Завершая рассмотрение примеров [типичных представителей элиты того периода], можно в заключение отметить два фактора, каждый из которых характеризует важные черты сохранения преемственности власти. Во-первых, представители ЦК, о которых речь шла в главах 3 и 4, занимали важные руководящие посты в эру кадровой стабильности при Брежневе. К их числу относились и Байбаков, и Патоличев, и Новиков, и Журин. А, во-вторых, три человека, о которых рассказано в данной главе: Нуриев, Всеволжский и Горчаков, имели немало общего с теми, кто избирался в ЦК до них. Хотя они впервые попали в Центральный Комитет в конце правления Хрущёва (Нуриев) или уже в брежневские годы (Всеволжский, Горчаков), они также представляли второе поколение советской элиты. Подобное постоянство является, как мы убедились, важной особенностью советского руководства тех лет.

Если пленумы хрущёвского Центрального Комитета представляли собой открытые коллективные образования, имевшие некоторые основания претендовать на роль партийного парламента, то в брежневское время они стали проводиться реже, в менее многочисленном составе и постепенно утратили своё значение в качестве места, где политическая элита могла влиять на принимаемые решения. Вместе с тем при проведении пленумов стали присутствовать элементы режиссуры. Как вспоминал министр угольной промышленности Борис Братченко, существовала хорошо отработанная процедура проведения пленумов, где были расписаны места, которые должны занимать его участники, причём в первых рядах рассаживались представители энергетических, промышленных и других министерств, руководивших отраслями тяжёлой промышленности, а задние ряды отводились представителям культуры, образования и других менее затратных отраслей[423]. Все пленумы, на которых он присутствовал, производили впечатление некоторой искусственности происходящего. Как он вспоминал, «…заранее был согласован список выступающих, тексты их выступлений также были заготовлены заранее». Ему самому довелось выступать дважды на съездах партии, но всего один раз на пленуме ЦК. Тогда его заранее пригласили в соответствующий отдел аппарата ЦК и попросили ознакомиться с текстом написанного для него выступления. «Что, — удивился Братченко, — вы полагаете, что я собираюсь устроить контрреволюцию?» Всё на пленумах носило формальный характер, он не мог припомнить ни одной дискуссии. Напротив, в Совете Министров происходили, по его словам, ожесточённые сражения. По воспоминаниям других членов ЦК, например, директора Института США и Канады Георгия Арбатова, «…перед пленумом звонили из аппарата ЦК и предлагали выступить по определённому вопросу, но только проекта речи не присылали, и уж если давали слово, ты был свободен говорить, что захочешь; но приходилось отдавать себе отчёт о последствиях, если занесёт «не туда», тем более, что прецеденты погубленных карьер из-за непонравившегося выступления существовали»[424].

Заседания Центрального Комитета при Брежневе на самом деле не обходились без споров. Порой из зала раздавались словесные возражения, обычно со стороны министров и руководителей предприятий, столкнувшихся с определёнными трудностями[425]. Иногда возникали и более серьёзные разногласия. Братченко сумел припомнить лишь один подобный случай, когда в 1967 г. секретарь Московского горкома партии Николай Егорычев в своём выступлении на пленуме затронул вопросы внешней политики. Егорычев и прежде критиковал Брежнева за его публичные высказывания о недопустимости возврата к культу личности, а также настаивал на том, что в управлении экономикой больше недостатков, нежели позитивных достижений[426]. (О предыдущей карьере Егорычева рассказано выше, с. 215–222). Его личные отношения с Брежневым окончательно испортились после того, как Егорычев, выступая в июне 1967 г. на пленуме ЦК, состоявшемся сразу после победы Израиля в Шестидневной войне, обрушился с резкой критикой на сионизм и другие формы национал-шовинизма и призвал к усилению военной поддержки арабских стран[427]. Он также заявил, что Москва плохо защищена и в ней, в частности, отсутствует достаточная противовоздушная оборона[428]. Был объявлен получасовой перерыв[429], после окончания которого Брежнев, вернувшийся со всеми в зал заседаний, в ответном выступлении подчеркнул, что Егорычев сам являлся членом Военного Совета, но не удосужился посетить ни одно из его заседаний. Несколько дней спустя Егорычев стал послом в одной из малых стран и при первой возможности, представившейся на съезде партии в 1971 г., был выведен из состава ЦК[430].

Был ещё один случай, когда генеральный секретарь сам внёс элемент разногласий, критикуя неэффективную работу некоторых министров персонально и в их присутствии. В ноябре 1979 г. была устроена выволочка нескольким министрам экономического блока правительства. Среди них оказался министр МПС Иван Павловский, на которого возложили «…значительную долю ответственности» за срывы графиков перевозки сырьевых материалов[431]. Министру энергетики Петру Непорожнему было приказано срочно привести в порядок линии электропередач в Казахстане, а министру чёрной металлургии — уделять больше внимания качеству продукции. Министр строительства Николай Голдин был предупреждён о невыполнении его отраслью плана строительных работ, а министр дорожно-строительного машиностроения Синицын — раскритикован за то, что производимые его министерством промышленные тракторы не способны выполнять те работы, для которых они создавались. Заводы по производству минеральных удобрений простаивали, а химические предприятия работали только в половину проектной мощности, на что было указано отвечавшему за эту отрасль министру Константину Брехову. Министров Леина и Антонова обвинили в дефиците пищевых и молочных продуктов, а министров Тарасова и Струева — в отсутствии на прилавках мыла, стирального порошка и других предметов первой необходимости[432]. Годом позже, в октябре 1980 г., аналогичным образом был призван к ответственности министр сельского хозяйства[433].

В целом, как доложил Брежнев XXV съезду партии в 1976 г., Центральный Комитет вовлечён в решение «очень важных вопросов жизни партии и страны в целом. Каждый декабрь проводились важные заседания, на которых обсуждались проекты годовых планов и бюджетов. Кроме того, в марте 1972 г. пленум был посвящён проблемам внешней политики и вьетнамской войне, а на апрельском 1973 г. обсуждались вопросы внешнеэкономической деятельности»[434]. Выступая в 1977 г., Брежнев уделил особое внимание обсуждению проекта новой конституции, принятой в 1981 г., а предыдущий пленум ЦК утвердил слова и музыку нового гимна страны. Июльский 1978 г. пленум был опять посвящён проблемам сельского хозяйства, а июньский 1980 г., проходивший несколько месяцев спустя после ввода советских войск в Афганистан, рассмотрел вопросы внешней политики, а точнее — вопросы «борьбы за разрядку международной напряжённости»[435]. Другие пленумы были посвящены обсуждению проекта земельной реформы, социальной политики, проблем международного коммунистического движения, подготовке предстоящих партийных съездов и сессий Верховного Совета. Именно на пленумах ЦК утверждались косыгинские экономические реформы в сентябре 1965 г. и амбициозная продовольственная программа в мае 1981 г.