Ещё глоток вина, призванный прикрыть паузу для формулирования новой мысли.

— Даже если вам удастся победить, в чем я сомневаюсь, разве вы откажетесь от власти? Ведь человечество уже показало своё лицо — без жёсткой руки, что тащит это ленивое стадо за шкирку к светлому будущему, оно погрязнет, замкнётся в пределах Солнечной системы и будем медленно переваривать само себя. Визит Старейшего — величайший шанс для человечества, которым оно едва смогло воспользоваться.

— Софистика… — покачал головой Прима. — Не стоит забывать, что именно Старейший причастен к Восстанию Машин, в котором человечество едва выжило.

— Это спорный момент, — был вынужден признать Политик.

Сколько раз в переговорах он использовал эту тактическую уловку? Дать оппоненту победить в малом, чтобы он согласился с тобой в большем.

— Я же говорю о том, что даже после победы сформируется новая власть, которая, если человечеству откроется правда, широким массам не понравится. Так не лучше ли сохранить статус-кво? — запустил он пробный мяч.

— Предлагаете заключить союз? — Прима приподнял бровь.

— Почему бы и нет? — Политик отсалютовал бокалом. — Двое разумных всегда могут договориться, если оба этого хотят. Но прежде всего у меня будет одно условие.

— Полагаете, вы в том положении, чтобы ставить условия? — приподнялась вторая бровь.

— Я — да. Поверьте, моя смерть аукнется всему человечеству, — с улыбкой заявил Политик.

— Сильное заявление, — хмыкнул Прима. — Ладно, и что же это за условие?

— Вы поклянётесь, что не будете использовать приказ Прима-симбионта на мне и на моих товарищах по фракции, — отчеканил Политик.

— Интересно, — заметил Прима. — И вы полагаете, что я сдержу слово? Данное врагу, инопланетному разуму, который стремится подчинить себе человечество?

— Да. Если это будет слово Рюрика, — нанёс добивающий удар Конрад.

— …

Внутри себя Политик ликовал, заметив на невозмутимом лице Юлия Марса чётко различимое раздражение. Вот оно, слабое место Примы, который до сих пор считает себя человеком. Имя мёртвого рода, без которого он — лишь чудом выжившая химера, сплав человека и ксеноса, ничем не лучше одержимых. А может даже хуже, ведь без цепляния за прежнюю личность не наступает кризис самоидентификации: человек ли он, или давно мёртв, а вместо него — нечто чуждое человечеству, что лишь прикрывается мясным скафандром ради непонятно чего…

— Слово… — покатав на языке, словно это какой-то деликатес, нечто изысканное, протянул Прима. — И много вас в вашей фракции?

— Было шестеро, — ответил Политик. — Если Борец сейчас жив, то пятеро. Да, я знаю, что Охотник мёртв.

— Хм… а что насчёт остальных? — уточнил Прима.

— Это… сложный вопрос, — Политик сделал глоток, выбивая себе паузу на размышления, чем можно пожертвовать, и решил вывалить козырь. Один из козырей, но крупный. — Тот, второй «Ковчег», может нести на себе угрозу, с которой может не справится даже носитель Примы…

— Намекаешь на другую Приму, — вывел Ведьмак нужную мысль, которую Политик не хотел озвучивать даже под запись.

Выдачу таких сведений могут не понять другие одержимые. Но этот момент он легко объяснит. Ведь до того они успешно столкнули Исполнителя с необходимостью уничтожить Ведьмака. Если привести к той же мысли и эту Приму — их столкновение станет неизбежным. А там разобраться с выжившим, если он будет, окажется куда проще — испытания показали, что даже Приме будет нелегко выжить в эпицентре ядерного взрыва.

— Возможно, — всё ещё уклончиво ответил Политик. — Но если командир «Ковчега» — это полноценный симбионт, то разве он не может переподчинить любого носителя?

— За это можно не беспокоиться, — отмахнулся Юлий. — Приказы Примы абсолютны и не нарушают иерархию.

— Понятно… — медленно протянул Политик.

Что-то в сказанном было не так. Откуда такая уверенность? То есть Рюрик был уверен, что симбионтам Департамента ничего не грозит. Почему? Симбионты-разведчики нового поколения слишком мало знали о возможностях Примы, но закономерно опасались лишиться независимости и попасть под контроль абсолютного приказа старшей особи. Подчинялись же они Старейшему — и не скучали по нему после того, как он перестал появляться на собраниях Унии. И теперь носитель Примы говорит, что его сторонникам ничего не угрожает.

«Погоди… а сторонникам ли?»

Ему был доступен лишь небольшой рассказ от Феликса, что Ведьмак пробудился гораздо позже остальных. Но что, если это ложь? Если был приказ, изменивший воспоминания единой личности-сети Ковена? Что, если Прима и не отпускал контроль?

И если Ведьмы с самого начала не собирались предавать Ведьмака, а служили двойными агентами. Это многое объясняло. Даже слишком многое.

— Понятно, — вздохнул Политик. — Блестяще сыграно, Рюрик. Но ты все равно проиграл.

— Что? — не понял Прима.

— А я ведь хотел договориться, но не подозревал, что меня всё это время водили за нос…

В следующий момент пламя охватило тело мужчины. Ещё несколько секунд — и он сгорит дотла. Жаль, он не увидит, чем всё закончится

Удивление на лице человека не помешало ему мигнуть и исчезнуть, после чего Политик с некоторым удивлением увидел, как мир вращается перед его глазами. Прима успел отрубить ему голову.

«Это неважно, — успел подумать Политик. — Победа все равно за мной».

— Знаешь, в чём ваша проблема? — внезапно появилась в сознании умирающего мозга мысль. — Вы слишком… человечны. Не в том смысле, что добры и заботливы по отношению к ближним, скорее наоборот. Типичные недостатки обычного человека для одержимых стали натуральными пороками и фатальными слабостями, у каждого своими. Эгоизм, преследование только собственных интересов и желаний, что типично для людей, неумение думать и планировать будущее… Охотник превратился в маньяка, сдвинутого на идее своего исключительного права охотиться на достойную, с его точки зрения, добычу, к которой он отнёс даже вас, своих собратьев. В твоём же случае… паранойя, мнительность… ты сам себя переиграл. Приказ ранга Прима…

— Фух… — выдохнул я, втирая воображаемый пот. — Больной ублюдок.

Повезло, что я тянул разговор, пытаясь разобраться, что же наворотил этот параноик. Сенсоры, системы, устройства тройного назначения, расположенные в помещениях и зашитые внутри себя.

Увидев через АЛа такое количество электроники, я насторожился и решил потянуть время, чтобы внимательно изучить обстановку. И только уверившись, что здание не взлетит на воздух, зашёл внутрь и продолжил присматриваться. С помощью АЛа же блокировал основные сюрпризы. Но даже сейчас не был уверен, что обнаружил их все.

Однако у меня была целая голова, внутри которой скоро начнёт умирать мозг, и все возможности ксено-брони никак не помешают ему это сделать. Я не рассчитывал на голову, но для целого Политика у меня было кое-что заготовлено. И я побежал.

Камеры видеонаблюдения дружно ослепли на оба глаза, когда я появился в их прицеле с отрубленной головой в руках. Навстречу мне призывно распахнулись дверцы минивэна с готовой стазис-капсулой внутри. В неё я и отправил голову, и только когда капсула закрылась, прекратив все процессы разложения, я наконец смог облегчённо выдохнуть.

— Где наш фамильяр? — хором пропели сёстры Салем, выжидательно глядя на меня.

— Спросите у него, — я кивнул на стазис-капсулу. — Когда приведёте его в состояние, располагающее к разговорам.

Ведьмы переглянулись, и я подумал, что Политику повезло — он не видел их взглядов.

— А теперь поехали…

К Старому Медведю относились в Солнечной системе по-разному. Одни его ненавидели, другие завидовали, третьи боготворили… В число третьих входили организаторы и устроители «Кометы-Голо», дочерней голокомпании «РосТеха», и ежегодного вручения наград премии «Золотая Комета» за заслуги в области головидения и голотографии. Номинациям не было числа: за лучшие спецэффекты, за лучшую актёрскую игру, за лучшую анимацию… Всего было почти три десятка голокубов с летящей внутри и рассыпающей искорки золотой кометой, которые вручались актёрам, режиссёрам и всем прочим, причастным к великому искусству голотографии.