— Напрасно. Он служил ещё моему деду. Достойный, умный и верный был человек, но, будучи простолюдином, мог быть услышан в те времена лишь в этом ключе, — с укором заметила Элеанор, а затем её голос стал холодным и жёстким. Её Величество приказала:

— Ты не станешь ничего предпринимать, пока я тебе не разрешу. Эта сущность смогла сокрушить проклятие Лангарда. Её сила спасёт тысячи жизней, когда разразится война.

— Как пожелаете, Ваше Величество. Благо государства превыше всего. Но после того как польза этого чудовища будет исчерпана… вы ведь мне поможете, моя королева? — покорно склонила голову Сэра.

— Разумеется, — бросив взгляд в зеркало, Элеанор пристально взглянула в лицо своей дочери, а затем тонко улыбнулась. Ей понравилось то, что она там увидела.

“Матушка всегда держит слово. Кроме тех случаев, когда Те, Кто Превыше, не решают иначе. Я не могу рисковать. Мне нужна помощь,” — подумала рано поседевшая юная девушка.

***

На окраине Пустошей летом было невыносимо жарко. Резкий, злой ветер красным песком бил по глазам, пытаясь ослепить, залепить нос, задушить и проникнуть везде, где возможно. Дежурство у Сломанного Каньона считалось самым худшим назначением из возможных. Обычно на него определяли только тех, кто проштрафился, был застукан пьяным во время дежурства или проявил ленность. Но желтолицый гвардейский десятник раз за разом сам просил определить своих парней в дальний дозор. А те, хоть и недовольно скрипели зубами, но не спорили и не роптали, будучи привычными к трудностям.

— Я сэру рыцарю полушку золота должен. Может, отдавать не придётся? Уж пара месяцев как минула… — позвякивая кольчугой, произнёс Бирам — один из немногих рядовых гвардейцев, кто после последнего штурма Равен решил не идти в академию, дабы получить звание десятки, а попросту остаться в строю.

Его длинные усы вызывающе топорщились, он их подкрашивал золой и считал себя настоящим любимцем женщин, а командование считал занятием слишком унылым и скучным.

— А вот хрен тебе на воротник. Помнишь, как неделю назад на севере грохотало? Стрелы Воина сверкали одна за другой. Это знак, что наши там ещё живы! И, как всегда, в паре сражались. Я в это верю, — убеждённо ответил Желтыш, приспустив с лица защищающую от песка плотную маску, наподобие тех, что носили южане.

— Ну конечно, ещеб не верил. Ты ж по дури на их возвращение всё жалование за полгода поставил! — рассмеялся Бирам, а секунду спустя, до рези в глазах вглядевшись в унылый пейзаж изломанного каньона, воскликнул: — Желтый, там кто-то идёт!

— Шуткуешь? — нахмурившись, спросил десятник, но сразу же подобрался и нахлобучил на голову бацинет. По его знаку расположившиеся на привал парни сразу похватали оружие и начали снаряжать коней, пасшихся неподалёку, уныло жуя чахлую травку.

— Да нет, вон же, — резко ответил усатый рядовой, вскинув вверх руку и ткнув пальцем в мёртвый пейзаж.

Желтый пригляделся — и замер. По центральному, самому широкому излому в земле, из-за поворота показалась процессия. Странная, пугающая и непонятная. Первыми шли какие-то клыкастые твари — помесь кошек и волков, только размером с телёнка. Медленно, выбиваясь из сил, они, запряжённые, тянули телегу с высокими бортами, заполненную блестящими от солнечных лучей сундуками, на которых поверх восседал человеческий силуэт.

Даже на таком расстоянии, разглядев десятника, человек поднялся на ноги и приветственно помахал им рукой. Желтый ошеломлённо повторил тот же жест, а, увидев высокую мужскую фигуру, что спрыгнула со следующей телеги, чтобы встать во весь рост, усмехнулся.

— Да копатся раком и колоться ежом! — удивлённо буркнул Бирам. — Походу дела, полушечку придётся таки отдать…

— А я ж тебе говорил, что его смерть не возьмёт. А если даже возьмёт — то не удержит! — торжествующе воскликнул Желтый, приветствуя возвращение своего командира.