— Сейчас, с этим безобразием закончу и смогу наконец с тобой разобраться.

— Может, хочешь сходить отдохнуть, а то сидишь тут безвылазно? Хоть свежим воздухом подышать?

Эктори отмахнулась: она уже стягивала верхний слой кожи энергетической ниткой. На её взгляд, пытаться зарастить было бессмысленным, ведь наверняка потом опять придётся всё распарывать, чтобы перечинить развалившийся каркас. Наложив бинты, Эктори поверх них затянула корсетик со вставленными вертикальными пластинами имперского золота потуже, чтобы надёжно зафиксировать результат её долгой и кропотливой работы.

Только теперь она обернулась ко всё ожидавшей её Лалю, сдалась, видя её упрашивающий взгляд:

— Веди уж, куда тебе хочется, — попыталась подмигнуть правым глазом, но тот смог только закрыться самостоятельно — открывать пришлось уже вручную.

Девушка заметно повеселела, потащила арию в сад, принялась показывать цветы, мило щебетать что-то про их виды и сорта, что за всеми нужен свой особый уход. Тут Эктори вспомнила, что семья Лалю прославлена разведением и поставкой этих самых цветочков, но, поняв, что про то, какие из них ядовиты и для каких видов она вряд ли сможет узнать, потеряла всякий интерес ко всей этой болтовне, отыскав большое раскидистое дерево, примостилась у его громадных корней.

Лалю, опустившись возле неё на колени, заговорила:

— Я слышала, ты сладкое любишь. Хочешь, конфет каких принесу?

Эктори поглядела на неё искоса, но ничего не ответила. Лалю виновато потупила взгляд:

— Прости, что я надоедаю… Всегда я всё не так делаю, сплошное разочарование.

Эктори, проигнорировав её слова, заметила совсем другое:

— Я видела в коридорах вашего дома кучу твоих портретов, это ли не показатель того, что тебя ценят?

Лалю натяжно улыбнулась:

— Это не я, это моя покойная старшая сестра и то, кем мне нужно стать.

Эктори потеряла дар речи от удивления. Она чётко для себя решила, что как бы много загадочных явлений не составляло структуру миров, самым интересным всегда будут оставаться странные извороты ума созданий, что зовут себя разумными. Если логику устройства миров можно было запросто постичь, приложив достаточное количество упорства, то ход чужих суматошных мыслей, для неё, делающей выводы на основе логичных заключений, оставался непостижимым. Понятной оказалась разве что только Сабирия, действовавшая на основе сиюмгновенных желаний.

Ария тут же спохватилась, задав себе вопрос: «А были ли её суждения так же логичны для представителей других рас?»

Из того, что Эктори успела вычитать об анатомии вида флаше́, к которому принадлежала Лалю, она поняла, что починка руки будет делом куда более сложным, чем рассчитывала изначально, и от того более интересным. У флаше нити, приводящие тело в движение, находились не внутри каркаса, а крепились поверх него, что было очень опрометчиво, ведь ничто их не защищало. И кровь их не была прослойкой между кожей и пучками плоти, а текла по жилам, эту плоть покрывающим, что тоже было с точки зрения арии не лучшим конструкторским решением: перерезать какую-нибудь из толстых жил — и вся распределяющая по организму жизнь жидкость под давлением стремительным потоком прольётся наружу. Эктори в очередной раз порадовалась тому, что к конструированию арий мироздатели подошли по-особенному избегая всех возможных трудностей при починке, создавая большую защиту самым важным элементам.

Эктори стало интересно, как вообще создания вроде флаше могли функционировать. Ответы она не стала искать в книгах, а отправилась по анатомическим театрам, пользуясь тем, что её содержали родители Лалю.

Если уж в телах флаше циркулировала кровь, значит, должны были быть «насосы», её перекачивающие, и они действительно были в боковых областях грудины, только не два, а скорее, один, но раздвоенный, закрытый и спереди и сзади пластин и каркаса. Но если со спины между пластинами вставал всё держащий стержень, то спереди оставался зазор, через который с лёгкостью прошло бы лезвие клинка и уничтожило бы дыхательный орган, находившийся как раз посередине — между половинами «насоса». Эктори искренне порадовалась, что упырица не пробила Лалю грудную клетку, ведь мертвецов ария воскрешать пока ещё не умела, да и мёртвым, по закону миров, нужно оставаться мёртвыми.

Сняв с тела кожу, лекарь, проводивший вскрытие тела, заговорил о «мушиколёрман», которыми он обозвал волокна плоти, крепящиеся на каркас.

Эктори, из интереса переводившая всё говоримое на Первый язык, неожиданно поняла, что в нём просто нет слова-аналога, ведь у арий эти пучки не выполняли двигательной функции — они просто помогали держать вместе каркас и, как и всё, что находилось в прослойке между каркасом и кожей, не давали острым краям при движении прорвать или перетереть её.

После нескольких походов Эктори надолго задумалась. Новые детали нужно было либо откуда-то брать, либо создавать. Пересаживание каркаса мертвеца грозило обернуться уймой проблем: в телах мёртвых почти не остаётся элемента Жизни, а значит, натянуть мясо на уже начавший энергетически разлагаться каркас вряд ли получится, да и отторжение произойдёт, плюсом ещё и то, что будет сложно отыскать части, идеально подходящие по размеру. Значит, необходимо создавать всё с нуля. Хорошо бы для этого подошло Имперское золото, ведь Эктори уже научилась работать с ним, но у него неподходящая энергетическая и физическая плотности, и оттого новая рука получится куда легче исходной, что сильно нарушит как баланс тела, так и возможности контроля. Следовало подсоединять к оставшемуся обломку что-нибудь из аналогичного материала, чтобы срослось, но у каркаса флаше оказался довольно сложный состав, пропорции веществ в котором Эктори рассчитывать не решилась.

Ответ пришёл в голову арии совершенно неожиданно и поначалу показался невыполнимым и даже безумным, но Эктори всё же осмелилась попробовать.

Найдя одного из тех лекарей, что производил вскрытия на глазах заинтересованных зрителей, Эктори на всякий случай сунула в карман юбки пару имперских, подошла к нему с вопросом:

— А куда вы деваете тела после работы?

Лекарь с интересом посмотрел на девчонку, отметил, что она была красива той своеобразной непонятной красотой, что присуща представителям иных видов, обитающих в центре миров, вот только было в её лице, с плавными округлыми чертами, что-то не так. Лишь приглядевшись, учёный заметил почти полное отсутствие ресниц на правом глазу и проседь на брови над ним: девушка походила на сломанную антикварную куклу, такой бы сидеть где-нибудь в цветущем саду, в окружении заботливых нянек, а не на трупы любоваться, но между тем он уже несколько акь натыкался на её беловолосую голову в первых рядах как на своих вскрытиях, так и посещая коллег, потому он поинтересовался:

— Отчего столь юная красавица увлекается подобным?

Эктори подошла ближе, взглянув на лекаря сверху вниз, проговорила:

— Это всё неважно, мне нужно парочку деталей каркаса, неважно, из какой части, и неважно, в каком состоянии.

Лекарь опешил:

— Эти господа отдали жизни науке, ваша просьба — неуважение к мёртвым.

Эктори покачала головой:

— Мёртвые будут рады, если помогут живым. Кстати, хорошо было бы достать каркас из умирающего.

Лекарь не скрыл своего гнева:

— Нужен каркас живого — идите потрошить зверьё!

Ария от досады надула губы:

— Там физический состав совсем другой. Покупаю за имперскую руку мертвеца.

— Это неприемлемо!

— За две имперских.

— Юная леди! — лекарь привстал на носочки, чтобы их с Эктори глаза оказались на одном уровне.

— Три имперских — и это моё завершающее предложение.

— Как Вам не стыдно?!

— Вы же не хотите, чтобы заплатили другим, а Вас просто обязали выполнить необходимое мне.

— Какая Вам, говорите, рука нужна?

— Неважно, чем свежее, тем лучше.