— Пожалуйста…

— Нет.

Слова дались тяжело, а после них словно железная лапа сдавила сердце. Горячие слёзы скользнули по щекам. В стороне воины, вооружённые мечами из света, атакуют Тьму, отрезая куски, теснят. Монстр отбивается размашистыми ударами, но эльфы слишком юркие.

Жрец кивнул и дёрнул пальцем, под истошный вопль Алаана. Ваюна попыталась отвернуться, но тело сводит судорога ужаса. Нож вонзился в глаз. Толмач взвыл и обмяк в хватке, скуля, как побитый пёс. Жрец сел рядом с ним на корточки, достал крохотный мешочек. Схватил парня и посы́пал на раны и в рот блестящим порошком. Повернулся к Ваюне:

— Это средство усиливает чувства и не даёт потерять обморок. Даже прикосновение пера будет ощущаться как удар ножом.

В подтверждение слов Алаан завыл, задёргался, а изо рта пошла пена.

— Нет…

Тень достала одного эльфа и того развеяло по воздуху красным туманом. Остальные отступили, заметались меж языков огня. Чудовище тоже понесло урон и стало ниже.

— Уверена? — Спросил жрец, хлопая Алаана по окровавленной щеке. — Он ещё может жить, пусть не полноценно, но даже это лучше смерти. Да почти всё лучше смерти.

— Пожалуйста… Ваюна… пожалуйста!

— Нет… боги… прости…

— Люблю переговоры. — Кивая, сказал Жрец.

В этот раз вопль Алаана заглушил рокот пожара и рёв чудовища. Каннибалы взялись за его спину и ноги. С каждым «нет», отнимая у парня что-либо. Он уже не может даже говорить связно, но единственный глаз смотрит на Ваюну.

— Пож… а… л… у…

Она сжалась в комок, почти готовая завопить от бессилия, согласиться со жрецом. Но что тогда? Она умрёт, а все страдания Алаана словно напрасны. Ведь она могла остановить его мучения сразу, не доводя даже до боли…

— Нет!

Жрец повернулся к ней, как и воины, медленно поднялся во весь рост. Ваюна сжалась в комочек, прижала кулачки к груди… На плечо опустилась твёрдая как камень ладонь. Над головой загремел звенящий от холодной ярости голос, такой знакомый…

— Ты с первого раза не расслышал? Моя дочь отказывается.

Эльфы отпрянули от заложника, глядя на меня круглыми глазами. Горячий ветер пронёс между нами рой искр и тлеющего пепла. Я властно завёл Ваюну за спину, встал у края крыши, расправив плечи и глядя на ушастых исподлобья. Пленник, совсем молодой эльф, остался лежать в луже собственной крови. Уши ему обрезали до человеческих, единственный глаз смотрит на меня и на Ваюну с ненавистью человека, прошедшего через ад.

Жрец оправился первым, рявкнул, указывая на меня, и двое эльфов прыгнули, занося деревянные мечи… Я махнул левой рукой, с зажатым солнечным алмазом, и световой клинок рассёк их. Половинки, потеряв изначальный импульс, врезались в край крыши и посыпались на головы бегущих внизу. Я закрутил солнечный меч, чувствуя, как тепло от него струится по венам, обвивает позвоночник, подбираясь к шее. Усталость испаряется, но и Тьма забивается в самые глубины. Почти чувствую, проталкивается через органы.

Остальные эльфы замерли, готовые к прыжку, растерянно оглядываясь на жреца. На лицах проступило недоумение, перерастающее в религиозный ужас. Видят боги, я и сам хочу посмотреть на рожу Геора, когда перед ним проделаю этот трюк. Хотя у него будет много и других поводов удивляться. Например, его внук, верховодящий Бессмертным Легионом.

Уголки губ против воли поползли вверх, открывая белоснежные зубы, что так ярко контрастируют с успевшей загореть кожей. Я хохотнул, облегчение от встречи с дочерью ослабило контроль над эмоциями. За первым смешком последовал новый, ещё сильнее, пока я не начал хохотать во весь голос.

Часть эльфов попятилась, игнорируя выкрики жреца, бросилась бежать. Против меня остался десяток, с затравленными лицами. Словно само их божество встало против них.

— Не знаю, как ты овладел Светом, — прорычал жрец, указывая на меня пальцем. — Но этот трюк тебе не поможет!

— О, так ты говоришь на моём языке.

— Речь рабов иногда полезна! — фыркнул эльф. — Ты не понимаешь, во что влез! Девочка должна умереть, иначе погибнут все! Не только в этих землях, весь мир!

— Правда?

Я склонил голову к плечу, наблюдая за мимикой жреца. У нелюдей она бывает очень экспрессивна. Тот воздел руки к небу и луне, лицо исполнилось святости. Такое выражение бывает у свято уверенных в своей правоте. С такими лицами против меня шли герои.

— Видит Свет, мне нет смысла врать! Только её смерть и взращённое в ней сияние способны сдержать Тьму.

— Вот оно как… — протянул я, глядя эльфу в глаза. — Я тебе верю.

За спиной дёрнулась Ваюна, попятилась, но я, не глядя, придержал за плечо. Ветер нарастает, и целые пласты воздуха, переборов ветер, тянутся к подступающему пожару. Языки пламени пляшут в такт воплям толпы и рёву монстра, что крушит другую часть города.

— Отдай её, ещё не поздно, мы совершим ритуал. Ты ведь чувствуешь, как она ворочается под городом? Она ведь являлась к тебе!

— Он, — поправил я и покачал головой. — Знаешь, даже как-то обидно, что в облике мужика явилась.

— Не тяни время, его мало.

— Да… да, — вздохнул я и покачал головой. — Ты предлагаешь мне выбор истинного героя. Выбор, презревший личное… увы, я злодей.

Я метнулся через промежуток между крышами, обрушил на защитников жреца сияющее лезвие. Солнечный алмаз почти истощился, и клинок укоротился до размеров полуторника. Деревянные мечи, что рубили мёртвую сталь, как вязкую глину, взлетели навстречу и… рассы́пались. Дерево обратилось в пепел, а обсидиановые пластины посыпались под ноги.

Сияющий клинок врубился в плоть, прошёл насквозь, но на меня с боков бросились другие. Эти умнее, стараются бить в открытые места, избегая солнечного меча.

В первую встречу они меня одолели, используя засаду и то, что моё оружие было бессильно. Вот только даже тогда они потеряли половину отряда! Сейчас же все карты у меня! Всю жизнь я сражался против героев, чудовищ в человеческом обличии, поцелованных Светом, обласканных богами войны. Я победил их всех.

Что для меня кучка эльфов-каннибалов, привыкших убивать беззащитных?

Ничто!

Заложника щедро залило чужой кровью, он застонал, когда рядом упал разрубленный мучитель. Ярость в единственном глазе сменилась суеверным ужасом.

Жрец пятится к противоположному краю крыши, скалясь и затравленно оглядываясь. А его защитники падают, распадаются на неровные части. Меня же окутывает кровавый пар испарившейся крови, и ветер уносит его рваные клочья к огню. Улицы под нами окончательно охватило безумие.

Сама Тьма рвётся наружу, и город подрагивает в смертном ужасе.

Я рассёк ещё двоих, когда пленник за спиной взмолился о чём-то. Быстро обернувшись, увидел, как Ваюна перепрыгивает на крышу и бросается к нему.

Жрец рванулся по краю крыши с чудовищной скоростью, оставляя за собой вереницу бледных вспышек света. Словно сами его ноги источают свет. Я закричал, разворачиваясь и прекрасно видя, что не успею. Эльф перехватил Ваюну на полпути до пленника. Перехватил на такой скорости, что девочку сложило пополам, а изо рта брызнула кровь.

Перемахнул на крышу, помчался, прыгая с одной на другую, как заяц. То исчезая в клубах дыма, то появляясь, он стремится к огромной пирамиде в центре города. Где на самой вершине горит яркий свет.

Я закричал, зарубил оставшихся, бросился следом…

— Помоги…

Умирающий стон остановил у самого края. Раздражённый, я обернулся к пленнику. Парень подтягивается на руках, пальцы у него не двигаются, локти и колени подрезаны. Даже маги не смогут вернуть ему возможность ходить или держать что-либо.

Я с раздражением швырнул ему солнечный алмаз.

— Сожми в кулаке. Если повезёт, он тебя исцелит.

— Помоги…

Дальше я не слушал, перепрыгнул на крышу, отбрасывая почти опустевший камень. Побежал следом за жрецом, что уже достиг канала, отделяющего пирамиду от города. Теперь несётся вдоль него к мосту, ближайший к нему болтается, обрезанный неведомо кем. Мне попросту не догнать!