Убивать лишь тех, кто готов убить тебя? Но если вынудят обстоятельства, любой предпочтёт чужой жизни свою. В мирах не осталось героев, готовых жертвовать собой ради других, да их и никогда толком не было.

Этот Рореэ сам хотел его убить. Да и его подчинённые вряд ли были хорошими, наверняка распоследние злодеи, ведь иные за лёгкими деньгами в гробницу не лезут. Значит, на плечах Корэра нет никакой вины. Он лишь убил гадов, исполнил волю Судьбы, вынудившей его оказаться именно в том месте, в то время. А Гэо не прав — он ошибся!

Только зайдя на кухню, ещё не успев поставить корзинку, полную ягод, Эктори увидела зрелище, сильно поразившее её. На столе стоял пузатый кувшинчик со сметаной, тканевая крышечка от него лежала рядом, над ним сидел огромный зверь, сунув в него немного вытянутую морду, жадно поедая содержимое.

Эктори спешно поставила лукошко на пол, схватила полотенце, огрела по спине наглую зверюгу. Та, сверкнув оранжевыми глазищами и издав жуткий вой, помчалась прочь, в дверном проёме наткнулась на Хафэра, упала перед ним на спину, выставила громадные загнутые когти.

— Что ж ты делаешь, Кошак? Рожа твоя бесстыжая! — Хафэр изловчился схватить зверя за холку, слегка приподняв его.

Кошак был настолько большим, что, встав на задние лапы, мог бы положить передние Хафэру на плечи, но при этом даже не пытался вырваться, только недовольно бил тонким хвостом с тремя костяными наростами по полу и пытался облизать перепачканную морду.

Эктори подошла ближе, заглянула в звериные глаза совсем без зрачков, спросила у Хафэра:

— Знаешь эту скотиня́ку?

— Нет… Вообще подобного зверя впервые вижу, но вроде его Кошаком зовут.

— Мог бы просто прийти и попросить, мы бы в мисочку тебе наложили, не есть же из большой тары… — проговорила Эктори, вытирая остатки сметаны с тёмно-синей шерсти.

— Он не попросит, — прокомментировала Сайма, — слишком гордый.

Эктори, накрыв кувшинчик крышкой и перепрятав в холодный погреб, принялась перебирать ягоды, срывать с них чашелистики, вытаскивать косточки.

Кошак, сунув любопытную морду в корзинку, решил, что ему всё это не интересно и отправился выпрашивать ласки у Хафэра, но тот, проигнорировав зверя, сел помогать Эктори, мысленно причитая, что он Император, а занимается всякой крестьянской работой, да притом ещё и по собственной воле, и что самое страшное — ему всё это начинает нравиться.

Ближе к вечеру вернувшаяся Тётушка, с девичьей лёгкостью юркнув в дом впереди мужа, первым делом сообщила про сметану, которую занесла соседка и которую нужно как можно скорее убрать в холод, а то испортится.

Эктори недовольно кивнула на Кошака, разлёгшегося в проходе из коридора в кухню так, словно бы это было его местом от начала времён, ответила:

— Уже позаботились…

Тётушка всплеснула руками, присев на колени, принялась гладить полосатую Кошачью спину. Зверь повернулся, недоверчиво оглядел её, потом, зажмурившись от удовольствия, замурчал.

Тётушка продолжила перебирать тёмно-синюю шерсть, приговаривая:

— Это кто тут у нас такой маленький, такой хорошенький? Кто тут наш проказник? Ты? Да ты моя лапочка.

Подошёл Хафэр, сообщил:

— Его зовут Кошак.

— Правильно зовут, — хохотнула Тётушка.

Эктори заметила, что Кошак уже несколько дней ни с того ни с сего садился посреди комнаты и пристально смотрел в одну точку, чаще всего это был висящий на стене ковёр или огромный посудный шкаф.

Какое-то время Эктори кругами ходила возле зверя, но так и не могла понять причины такого поведения, потому решила спросить у Саймы, явно о нём что-то знающей.

Змея словно бы самодовольно улыбнулась, свернулась кольцами на столе, начала рассказ издалека:

— Когда-то, немногим после создания миров, круговорот этэ между мирами происходил совсем не так, как сейчас. Тогда было очень много всяких хранителей, это сейчас остались только у планет да самих элементов, хотя последние не столько хранители, сколько физические воплощения. А тогда — у каждой речки, озера, леса, дерева, куста и даже цветка были хранители. И после смерти не все отправлялись в миры мёртвых, многие оставались в мирах живых, берегли их. Их обзывали всякими лешими, водяными, ну а тех, кто хранил дома, — домовыми. Всё это было, поговаривают, ещё до того, как врата построили, тогда у змия подземелий была всего одна голова, тогда миры живых и мёртвых мост соединял, потом его разрушили или нет… Но мы же с тобой там были и моста не видели, хотя, может, просто не в ту сторону ходили…

Эктори неожиданно перебила:

— Как можно разделять на временные промежутки всё, что связано с мирами мёртвых? Там же время течёт иначе.

— Не всегда так было. Существует два события, скрещивающие время миров мёртвых и живых. Ну, первое ты знаешь: падение врат и убийство змия, тогда Ра разделил время миров на до и после, чтобы запереть змия во времени, в которое пути нет. А до него было создание внешней оболочки над нашими мирами — конец их сотворения. Там делили, чтобы никто не мог проникнуть в пространство между мирами — Ничто.

— А может, чтобы отгородиться от кого-нибудь? — с любопытством предположила Эктори.

— Если бы я могла пожать плечами, я бы так и поступила… — ответила Сайма, завернула разговор в прежнее русло: — Но мы говорим не о процессе мироздания… Коты могли спокойно ходить по тому мосту на Иную сторону, они обитали сразу и среди мёртвых, и среди живых, и потому могли видеть всякое потустороннее. Вот ты если умрёшь и найдёшь путь из тех миров в эти, тоже видеть будешь. И когда коты вот так вот сидели, считали, что с домовыми общаются.

— Но ты говоришь, что это было давно, сейчас же иначе, — вмешался подслушивавший всё это Хафэр.

— Да, теперь никаких таких хранителей не осталось, и я не знаю, чего он там сидит, может, глюк словил.

Эктори недовольно хмыкнула:

— Я думала, ты ответишь, а ты так, только поболтать.

— Ну, я котам в голову лазить не умею… А не нравится, так чего вообще от меня ждёшь? Пойди и сама у него спроси.

Эктори недоверчиво вскинула бровь, но решила сходить узнать, посчитав это забавным. Подсев к Кошаку, она уставилась в тот же угол и, немного помолчав, заговорила:

— Хорошо сидим… Куда смотрим?

— Да вот, жду, когда у вас совесть взыграет, еды дадите, — спокойно ответил Кошак, взглянув на ошарашенную Эктори.

Кое-как собрав в кучу разбегавшиеся в панике мысли, она спросила:

— А Вы чего молчали? Я знала, что встречаются среди подобных Вам не только понимающие наши языки, но и способные говорить на них. Но Вы молчали, я подумала, что Вы не умеете…

— А мысли читать не научилась?

Эктори отрицательно мотнула головой, окончательно не поняв, шутка это была или же зверь говорил серьёзно.

Кошак взглянул на неё и, как ей показалось, недовольно нахмурился:

— Ты-то уже не умеешь?.. А стоило ли это того?

Не дожидаясь ответа, Кошак скользнул в тень под диваном, растворился в ней, исчез.

Эктори подошла к Хафэру, уже увлечённо читавшему книгу, села рядом, проговорила:

— Ну, теперь мы знаем, что в съеденной сметане виновата не плохо закрытая дверь…

Все дни, что Эктори с Хафэром прогостили у Тётушки, распорядок их был прост и однообразен, но они вовсе не успевали заскучать: на это не оставалось ни сил, ни времени. Как только у них появлялось свободное от работы по дому мгновение, они заседали за книги из Тётушкиной домашней библиотеке, читали всё, что попадалось на глаза, начиная от романов про выдуманных, а может, всё-таки реальных героев, и заканчивая справочниками о жутких тварях, в разное время терроризировавших миры, некоторые из которых, вот уже больше двадцати ходов тому, были целиком и полностью истреблены.

По вечерам они вместе ходили в кузню на другом краю селения, за рекой.

В маленьком городке, где каждый знал каждого не только поимённо, но и с перечётом всей родословной, они, как новые лица, привлекали к себе немало внимания. Его было бы ещё больше, если бы Эктори не убедила Хафэра оставлять Вихрь дома хотя бы во время выходов в городишко. Особенный интерес вызывало их удивительное сходство, добавленное ещё и перекрашенными в один цвет волосами. Старухи-сплетницы прозвали их близнецами.