В частности, они бездумно верили в то, что крупнейшие предприятия — лучшая форма организации производства, обладали поразительно малыми знаниями в экономике, не владели методами анализа затрат и получаемой от них выгоды, не говоря уже об отсутствии каких-либо представлений о социологии и человеческой психологии. Именно наличие подобной элиты частично объясняет причины, по которым Советский Союз не сумел стать современной индустриальной державой и распался с поразительной лёгкостью[283]. К уже сказанному можно добавить результаты анализа послевоенной технической интеллигенции, проведённого Кендаллом Бейлесом, который считает, что наиболее образованные люди оставались работать на производстве или занимались научно-преподавательской деятельностью, вместо того чтобы идти в политику[284]. Анализируя социальное происхождение и образовательный уровень новой элиты, историки приходят к разным выводам. В частности, Роберт Даниелс возлагает на неё ответственность за крах коммунизма. Он пишет:

Напротив, Шейла Фицпатрик восхищается функциональной стороной смены кадров, приведшей к возникновению руководителей нового типа, бывших одновременно и «красными», и «специалистами». Героями нескольких её книг являются выдвиженцы — высоко мотивированные, прилежно работающие и серьёзно относящиеся к образованию[285]. Эти отличия частично можно объяснить неодинаковыми интерпретациями, а, возможно, они возникают вследствие того, что исследователи рассматривают разные этапы длительной карьеры своих героев.

Ещё одной формой образования элиты была система партийных школ, созданная в 1946 г. на пике возрождения партии, которую возглавляли Жданов и А.А. Кузнецов. Постановление ЦК об учреждении этих школ начинается с утверждения, что «подготовка ведущих партийных и государственных кадров поставлена неудовлетворительно». Важнейшим элементом системы подготовки как поздней сталинской элиты, так и новых членов ЦК, избиравшихся в последующие годы, была Высшая партийная школа (ВПШ) в Москве. В неё на трёхлетний курс обучения набирали высших партийных и государственных руководителей республиканского и регионального уровней в возрасте до 40 лет. В ВПШ имелись также девятимесячные высшие курсы переподготовки секретарей и заведующих отделами партийных комитетов республик, областей и важнейших городов, а также государственных чиновников сопоставимого уровня и редакторов важнейших газет[286]. Поступавшие в ВПШ должны были иметь по крайней мере среднее образование. История партии, диалектический и исторический материализм составляли лишь малую часть курса обучения в ВПШ. Кроме них там преподавали советскую и мировую историю, русский язык и литературу, иностранный язык, а также практические навыки работы по будущей специальности[287]. Известно, что в ВПШ обучалась примерно дюжина членов ЦК, избранного в 1952 г., и обучение в ней стало ещё более важным для полномочных членов ЦК, избиравшихся в последующие годы. Наиболее известной из этой дюжины была Екатерина Фурцева, ставшая в хрущёвские времена Министром культуры СССР. Она вошла в состав ЦК в 1951 г. будучи вторым секретарём Московского горкома партии. Фурцева окончила ВПШ в 1948 г. в 36 лет, когда занимала пост второго секретаря Фрунзенского райкома партии Москвы. Она поднялась к вершинам власти из работниц текстильной фабрики через школу ФЗО и работу в комсомоле. Своё первое высшее образование Фурцева получила в Московском институте тонкой химической технологии, куда поступила в возрасте около 30 лет и окончила в 1941 г.

Большой террор не привёл к принципиальным изменениям в элите, хотя по своим биографическим данным члены новой сталинской элиты заметно отличались. А.А. Андреева, Н.С. Байбакова и Н.К. Патоличева можно считать характерными представителями трёх основных типов членов ЦК партии эпохи позднего сталинизма. Если Андреев представляет собой пример члена ЦК, выжившего во время Большого террора, то двух других можно считать людьми нового типа. Байбаков являл собой пример технократа, а Патоличев — разностороннего партийного функционера.

Карьера Андрея Андреева, начиная со времён деревенского детства и в ходе различных чисток партии, уже была прослежена в главах 1 и 2. Он избирался в состав ЦК в 1939 и 1952 г., и его почитали как ветерана-сталинца, хотя во время съезда 1939 г. ему было всего 43 года. Андреев принадлежал к группе руководителей, входившей в ближайшее окружение Сталина. Насчитывалось очень немного людей, которым Сталин звонил по телефону лично, не прибегая к услугам секретарей, и Андреев был одним из них. Он был секретарём ЦК с 1935 по 1946 г., а с 1939 г. одновременно с ним секретарями ЦК являлись Сталин, Маленков и Жданов. С 1943 по 1946 г. Андреев исполнял обязанности Наркома земледелия, а с 1946 по 1953 г. — работал заместителем Председателя Совета министров СССР, где главной сферой его ответственности, по-видимому, было сельское хозяйство. Андреев также являлся членом Политбюро (в 1932–1952 гг.) и членом Оргбюро (в 1939–1946 гг.) ЦК и председателем Комитета партийного контроля[288]. Занимаемый им пост Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР был во многом формальным, но служил подтверждением его высокого престижа.

Однако в конце 1930-х гг. Андреев выбыл из числа ближайших сподвижников Сталина. Его не включили в состав Государственного комитета обороны, действовавшего во время войны 1941–1945 гг. Позиции Андреева оставались слабыми и после окончания войны, а к концу жизни Сталина он попал в настоящую опалу. В марте 1946 г. он не был переизбран в состав Оргбюро ЦК партии. Хотя в июне 1946 г. Андреева избрали в Бюро Совета министров, но он не возглавил ни одно из восьми функциональных бюро, созданных позднее в том же году. Сельскохозяйственным направлением теперь руководил Маленков, а Андреева, возможно, обвинили во всех бедах этого сектора экономики, и на него была возложена ответственность за неурожай и голод 1946 г.[289] Очевидно, Андреев продолжал нести некоторую ответственность в Совете министров за сельское хозяйство, поскольку Хрущёв, бывший тогда секретарём ЦК, отвечавшим за этот сектор, публично, в оскорбительном тоне критиковал его за незнание особенностей крестьянского труда. В то же время Хрущёв в своём секретном докладе XX съезду обвинял Сталина в том, что тот отстранил Андреева от работы в Политбюро. (По словам Хрущёва, отстранение своих старых товарищей было одним из наиболее разнузданных проявлений самодурства Сталина[290].) Вероятно на положении Андреева сказался и тот факт, что он был женат на еврейке (Доре Хазан), поскольку в то время Сталин развязал антисемитскую кампанию[291]. Но, вполне вероятно, падение Андреева объясняется и более прозаическими причинами, например его прогрессировавшей глухотой. К концу войны Андреев обнаружил, что ему стало трудно участвовать в обсуждении вопросов, поднимаемых на совещаниях руководства страны, чему способствовала привычка Сталина говорить на совещаниях негромко, расхаживая при этом по залу. Калинин писал для Андреева записки, поясняющие сказанное вождём, но всесоюзный староста умер в 1946 г. А Берия, напротив, отпускал злые шутки в адрес глохнувшего Андреева[292]. Так или иначе, но Андреев не был включён в расширенный состав Президиума (Политбюро) ЦК, избранный в октябре 1952 г.