Раны не смертельные, нет. Но ему нужен уход, иначе останется без руки и ноги. Потеря крови, шок и духота — плохие спутники. Но Мика должен выжить, тем более свою работу он выполнил превосходно, оттянув внимание на себя.

Я сел рядом на корточки, вытянул перед ним рукояти двух мечей: мёртвой стали и деревянного.

— Выбирай, я могу сделать это благородным клинком или обсидиановым.

— А разница?

— В целом, для тебя никакой. — Ответил я. — Просто должен же быть выбор?

— Это да… без выбора оно как-то совсем хегово. — Кивнул Мика, ткнул целой рукой в рукоять меча мёртвой стали. — Давай, буду потом рассказывать, что пережил удар легендарного.

— Сейчас.

Я подготовил перевязь, нарезав рубаху в клочья и используя подвязку ворота. Рукоять деревянного меча закусил Мика, откинулся на ступенях. Подсвеченный снизу, он едва похож на человека. Я перетянул раненые конечности выше ран, затягивая при помощи палки, так что ткань передавила плоть. Мика застонал, зубы впились в полированное дерево.

— Терпи, дальше больнее будет. — Пробормотал я, сжимая клинок.

Первой пошла рука. Мёртвая Сталь прошла через плоть, лишь слегка замедлившись на кости. Наёмник яростно замычал, выгибаясь и пуча глаза, зубы продавилась в дёсны до крови. Из раны почти ничего не выплеснуло, а предплечье скатилось на стеклянные ступени.

С ногой вышло хуже, кость слишком плотная и толстая, а клинок затупился. Срез получился косой, без необходимого лоскута кожи, чтобы перекрыть рану. Мика взвыл и обмяк, лишь грудь тяжело вздымается.

— Рану нужно закрыть… — пробормотал я, гадая, как это сделать.

Если прижечь, то ожог сделает только хуже. Если не перекрыть, то заражение убьёт наёмника за считаные дни, если не часы. Если с рукой можно оттянуть кожу, то с ногой уже не выйдет… Высокий мелодичный звук накрыл джунгли, плотной волной, прошёл через меня.

Ворота раскрываются, и по ступеням спускается эльф. Рослый и широкоплечий. Каждый шаг порождает новую волну мелодии, а многочисленные перья его доспеха покачиваются в такт. Эльф безоружен, но смотрит на меня с ненавистью, а правую руку отводит, как для удара мечом.

— Я надеюсь ты лекарь… — начал я, шагая навстречу порождая новую волну резонанса.

Меж пальцев эльфа вспыхнул чистый свет, вытянул, обретая форму клинка. Что-то подобное в былые годы творил Элиас, но не настолько ярко. Маршал мог лишь покрывать свой меч светом.

Меч Тьмы выскользнул из моего запястья, коснулся ступеней. Звон сделался тончайшим, режущим уши, а на стекле осталась узкая полоса. Эльф что-то прорычал, вскидывая подбородок и показывая ритуальные татуировки на шее.

Сорвался в бег, занося полосу света над головой. Я едва успел отскочить, не рискуя блокировать. Чутьё подсказывает, что это плохая идея. Если уж клинок отпрянул от алмаза.

Мы закружили по ступеням, стараясь достать друг друга. Меняя высоты и обмениваясь градом ударов. Тьма сторонится Света, но мёртвая сталь бьёт верно. Металл покрывается радужным градиентом на месте соприкосновения, лезвие слегка плавится.

Удары отдаются в костях, меня теснят. Эльф будто атакует из двух мест разом. Глухой рык рвётся из глотки. Стараюсь поймать свет мёртвой сталью, отвести вниз и открыть для атаки. Сияние переполняет эльфа, струится из глаз и ноздрей. Он словно дышит светом.

Я поймал выпад гардой, привычно заломил клинком, отводя… но забыл, что меч укоротили до размеров кинжала. Эльф вырвался, почти сломав мне кисть, пнул по рёбрам и меня пронесло по ступеням с протяжным скрипом подошв по стеклу. Оттолкнувшись в атаку, породил звуковой удар за спиной, от которого застонала вся стеклянная гора.

Каждый шаг, каждый рывок отдаётся в толще стекла мелодией, что нарастает и опадает. Живёт, подчиняя себе сам бой.

Эльф рубит меня, подвывая от восторга, лицо разрезает дикий оскал. Свет оставляет за собой остывающий шлейф. Сияние пробивается меж пальцев.

В начале лестницы Мика очнулся. Затуманенный взор заскользил по ступеням, пока не упёрся в нас. Наёмник выругался, слабо швырнул в эльфа алмаз, но сияющая точка упада на соседней ступени.

Я отбил атаку в голову, пропустил тычок локтем в челюсть и попятился, кривя разбитые губы. Кровь запачкала зубы, стекает по подбородку и капает на ступени. Как же не вовремя вылез этот гад… как же не вовремя!

Мика, ругаясь, попытался встать. Сжал алмаз, упираясь в ступень… меж пальцев брызнул свет. Лицо наёмника стало отрешённым, очистилось от грязи и будто помолодело. Он медленно поднялся, качнулся… и опёрся на ногу, сотканную из сияния. Оно же заменило руку. Первый шаг, странно неловкий, будто рубленный.

Эльф не замечает, слишком занятый мной.

На мёртвой стали разрастается оплавленная зарубка. В воздухе пахнет горелым металлом.

Наёмник с воплем обрушился на эльфа со спины, неуклюже ударяя мечом из света в голову. Эльф крутанулся на месте, пропуская удар мимо, и вогнал свой меч в живот Мики. Сияющие лезвие вышло из спины, исходя кровавой дымкой. От силы удара наёмника согнуло пополам. Эльф дёрнул клинок, поворачиваясь ко мне… Мика вцепился в запястье, стиснул, заходясь булькающим смехом.

Лезвие из Тьмы перечеркнуло глотку эльфа. Через боль в ранах, сердце и хребте, я ощутил всплеск почти звериной радости.

Обезглавленное тело рухнуло с лестницы, заливая ступени почти чёрной кровью. С каждым ударом об стекло порождая дробные волны мелодии.

Хрипя и хватая тягучий воздух распахнутым ртом, я упал на колени перед наёмником. Сияние пропало, забрав с собой новые руки. Мика мёртв. Ни последних слов, ни проклятий, ничего.

Солнечные Алмазы блестят в луже крови, будто звёзды на красном небе. Пустой взгляд устремлён сквозь меня в вечность.

Странно.

Я почти его не знал, как и он меня. Никаких обязательств между нами, ради которых можно умереть. Он никто. Человек, продавший свою жизнь всего лишь за богатство.

Я смотрю в бледное, удивительно спокойное лицо. Глаза уже не закроются. Мертвецы обожают смотреть на мир, который им уже не принадлежит.

Почему же так горько? Почему он решил умереть, спасая меня? Ведь мог притвориться мёртвым и надеяться…

Ладонью провёл по лицу, закрывая глаза. Это всё, что теперь я могу сделать для него. Поколебавшись, собрал из лужи крови алмазы. Горячие искры, облачённые в твёрдую оболочку. Один сжал в кулаке, чтобы почувствовать боль от впившихся в кожу граней. Пусть немного притупит горечь… Боль ушла из сердца, покинула хребет.

Меж пальцев брызнул свет.

Свет проник под кожу, просветил сеть вен и сосудов, наполнил их. Я ощутил его и… не смог отпрянуть. Боль ушла, а раны медленно затягиваются, оставляя корку запёкшейся крови. Стиснул алмаз до рези, до капель крови. Нечто колеблется вдоль хребта, пытается сформироваться… резкая боль полоснула по левой стороне. Тьма бунтует, извивается, как червь на солнце.

Я притушил свет и позволил ей оплестись сердце. Рано избавляться, мне ещё искать путь до дочери.

Ступени отзываются мелодией на каждый шаг, в толще зеленоватого стекла мерцают вспышки в такт. Позади остаётся тело человека, отдавшего жизнь за меня. Но я не оглядываюсь, в этом нет смысла.

Наёмник исполнил свой долг.

Конечно, я его не забуду, может быть, даже статую прикажу отлить. Вот только самому Мике от этого уже ни холодно ни жарко. Мёртвым всё равно.

Ворота распахнуты в щель сочится свет, я без нужды толкнул створки, расширяя проход. Впереди широкий туннель, будто выплавленный в толще стекла. Стены покрыты резным узором, столь плотным, что теряется даже намёк на прозрачность. Через равные промежутки стоят жаровни, в которых горит синее пламя. Колеблющееся на ветру, оно тянется к вратам и опадает, чтобы снова взметнуться.

Створки за спиной захлопнулись и в уши словно натолкали ваты.

Ваюна проснулась сердца, колотящегося на разрыв. Села на кровати, согнулась, почти падая, прижала ладони к груди. Алаан подхватил под плечи, удержал что-то спрашивая. Но его голос тонет в грохоте шагов, от которых сотрясается весь дворец, весь город и континент!