Ещё одной привилегией считались зарубежные поездки или возможность пользоваться гостеприимством братских компартий. Такие поездки стали обычным делом начиная с 1950-х гг. одновременно с налаживанием контактов СССР с зарубежными странами. Ближе к концу его существования система подобных контактов была отлажена полностью, о чём можно судить но архивным документам. Так, например, в 1990 г. заместителю заведующего международным отделом ЦК Карену Брутенцу было разрешено выехать в Австрию на отдых и для консультаций с местными товарищами[688]. Целая группа партийных работников с жёнами и переводчиком выезжала в Италию по приглашению местной компартии[689]. В том же году ещё одному партийному работнику позволили вместе с женой провести отпуск на Мальте по приглашению местной лейбористской партии[690]. В октябре 1990 г. секретарь ЦК и член Политбюро Александр Дзасохов ездил с супругой в Грецию, а ещё одна группа руководящих работников выезжала на отдых в Китай[691]. В партийных архивах сохранилось немало дел, связанных с обращениями членов элиты, преимущественно касавшимися обеспечением их жильём. Например, были выделены квартиры для уходящего на пенсию первого секретаря Ульяновского обкома партии Юрия Самсонова или для члена ЦК Валентина Купцова и его дочери[692]. Параллельно осуществлялись мероприятия по продовольственному снабжению элиты. Например, в 1980-е гг. в Казахстане до 30% продаваемого мяса распределялось по закрытым каналам, к которым имела доступ только номенклатура[693]. Дополнительная забота проявлялась о литературе для элиты. Существовал специальный список запрещённой литературы, доступной только для членов Политбюро и Секретариата, и ещё один, по которому снабжались книгами все члены Центрального Комитета[694].
Партийные чиновники настойчиво опровергали слухи в отношении «фантастических привилегий», которыми они пользовались[695]. Горбачёв, выступая на встрече с итальянской прессой, назвал их «так называемыми привилегиями» и настаивал на том, что отсутствие неравенства в Советском обществе делает его «одним из самых политически устойчивых обществ в мире»[696]. «Единственная привилегия, которой мы все пользуемся, — заявил на XIX партконференции первый секретарь рескома Коми АССР, — это право работать по 12–14 часов в сутки, не заботясь о своём здоровье или о том, как провести свободное время»[697]. «Средняя заработная плата партийного работника находится на 26 месте в перечне сопоставимых профессий, и это при 14-часовом рабочем дне, включая субботы, — писал ещё один из партийных чиновник, затрагивая эту проблему. — У партийных работников есть, конечно, собственные столовые, но в них нет ничего роскошного, а цены такие же, как и в других предприятиях общественного питания. Закрыт специальный магазин на улице Грановского в центре Москвы, в прошлом обслуживавший высокопоставленных чиновников. Многие из них из-за напряжённой работы страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями»[698]. «Партийные работники, — пояснял инструктор райкома из Московской области в «Правде», — зарабатывают не больше инженеров, а у них тоже есть семьи. Если у нас действительно такие большие доходы, то почему не многие стремятся выбирать подобную карьеру?»[699]
Эмоции, испытываемые партийными массами и народом в отношении привилегий, достигли такого уровня, что вновь собранный съезд народных депутатов был вынужден создать специальную комиссию по расследованию, а позднее такую же комиссию в 1990 г. избрал XXVIII съезд партии. Во время XIX партийной конференции говорилось о том, что не следует скупиться на поощрение исключительной эффективности труда, но должна быть единственная форма вознаграждения — заработная плата[700]. Членов партии особенно возмущала закрытость номенклатуры и порождаемые ею «нездоровые представления о собственных исключительности и превосходстве»[701]. «Почему, — интересовались многие, — не открыть должности для беспартийных, с тем чтобы избежать ассоциаций между членством в партии, карьерным ростом и привилегиями?»[702] «Почему, — писал ветеран труда из Краснодара, — у людей с политическими связями должны быть более комфортабельные квартиры, особые больницы и даже собственные кладбища?»[703] «Почему, — вопрошал один из выступавших на XIX партконференции, — у нас существует «каста неприкасаемых», очевидно избавленных от всякой ответственности за свои проступки в брежневские годы?»[704] «И почему, — спрашивала член партии, мать троих детей, — партийные функционеры не могут пользоваться теми же магазинами, стоять в тех же очередях и лечиться, когда заболевают, в тех же медицинских учреждениях, что и я? Почему за сорок лет я в глаза не видела ни одного курорта, кроме черноморского? Почему всем эти должны наслаждаться только партийный чиновники и их семьи?»[705]
На Анатолия Бузгалина, впервые избранного в Центральный Комитет в 1990 г., особое впечатление произвёл зал заседаний ЦК. Как он писал после первого заседания, на котором присутствовал, «…пол выложен мрамором и наборным паркетом. Люстры нельзя назвать иначе, как хрустальными водопадами. Стены — сплошной мрамор. Особенно впечатляет подиум с монументальной конструкцией из карельской берёзы, где в одиночестве парит над залом Горбачёв. В нишах виднеются декоративные изображения рабочих и крестьян с выражением удивления и озабоченности на лицах». Бузгалину доводилось бывать в Зимнем дворце, в княжеских особняках в Архангельском и Кускове, но «…зал заседаний Центрального Комитета — не музей, и не палаты царского или помещичьего дворца. В этой стране так много людей всё ещё ютятся в тесных квартирах или коммуналках, театры и другие культурные учреждения испытывают хронический недостаток площадей для публики. Вероятно, этот зал был возведён во времена Брежнева или даже ещё раньше. Но почему бы не сделать его открытым для всех, превратив, скажем, в концертный зал?»[706]
Как следует из других источников, партийная элита пользовалась порой ещё более широким спектром специальных услуг. Например, в Украинской партийной организации действовал тайный публичный дом, обслуживавший членов ЦК компартии республики[707]. А Виктор Гришин в свою бытность председателем ВЦСПС в 1960-х гг. устроил «специально оборудованный массажный кабинет с прямым проходом в него из собственного кабинета»[708]. Если верить архивным документам и устным свидетельствам очевидцев, то привилегии подобного рода встречались достаточно редко, но в разное время случались скандальные истории, в которых были замешаны партийные функционеры. Например, особенно возмутительный случай произошёл в конце 1920-х гг. в Смоленске, где местный ресторан стал ареной пьяной оргии с активным участием восьми высших руководителей губернии, продолжавшейся два дня. По словам местного прокурора, на открытие банкета была нанята проститутка для обслуживания гостей. Заместитель председателя губернского Совета, большевик с 1905 г., «настаивал на своём праве первым насладиться её прелестями, поскольку у него был самый большой партийный стаж». Список участников той вечеринки, ставшей известной как Смоленский скандал, возглавлял тогдашний первый секретарь губкома, не входивший в то время в состав Центрального Комитета, о котором ходили слухи, что у него имелось по жене в каждом городе губернии[709].
