Плевать, кто что подумает. Плевать на косые взгляды и сочувственные вздохи. Она шла по улицам большого города, чувствовала каждый вдох, каждый шорох, каждый свой удар сердца, и впервые за долгое время это сердце билось для неё, а не для чьих—то ожиданий, планов или тупых миссий.

Где—то внутри Кляпа ворчала, обиженно фыркала, пыталась что—то пробормотать о дисциплине, сроках и инструкциях. Но Валя только усмехалась, как весёлая пиратка, захватившая наконец свой собственный корабль.

И весь мир под ногами наконец—то был её.

Квартира встретила Валю тяжёлым, родным запахом залежалого пледа, недопитого чая и слегка приунывшего кактуса на подоконнике. Всё было на своих местах, всё было так, как она его оставила. И впервые за долгое время это не угнетало, не давило на грудь каменным прессом ответственности. Наоборот – радовало, как старая футболка с пятнами, которую никто не осудит.

Валя сбросила туфли у порога, скинула сумку так, что та чуть не прибила забытый вчера пакет с картошкой, и растянулась на диване. Глаза прикрылись сами собой. Всё тело пело гимн свободе, слегка фальшивя, но с таким вдохновением, что заслушаться можно было.

Где—то на задворках сознания недовольно покряхтывала Кляпа, явно не зная, что теперь с собой делать, но Валя её игнорировала с той грацией, с какой коты игнорируют попытки их отмыть.

Шли минуты безмятежности, пока за дверью не раздалось настойчивое треньканье звонка.

Валя нехотя встала, потянулась всем телом, изобразив из себя ленивого гигантского кузнечика, и поплелась к двери. Там стояла мать – в пальто, застёгнутом набекрень, с прической, напоминающей ветреную тряпку, и лицом женщины, которой срочно нужен седативный комплекс и литр валерьянки.

– Валя… – трагическим шёпотом начала она, сразу проскальзывая в квартиру, будто за ней гнались космические коллекторы. – Мне позвонил Сергей Валентинович… Он сказал, что ты странно себя ведёшь… Он очень переживает за тебя…

Валя прищурилась, прикидывая, стоит ли сейчас бросаться в объятия или сразу искать ближайшую дыру в полу.

– Мама, я в порядке, – успокаивающе протянула она голосом, которым опытные сапёры обычно успокаивают особо нервные мины. – Просто у меня теперь в голове живёт инопланетянка по имени Кляпа. Всё под контролем.

Мать медленно осела на пуфик, обхватила руками голову и жалобно застонала:

– Господи… она уже не притворяется…

Валя, ничуть не смущаясь, плюхнулась рядом и заговорщицки зашептала:

– Они собираются чипировать всех мужчин. Начнут с директоров отделов. Уже занесли в списки…

Мать ахнула и, не дожидаясь развития сюжета, вылетела из квартиры, оставив за собой запах паники, духов и полузакрытую дверь. Валя, весело фыркнув, вернулась на диван и, сладко вытянувшись, включила мультики. Жизнь налаживалась.

Минут через тридцать снова раздался звонок. На этот раз под дверью стояли двое: участковый психиатр в аккуратном плаще цвета осеннего асфальта и медсестра с лицом человека, который за карьеру повидал всё – от буйных поэтов до молчаливых слесарей в фазе экзистенциального кризиса.

– Валентина Викторовна? – ласково поинтересовался врач, поглядывая на неё так, словно держал в уме план эвакуации на случай внезапного полёта на потолок.

– Зависит от того, кто спрашивает, – лукаво улыбнулась Валя.

Медсестра пожала плечами так, как это делают люди, решившие плыть по течению до ближайшего обрыва.

Психиатр кашлянул в кулачок:

– Мы тут… э—э—э… по просьбе вашей мамы… Хотели бы предложить вам… пройти небольшое обследование. Так сказать, убедиться, что вы чувствуете себя комфортно… в рамках общепринятого восприятия реальности.

Валя вежливо кивнула, сложила руки на груди и, самым серьёзным голосом объявила:

– Благодарю за заботу. Но я вынуждена отказаться. Инопланетный флот ещё не прибыл. Мне нельзя покидать Землю. Я на боевом дежурстве.

Психиатр и медсестра обменялись озадаченными взглядами, словно участники плохо отрепетированного синхронного плавания на грани нервного срыва.

Мужчина извлёк из кармана блокнот, что—то чиркнул туда короткими нервными движениями, переглянулся с медсестрой и тихо, почти шёпотом, сказал:

– Похоже, не критично. Пока.

Медсестра согласно кивнула. Оба они, пятясь, как дрессированные раки, покинули квартиру, прикрыв за собой дверь с вежливостью людей, решивших в следующий раз прийти с подарками и сразу с наручниками.

Валя осталась одна.

Комната словно наполнилась лёгким шёпотом победы. Стены перестали давить, потолок больше не угрожал обвалом, даже кактус на подоконнике выглядел менее судорожным.

Валя вдохнула полной грудью. Воздух был тёплый, тяжёлый, насыщенный запахами вечера и грядущей свободы. Ей было всё равно, что о ней подумают соседи, врачи, мать, коллеги. Она наконец—то принадлежала себе. Своим мыслям, своим глупостям, своим звёздам.

В голове Кляпа недовольно бурчала что—то о регламентах, но Валя только улыбнулась и отвернулась к окну, где застывал густой, бархатный вечер.

Все чужие ожидания перестали иметь значение, растаяв в её сознании, словно ненужный шум за окном. Мнения инопланетян, землян и всех промежуточных форм жизни были теперь одинаково далеки и смешны. И впервые за долгое время Валя почувствовала: она жива по—настоящему.

Ночь незаметно подкралась к квартире, села на подоконник, свесила ноги вниз и принялась рассыпать по небу звёзды, как надоевшие конфетти после затянувшегося праздника. В спальне Валя лежала в кровати, натянув плед до подбородка и уставившись в потолок, будто пыталась сосчитать там старые пятна от чайного пакетика, прилепленные однажды в момент глубоких размышлений.

Внутри у неё клубились мысли – странные, непослушные, как котята, впервые увидевшие лазерную указку. Валя пыталась заснуть, но сон, как обычно, играл с ней в прятки, а Кляпа, засевшая где—то в глубинах её сознания, ворочалась и вздыхала с такой силой, что казалось, ещё немного – и голова лопнет, как старый футбольный мяч.

Наконец, устав слушать эти душевные страдания, Валя, недовольно заёрзав, вслух бросила в темноту комнаты:

– Хватит уже ворочаться. Спать мешаешь.

– Я мешаю? – с негодованием пропыхтела Кляпа. – Это ты мешаешь. Ты сломала все мои планы, разбила в пух и прах самую перспективную миссию в истории галактики, а теперь тебе спокойно спится?!

Валя театрально вздохнула, поправляя плед с важностью примадонны второго состава провинциального театра:

– Ну извини, дорогая, если я нечаянно разрушила твои космические амбиции. Но, видишь ли, я вдруг обнаружила, что моя собственная жизнь мне гораздо дороже твоих инопланетных экспериментов.

В комнате повисла тяжёлая, почти физически ощутимая пауза, которую Кляпа использовала, чтобы набрать воздух для очередной тирады.

– Валентина! – наконец выпалила она голосом строгой учительницы, заставшей ученика на уроке физики за плетением бисером. – Послушай меня внимательно. Мы обе погибнем, если ты сейчас не прекратишь эти глупости и не возьмёшься за ум!

– Погибнем? – задумчиво переспросила Валя, закатив глаза к потолку так, будто увидела там заблудившегося таракана—астронавта. – Ну, знаешь, уж лучше погибнуть с достоинством, чем всю жизнь быть твоей ручной мышкой в лабиринте чужих хотелок.

Кляпа нервно фыркнула, явно не ожидая столь категоричного ответа:

– Достоинство! С каких пор оно тебе понадобилось, моя дорогая? Ты ведь прекрасно жила и без него!

– Жила, – с глубоким философским выражением согласилась Валя, – до тех пор, пока одна настырная инопланетная дама не решила, что моё тело – это такой уютный космический корабль, куда можно залезть и рулить в своё удовольствие. Но теперь, извини, дорогуша, придётся искать компромиссы. Либо играем по—человечески, либо вообще не играем.

Кляпа замолчала. Пауза затягивалась настолько, что Валя даже слегка забеспокоилась, не вырубила ли инопланетную квартирантку случайным образом коротким замыканием своей логики.