне нужно было уйти от людей, которые считали нас идеальной парой.

— Дэнни так и не узнал? — спросила Айрис.

Я покачал головой.

— Однажды я сказал ему, что мы часто ссорились. Он сказал мне, что это просто трудный период. Что после того, как у нас появятся дети, мы справимся с этим. Когда я сказал ему, что не уверен, что у нас будут дети, он посоветовал мне подождать еще год.