Группа эльфов бродит по полю, чутко следя, чтобы никто не отлынивал. Я же встал на границе джунглей и пустоты. Сокрытый от чужих взглядов листвой и тенями.

Раньше в империи было рабство, но дед счёл его излишне гуманным. С тех пор простолюдинов отдали на самоокупаемость. Что подняло производительность в три раза, а смертность в десять. Дед называл это «рыночной» экономикой. Вышло настолько эффективно, что через пару столетий ему пришлось резко менять политику и наращивать живую силу. Что для лича наверняка было ироничной пыткой.

Эльфов два десятка, все вооружены бронзовыми мечами и щеголяют накидками из шкур ягуара. С рабами не церемонятся, на моих глазах совсем парня плетями забили в рыхлую землю. Даже непонятно за что. Судя по смеху и жестам, причина проста: потому что могут.

Веская причина.

Я медленно вышел из джунглей и швырнул осколок мёртвой стали. Тот с лопотанием вспорол густой воздух и врезался в лицо первому эльфу. Погрузился по крестовину гарды, а ушастого швырнуло на землю. Наступила тишина, вязкая и полная напряжения. Все взгляды пересеклись на мне.

Время сиять!

Я швырнул деревянный меч под ноги ближайшему рабу, что застыл с лопатой в руках. Двинулся на эльфов, разводя руки, словно собираясь обнять. Они бросились на меня, крича и завывая. Ведь я безоружен!

Первый начал что-то подозревать, когда клинок из тьмы рассёк его от шеи до бока. Я стиснул зубы, пережидая боль, и свободной рукой стиснул солнечный алмаз.

Ярчайший свет брызнул меж пальцев, оформился в длинный клинок. Эльфы закричали, один бросился бежать… Лопата угодила ему в сгиб колена, перебила с влажным хрустом. А упавшего окружили рабы.

Ох, не хотел я тратить алмазы, но тьма слишком режет сердце. Какова ирония…

Световой меч рубит эльфов, как гнилой туман, плавя бронзовые мечи, которыми они пытаются закрываться. Самый смышлёный побежал, сбрасывая одежду и выбросив оружие, я помчался следом.

Промчались мимо огромных стопок раскрашенной плитки, палаточного городка для рабов. Из некоторых на нас с изумлением смотрят измученные люди.

Меч Света настиг эльфа, как и полагается, в спину. Я развернулся и с довольной улыбкой вошёл в лагерь. Пора формировать армию.

*****

Ваюна прижалась к стене, теперь она чувствует частицу Тьмы, оставшуюся с отцом в полной мере. Словно кусочек её сердца, бьющийся у горизонта. Дворец оживает, мимо её двери то и дело пробегают солдаты в леопардовых шкурах. На страже стоят каннибалы в одеяниях из ярких перьев. Время от времени они заглядывают внутрь, и Алаан вжимается в угол. Толмача мелко трясёт, на лбу выступает испарина.

Он знает, что его ждёт после свершения ритуала над Ваюной. Ничего хорошего.

— Что там говорят? — Спросила девочка, сидя на кровати и осторожно касаясь нового обруча.

В метал вживлённых обсидиановые пластины, а изнутри проложена мягкая подложка из кожи. Страшно подумать, чьей.

— Они готовятся. — Пробормотал Алаан. — К ритуалу и атаке.

— Какой атаке? — Ваюна прижала кулачки к груди.

— Восстание рабов. Ничего необычного. Здесь они постоянно случаются. Никто не может жить в вечном страхе.

— Это отец! — Веско заявила принцесса, вздёрнула носик. — Он идёт за мной!

— Не успеет. — Успокоил толмач, прислушался к голосам за дверью и добавил. — На встречу уже выслали армию и отряд пожирателей.

— Тем лучше! Это он! Он перебьёт их всех!

— Тебя принесут в жертву с последними лучами солнца. — Вздохнул Алаан. — Мне жаль.

Ваюна поджала губы, стиснула кулачки и огляделась. В комнате нет ничего острого, даже углы кровати скруглены. Но всё же, есть кое-что, способное помочь. Она спрыгнула с кровати, подошла к стене и провела ладонью по камням. Гладкие, будто полированные, щели едва заметны. Этот камень пахнет солнцем и летом, словно запомнил времена, когда лежал на пляже. Ваюна вздохнула, повернулась толмачу и сказала:

— Кричи.

— Что?

Ваюна откинулась всем телом назад и резко выпрямилась. Лоб врезался в камень. Боли не было, просто ярчайшая вспышка, что ослепила и на миг стёрла сознание. А затем пришла боль, резкая, словно в череп забили гвоздь. Струйка крови скользнула по брови к носу, побежала ниже. Горячая, как жидкий огонь. Ваюна слизнула кровь с губы и откинулась снова.

Алаан запоздало завопил.

Дверь распахнулась, в комнату забежал воин-каннибал, вскрикнул, увидев Ваюну. Подскочил и успел поставить ладонь между стеной и лбом. Тем временем второй схватил Алаана. Облизнулся и достал бронзовый нож.

Первый повернул девочку к другу, сказал нечто гортанное. Скорее всего, смотри. Но Ваюна смотреть не стала.

Эльфы не воспринимают её всерьёз, ребёнок, раба, обессиленная ошейником. Что она может?

Она извернулась в хватке, запрокинула ноги и обрушила на рукоять деревянного меча, висящего в поясном кольце. Клинок свистнул и, повернувшись в кольце, врубился в плечо эльфа со стороны спины, рядом с суставом.

Обсидиановые чешуйки врезались в тугую плоть, щедро брызнула кровь. Эльф завопил, а держащий Алаана замер. Нож подрагивает у уха мальчишки. Ваюна выпала из ослабшей хватки вытянула меч, пока эльф, визжа, пытается закрыть рану правой рукой.

Обсидиановое лезвие обрушилось на шею, но лишь прорезало до хребта. Элиас учил её самообороне, а не владению мечом. Впрочем, остроты обсидиана хватает. Эльф упал лицом вниз, а из раны под напором хлещет кровь, распыляясь в морось и покрывая стену. Девочка перехватило скользкое от крови и потных ладоней оружие, вперила взгляд оставшегося. Широко улыбнулась и прижала меч к шее, прямо у яремной вены.

— Отпусти его. — Процедила она, стараясь не двигать челюстью и головой.

Одно неверное движение и действительно вскроет себе горло. Каннибал что-то прорычал.

— Он не может… — пролепетал Алаан, косясь на нож, смещающийся к глазу. — Приказ жреца.

— О, посмотрим, что скажет этот выродок, если я перережу себе горло. — Процедила Ваюна и сдвинула меч.

Боль резкая и острая, по коже скользнула тонкая струйка крови. Эльф побелел, оскалился и… отбросил Алаана в стену. Попятился к двери.

— Меч пусть оставит. — Сказала девочка, сверля врага взглядом.

Каннибал нехотя подчинился, застыл в дверях, так и не решаясь выйти. Они все ошибались. Взрослые обожают недооценивать детей, считая их глупыми и слабыми. Может, оно и так, но Ваюна уже ничего не боится и не пугается. Меньше года назад она вырезала и сожгла город с помощью Тьмы. Будучи с разбитыми в крошево пальцами.

А теперь, как и в тот раз, за ней пришёл отец.

Она вышла в коридор, прижимая меч к яремной вене деревянной частью. С обсидиановой частью даже дрожь рук может выйти боком. А точнее фонтаном крови и быстрой смертью. Умирать же она не собирается. Движение в коридоре остановилось, Ваюна идёт словно в магическом пузыре, толкая перед собой бледных эльфов. За спиной копятся воины, что-то гортанно обсуждают.

— Они хотят тебя оглушить. — Пролепетал Алаан, жмущийся к спине девочки.

— Пусть попробуют. — Фыркнула Ваюна. — Как раз головой дёрну, вот потеха будет!

Через толпу пробился верховный жрец, разодетый в цветные перья и золотые браслеты. На поясе покачивается целая коллекция бронзовых и обсидиановых ножей. Остановившись, он что-то прорычал, размахивая руками. Толпа впереди расступилась, рассосалась по боковым коридорам. Ваюна прибавила шаг и слегка повернула меч, опасаясь, что нападут из слепой зоны.

Нет, она не хочет кончать с собой, но в случае смерти она теряет только жизнь. Эльфы же теряют всё.

Цена ошибки будет сдерживать, но и толкать на рискованные действия. По крайней мере, она сможет покинуть дворец. Мысли путаются, по лицу стекает вязкая кровь из разбитого лба. Тьма в груди ворочается и порывается наружу, украшения она срезала ещё на выходе из комнаты. Однако обсидиан в мече сдерживает Тьму ничуть не хуже.

Она пыталась понять, почему так, ведь обсидиан сама чернота. С чего бы Тьме его бояться? А потом осознала, что обсидиан рождён в яростном вулканическом огне. Он впитал в себя дикий жар и беспощадный свет.