При изучении элит посткоммунистического периода применяют подходы, учитывающие репутацию их представителей и занимаемые ими должности, участие в выработке и принятии решений[770]. Эти исследования обычно проводят посредством интервьюирования представителей элит, дающего значительно больше информации, нежели обращение к опубликованным биографическим данным[771]. Наиболее значительное исследование подобного рода было проведено Всероссийским центром исследования общественного мнения (ВЦИОМ), опросившим по стандартизованной форме группу численностью около 1800 человек, являвшихся членами советской политической элиты в 1988 г. В 1993 г. опрос был повторен, в ходе него интервью проводились с теми же или другими людьми, занимавшими тогда элитные позиции[772]. Эта группа в 4–5 раз превышала по численности рассматриваемую нами элиту уровня Центрального Комитета партии. Около половины опрошенных составили представители номенклатуры позднего советского периода, занимавшие в ней должности, назначения на которые требовали утверждения на высоком партийном уровне. Вторую половину представляли члены посткоммунистической правящей элиты, которые обрели беспрецедентно большое влияние на принятие государственных решений. Каждое интервью, продолжавшееся около часа, затрагивало практически все основные этапы биографии опрашиваемых — их образование, карьеру, членство в Коммунистической партии. В ходе опроса выяснилось, что члены правящей советской и новой российской элит во многом схожи. И те, и другие являлись преимущественно мужчинами (93% в старой советской номенклатуре и 94% в российской посткоммунистической элите), подавляющее большинство из них (97% и 93% соответственно) имели высшее образование[773]. Похожие или по крайней мере сопоставимые группы из обеих элит (97% и 78% соответственно) являлись членами КПСС и были тесно связаны с предыдущим режимом, занимая различные выборные партийные должности (71% и 47% соответственно)[774]. Новая элита оказалась моложе по возрасту, но члены обеих элит были преимущественно русскими и вероятнее всего происходили из привилегированных семей. Значительная (более четверти) часть членов обеих элит являлись детьми номенклатурных родителей, что подтверждает наличие тенденции к самовоспроизводству элит, не проявлявшейся столь отчётливо в других посткоммунистических странах[775].
Одной из задач данного исследования было выявление того, насколько номенклатурная элита сумела восстановить свои позиции в посткоммунистический период. Оказалось, что только 11% опрошенных полностью ушли из политической жизни: вот свидетельство того, что «номенклатура в целом сумела приспособиться к произошедшим в стране переменам и не испытывала падения социальной мобильности»[776]. Действительно, более 60% членов бывшей советской номенклатуры в начале 1990-х гг. занимали должности, по своей значимости сопоставимые с теми, которые они имели в поздний советский период. Ещё 15% занимали должности, оказавшиеся чуть менее значительными, и всего только 1% прежней советской элиты оказался полностью за пределами новой элиты. Если рассматривать бывшую партийную номенклатуру отдельно, то примерно треть её членов переместились на руководящие государственные должности в новом правительстве, а ещё одна треть заняла ведущие позиции в экономическом менеджменте. В целом более 80% членов бывшей партийной номенклатуры заняли позиции первого или второго ранга в новой посткоммунистической элите, а соответственно более 80% представителей новой элиты находились в советское время на элитных или близких к элитным позициях. В этом смысле Россия представляет собой, по сравнению с Польшей или Венгрией, скорее пример воспроизводства, нежели смены элит[777]. Действительно, по крайней мере в России крах Коммунистической партии и введение рыночной экономики не повлияли на способность элит сохранять своё положение из поколения в поколение, «если не усилил эту способность»[778].
Преемственность элит можно также рассматривать с точки зрения «бессмертности» отдельных их представителей на ключевых позициях. Например, в начале 1997 г. семеро из 15 руководителей постсоветских государств были в прошлом первыми секретарями республиканских отделений КПСС, и на встречах глав стран — членов СНГ присутствовали «практически те же люди, что на заседаниях Политбюро ЦК КПСС в последние годы Советской власти»[779]. Ещё одной характеристикой преемственности элит, более близкой к тому подходу, который применён в настоящей книге, может служить процент членов Центрального Комитета горбачёвского периода среди политической элиты начала 1990-х гг., если изучить национальные справочники «Кто есть кто…». Первые сведения на этот счёт можно почерпнуть из сборника, вышедшего в 1993 г. и охватывавшего, наряду с Россией, другие постсоветские страны[780]. Из членов более крупного по численности брежневского ЦК в этот сборник попали 65 человек (или 14% его состава), а из горбачёвского ЦК 1986 г. (численностью в 412 человек) в нём есть сведения о 99 представителях, или более четверти его членов. Примерно та же доля (11%) членов ЦК 1986 г. и пятая часть (21%) членов ЦК 1990 г. фигурирует в Российском биографическом справочнике, изданном в 1996 г.[781] Преемственность элит в постсоветских странах оказалась намного выше, чем в странах Восточной Европы, из чего следует, что чем более укоренённым является коммунистический режим и чем дольше он существует в той или иной стране, тем с большей вероятностей новая посткоммунистическая элита — это порождение чиновничества старого режима.
Действительно, многие члены старого Центрального Комитета не только сохранили своё политическое влияние, но и заняли видные должности в правительстве посткоммунистической России. Президент Ельцин входил в состав ЦК с 1981 г., его премьер-министр Виктор Черномырдин и министр иностранных дел, а позднее и премьер-министр Евгений Примаков, являлись членами ЦК с 1986 г. В Совет Федерации, верхней палате нового Федерального собрания, избранного в 1993 г., входило десять членов Центрального Комитета 1990 г., среди которых был ряд первых секретарей региональных комитетов партии, включая Ахарбека Галазова (Северная Осетия), Юрия Горячева (Ульяновская область), Алексея Пономарёва (Белгородская область), Леонида Пономарёва (Бурятия), Валерия Сударенкова (Калужская область) и Минтимера Шаймиева (Татарстан). Ещё одним бывшим членом ЦК, входившим в Совет Федерации, был председатель колхоза им. В.И. Ленина из Тульской области Василий Стародубцев, больше известный как член ГКЧП, учреждённого во время попытки переворота в августе 1991 г. Неприкасаемым также являлся Егор Строев, бывший первый секретарь Орловского обкома, а затем член Политбюро и Секретариата ЦК, который в 1993 г. был избран главой Орловской области. В январе 1996 г. его избрали спикером Совета Федерации.
Преемственность элит ещё сильнее проявилась в нижней палате Федерального Собрания, в Государственной Думе, особенно после выборов в декабре 1995 г., принёсших успех Коммунистической партии и поддержанным ею кандидатам по одномандатным округам. В общей сложности в Государственную Думу в 1993 и 1995 г. было избрано 22 бывших члена ЦК КПСС, причём 9 из них были избраны в Госдуму обоих созывов. Известно также, что не все бывшие члены ЦК избирались в Государственную Думу от Коммунистической партии. Например, Алевтина Федулова, заместитель председателя Комитета Советских женщин и член ЦК с 1990 г., проходила по списку организации «Женщины России» и была избрана в 1993 г. Владимир Гусев, бывший вице-премьер, а прежде того — первый секретарь Саратовского обкома КПСС, избирался в 1993 и 1995 г. от ЛДПР, возглавляемой Владимиром Жириновским, и оба раза прошёл в Думу. Чаще всего бывшие члены Центрального Комитета последних лет существования СССР выступали в качестве кандидатов от Коммунистической партии или как независимые кандидаты и либо выигрывали выборы по одномандатным округам, либо проходили в Думу по списку Компартии Российской Федерации. В декабре 1995 г. по партийному списку были избраны в Думу бывший первый секретарь Вологодского обкома КПСС, а ныне первый секретарь РКП Валерий Купцов, два бывших первых секретаря Томского обкома КПСС Виктор Хоркальцев и Алексей Поморов, бывший первый секретарь Удмуртского рескома Николай Сапожников и бывший второй секретарь Краснодарского крайкома Борис Кибирев.
