После переезда она часто бывала в парках и гуляла по набережной, но в разных местах. Бывало, арендовала велосипед или каталась на роликах.

Имя её кота, что умер два года назад — Вуси.

Из манги предпочитала «Спокон» про спортивные соревнования, и, как ни странно, «Сёнэн» про пиратов.

Бренды одежды, подружки и друзья, и даже как часто она заказывает доставку еды на дом, — все это есть на том или ином ресурсе, если хорошо поискать.

До брутфорса дело не дошло, я отыскал связку логин-пароль школьного блога, в котором ничего интересного не было. Но пароль, естественно, подошел и к почте. Дальше дело техники, — соцсети, Ichat, аккаунт смартфона… Я выпотрошил цифровую девушку и добрался до сердца.

Итак, почему же она попала в мой список жертв? Причина банальна, — смертельный диагноз.

Сначала я нашел данные о посещении клиники, множественные. А когда прошелся по перепискам в Ichat, быстро нашел, что искал, — диалог со старой подругой, которой Кацури изливала душу. Третья стадия, неоперабельная, осталось полгода-год. Такая молодая, талантливая, красивая и… мертвая.

Мне не было жаль девчонку, дело не в том. Просто сил на то, чтобы со всем покончить, у неё не было. Она умирала внутри, проживая свой последний год зазря, а все что оставалось от Мори Кацури, медленно сгнивало вместе с телом. Доживали лишь: неизбежность, депрессия и страх смерти. Я должен был освободить её душу пока не поздно. Обязан исполнить Правило.

— Ну и где эта коза? — с набитым ртом поинтересовалась Муза. — Фу, ну и мерзость…

Она сидела рядом со мной у прилавка и воровала такояки. Причем каждый раз кривилась, будто я заставлял её дерьмо хлебать. Несмотря на это, она отчего-то лезла за следующей порцией.

— Скоро будет.

— Так до утра сидеть можно, меня от этих осьминожьих кишок уже воротит.

— Так не ешь.

— Ага, конечно… И это…

— Чего?

— Надоело мне дурацкое кимоно. Буду в классике ходить.

На ней появилась длинная белая рубашка на голое тело и галстук, что болтался на груди, помимо длинных чулков ничего больше она одеть не удосужилась. Я привык к тому, что она у меня модница, поэтому даже не стал делать замечания. Рубаха достаточно длинная, чтобы прикрыть её ягодицы, ну и ладно.

Она довольно засунула за щеку очередной шарик, хоть и не прожевала предыдущий. Я вздохнул, отпил из картонного стаканчика чай и с тоской продолжил наблюдение за входом.

И почему у них нет дверей в подъездах? Просто проход на лестницу… Да это даже подъездом не назовешь.

В толпе мелькнул зеленый зонт. Он выделялся на фоне прозрачных куполов, обогнул дорожную стройку, исчез, а потом вновь появился, подпрыгивая на фоне вывесок. Муза подняла голову и жадно втянула носом воздух.

— Чую, чую, я кочую… — заявила она важно. — Певичка рядом.

— Она на скрипке играет, так что фактически не певичка, а музыкант.

— Это я музыкант, а эта… так… — фыркнула Муза.

— Погнали, — сказал я, одним движением снимая со стула пиджак.

Мы пересекли улицу и вошли в здание сразу за зеленым зонтом. Я застыл у почтовых ящиков, слушая легкие шаги, двинулся следом. Фокус подсказывал мне когда действовать, а когда нет. Ещё пауза, на углу, теперь можно.

Я приблизился к её двери за секунду до щелчка от замка.

— Подождем? — спросила Муза.

— Немного, чтобы удостовериться, что нам не помешают, — кивнул я и прикурил.

Я открыл окошко на этаже, и уселся у двери Кацури. Когда дотлеет сигарета, я выброшу её в окно, чтобы не оставлять улик, после этого натяну перчатки, вскрою замок и войду. Я подул на пальцы на всякий случай.

Упершись затылком в холодный металл, я слушал шумы из квартиры. Звукоизоляция в большинстве домов Токио просто отвратительная, так что даже напрягаться не пришлось, — я прикрыл глаза и видел все, что происходит за дверью.

Она прошлепала по ламинату босиком, надела домашние тапочки и переместилась на кухню. То, что это кухня, я определил по звуку льющейся из-под крана воды. Поставила кастрюлю на плиту, щелкнула конфоркой. После шум раздался уже из другой комнаты, заскрипело кресло или диван. Пожалуй, пора — не люблю убивать их после еды, бывают неприятные последствия.

Я убедился, что посторонних звуков нет, мягко вставил отмычку в жерло замка и принялся подбирать пины, надавливая на них на ощупь. Пружинки легко поддавались одна за другой, с каждым тихим щелчком я оказывался на шаг ближе к цели.

Как гром среди ясного неба в квартире раздалась мелодия телефона. Я чуть не отпрянул от неожиданности, пришлось прекратить работу и напряженно слушать приглушенный голос Мори-чан.

— Хай, конечно… Дома, дома… Ты придешь? Как и договаривались… Да, я уже готовлю. Не могу больше одна, давай быстрее, ладно? Хорошо, жду…

— Вот же дрянь… — зашептала мне Муза, а после срыгнула прямо в ухо. — Ужин срывается, мать его.

— Мы можем успеть, — рассудил я.

— Незачем рисковать, спрячь свой юношеский максимализм, мы на работе. Гость может прийти через минуту, или через час. Этого даже я сказать не могу.

Я с сожалением вытащил отмычку и спрятал в карман. Злоба пробирала изнутри неимоверным зудом.

Сорвалась.

Я остался без жертвы.

Опять!

Опять!!!

Внешне абсолютно спокойный, я прошел по коридору и спустился обратно на улицу, но то, что я ощущал невозможно передать словами. Я был готов наброситься на случайного прохожего и позволить Музе вонзить ему в лицо клыки, содрать с него кожу живьем и смеяться до одури, пока кровь с лоскутов заливает лицо.

Я хочу убивать! (Я хочу убиватьубиватьубивать!)

— И я тоже, — добавила Муза устало. — Сил нет терпеть, малыш. Я как свиноматка во время случки, совсем плохо.

Дрогнул телефон в кармане.

— Это жертва. Должна быть жертва! — изнывала Муза в конвульсиях.

— Нет, это… Асура, — покачал я головой, а после поднял глаза на свою спутницу.

Её взгляд мне не понравился.

— Чего она хочет? — протянула она.

— Встретиться. Поговорить, — также медленно ответил я.

Муза неопределенно покачала головой. Она смотрела на меня как на такояки: вроде бы мерзко, но жрать-то хочется.

— Я… не знаю… — неожиданно протянула она.

Её голос, обычно яркий и уверенный, сейчас звучал как-то сонно и неопределенно. Я сделал пару шагов, оставив её за спиной, но прислушиваясь.

— Возможно…. Возможно, нам не следует в таком состоянии…

— Да, пожалуй…– согласился я, тяжело вздыхая. — Ты права, если пойдем, я могу не сдержаться.

— Я изнасилую её и убью, — услышал я серьезный мужской голос за спиной. Перемена была столь разительна, что я невольно вздрогнул и резко обернулся. Аоки смотрел на меня исподлобья, нервно почесывая шею. — И мне наплевать, что ты скажешь. Я хочу её.

— Ты какого хрена вылез? — хлопнул я себя по лбу. — Только тебя урода, мне не хватало!

— Удочка, парень. Удочка, — скромно улыбнулся он. — Пора ловить!

— Во-первых, — тебя не существует, во-вторых…

— Расскажешь, что меня не существует, её грязному трупу! — засмеялся он. — Веди меня к ней, сейчас же!

На мгновение я представил обнаженную Асуру в ванной, и как лезвие опускается от предплечья, рисуя на её руке последнюю татуировку. В животе потянуло желание, я нервно нащупал сигареты и стиснул фильтр зубами. Аоки стал рядом и поднес зажигалку, в её пламени я видел его блестящие злобой глаза.

— Синдзимаэ, — пожелал я ему.

— Ты хочешь этого не меньше моего, иначе я бы не сменил твою спутницу, — произнес он вкрадчиво. — Так чего ты мнешься? Признайся себе, кем стал.

— Я никогда не насиловал жертв, больной ты ублюдок, — сплюнул я.

Он забрался на мусорный бачок с ногами, не жалея мокнущий костюм, и подставил лицо дождю.

— Ты не думал раньше, что в этом мире ты паразит? — сказал он. — Превращаешься в своего врага, поглощаешь его? Не замечал тенденции?

— Я уже это слышал, неинтересно.

— Ну так пора признать очевидное. Ты многого не делал с жертвами раньше. Ты соблюдал Правило, чертил свой знак, был осторожен, — куда это все подевалось? Ты больше не ты, — теперь ты наполовину пришибленный Икари. И желания у тебя соответствующие. Ты не сможешь бороться с ними вечно.