Айр сбросил с руки изрубленный щит и бережно убрал окровавленный бастард в ножны. Неторопливо и флегматично, словно ничего необычного не происходило. Затем поднял голову, встретился взглядом и, широко раскинув в стороны руки, шагнул вперёд.

— Когда я тебя встретил, ты защищала сестру. Пусть и не по крови, но ты отдавала этому всю себя. Но я видел в тебе лишь лицемерного аристократа. Подозревал в страшных вещах. Но день за днём твой отчаянный, жертвенный характер убедил меня в твоей искренности. Ты была для меня героиней, — поведал рыцарь, медленно надвигаясь на девушку.

Лана замерла. Не шевелилась и, кажется, почти не дышала. Сквозь туманную дымку в её глазах всё сильнее проступал жадный свет. Изрубленный в противостоянии с Астером лёд продолжал трескаться. Среброволосая отчаянно тянулась к словам возлюбленного и пыталась забросить вторую часть себя поглубже в чулан подсознания. Время экзарха прошло, сейчас была пора самого важного выбора.

— Достаточно! — крикнул Айр в ответ на почти незаметное колебание, признак сомнения в стеклянных глазах. — Я больше не хочу, чтобы ты собой жертвовала. Твой путь мессии закончится здесь. Брось клинок, я его уничтожу.

За спиной Ланы были тысячи безмолвных теней. Отражений её собственной души, что цикл за циклом шла этой тропой. Дыхание бездны впиталось в саму её суть, подчиняя существование единой цели. Но сейчас, благодаря вмешательству лишённой имени Алой Ведьмы, незыблемость предрешённой судьбы была нарушена. Лана встретилась взглядом с воплощённым экзархом в глубине своего разума.

Ланнард выглядел так же, как и всегда. В его руке был чёрный меч, призванный из-за предела. Он вскинул его и направил в грудь фиолетовоокой демоницы.

— Останови, — холодно приказал Белый Барон. — Если ты не уничтожишь меня, я разрушу всё, чем мы дорожим.

Руки Ланы были пусты, а на губах играла улыбка. Разумеется, ей было страшно, развязка всего подступала, направив острие в горло. Но уходить безропотно во тьму она не собиралась. Пришло время для чудесной, возможно, последней шутки, мысли о которой она вынашивала всю дорогу.

— Меч Энима… Он ведь создан для того, чтобы разрушать оковы? А задача экзарха — освобождать и спасать людские души? — поинтересовалась девушка, её улыбка стала чуть шире. — В таком случае доведём ситуацию до абсурда! Ты тоже человек, знаешь-ли. Я желаю освободить душу самого спасителя!

Тщательно спрятанный океан эмоций лопнул и накрыл их обоих, это даровало ей лишь толику секунды. Стремительное мгновение, в течение которого Ланнард пытался осмыслить сказанные ею слова. Лана метнулась вперёд, едва разминувшись со стремительным выпадом, — даже ошеломлённый Белый Барон был быстр, словно стрела. Но он промахнулся, а она оказалась быстрее. Выбив проклятый меч, схватила оружие когтистой лапой и взмахнула им сверху вниз, разрубив на две части принадлежавшую ей душу барона, отсекая от человеческой сути дыхание бездны.

Но этого было мало. Меч всё ещё существовал и жадно тянулся к владельцу. До самого Нездешнего отсюда было невозможно добраться, но сейчас, пока лишённая долга душа Ланнарда пыталась всё осознать, Лане предстояло сделать ещё кое-что. Простое и вполне доступное действие.

Удар нерушимым клинком об колено громом прозвенел по залу. Лана не понимала, почему она это сделала. По её лицу текли слёзы. Это было предательство. Невероятное, немыслимое и невозможное. Но её тело подчинялось не её чувствам. И даже не её воле. А тому, что было глубже и важнее их. Её душе. Она отдала меч в могучие руки.

Клинок Первого Короля, отдавшего жизнь ради защиты людей, плашмя обрушился на согнутое колено рыцаря. Сжимая рукоять и лезвие древнего меча в руках, словно гнилую палку, Айр Лотаринг ударил снова. Финиалла стала Вечным Стражем, чтобы сдержать эндорим, отдав всё долгу и служению, обрекая себя на участь более ужасную, нежели смерть. Он не допустит для Ланы этой судьбы.

Девушка положила свои холодные руки на его латные рукавицы. Они, черпая силу друг в друге, вместе ударили снова. Чёрный клинок треснул, разрывая предрешённую судьбу в лоскуты.

Экзарх не мог владеть свободой действий. Все его желания были подчинены великой цели. Но она уже была свободна. И ею двигало более глубокое и древнее чувство. Важнее, чем долг. Важнее, чем страх. Обещание защитить любимых. Обещание, что она дала давным-давно Айру, Ульме и самой себе. Не стать чудовищем. Сделать их счастливыми. Любить их.

С каждым ударом она предавала долг. Предавала вечное, беззаветное служение и всех тех, кто отдал свои жизни во всех циклах этой цели. Из всех уголков мира бывший экзарх и её вечный страж ощущали чуждое внимание. Спящие прислушивались к звукам тяжёлых ударов с надеждой и недоверием. То, что было невозможно, происходило:

— Сгиньте, а то остановлюсь! — прокричала в пустоту Лана, и присутствие сразу исчезло. Но Лану уже несло, слишком долго ей пришлось позволять этой сущности подавлять свои чувства, нанося удар за ударом, она вопила:

— Как же вы меня задрали! Спящие! Нездешние! И прочие охреневшие! Я буду жить! Буду счастлива! Потому что это заслужила!

На десятом ударе клинок со звоном разлетелся на части. Незримые нити, делавшие её куклой гостя из Бездны, были оборваны навсегда, и груз невыносимой, нечеловеческой ответственности спал с души. Тело начало заваливаться набок, но находящийся рядом и надёжный, как бог, мужчина подхватил её за плечи. Грохнувшись бронированным задом о камень, Айр осторожно уложил возлюбленную к себе на колени, заглядывая во вновь тёплые, нежные, фиалковые глаза. Устало покачав головой, воин с улыбкой произнёс:

— Эх, Лана, ты совсем не бережёшь своё снаряжение. То нагрудник потеряешь, то меч сломаешь. Ай-яй-яй, уверен, дед тебя наругает…

Лежа в объятиях Айра, девушка усмехнулась, а потом и вовсе, сквозь боль в обожжённых рёбрах, захохотала. Сотник, заметив, что её кольчуга прожжена в двух местах, принялся её осторожно снимать. Ульма побежала к ним, споткнувшись о крупный деревянный обломок, валявшийся под ногами. Бухнувшись на задницу, ведьма скривилась, её изумрудные глаза светились таким счастьем и свободой, что, увидев их, к Лане сразу начали возвращаться силы. Этот взгляд стоил того, чтобы пережить поход к Лангарду ещё парочку раз.

Харгранка, всплеснув руками, осмотрела страшные ожоги на груди любимой и сразу полезла за скляночками и баночками, начав их обрабатывать. Магии, чтобы исцелить причинённые демоническим огнём раны, у неё уже не осталось. Лана покосилась на обломки древесины, усеявшие древний зал, и произнёсла:

— Эти твои рояли были какие-то странные. Бухали громко, но глухо. Настроить забыла?

— Придумывать несколько дюжин полноценных музыкальных инструментов было бы очень-очень затратно, поэтому они все были из цельного массива дуба. Считай, что это тактические, бронебойные рояли. Не переживай, я оставила один настоящий, специально для тебя, — сосредоточившись на её ожогах, ответила ведьмочка. Жжение и боль постепенно затихали под ласковыми пальцами.

— Хитро, постараюсь тебя не злить лишний раз, — усмехнулась среброволосая.

— Лана! Я не в этом смысле! Хочу сыграть для тебя. Давно хочу, на самом деле… — заулыбалась Ульма и, закончив накладывать пропитанную мазями повязку на ожоги, перевела взгляд на сотника. Тот отрицательно покачал головой: