– Клянусь тебе, что не делаю этого – намеренно. Но все это я давно уже мечтал от тебя услышать. Когда ты рядом с нами, Ричард, я не боюсь никого, кто приедет на нашу территорию. Когда же третий в триумвирате отсутствует, или не желает присутствовать… Сегодня я усомнился в правильности своего решения пригласить других на нашу землю.

Ричард убрал руку с плеча Жан-Клода.

– Тогда давайте, устраиваем это собрание. Я не могу обещать, что снова не взъерепенюсь. Не могу обещать, что мне это понравится, но обещаю, что буду стараться изо всех сил.

Он направился к двери, все еще обнимая меня за талию. Я обернулась на Жан-Клода, и на лице у меня, очевидно, было написано, о чем я думаю, потому что он пожал плечами, будто сам понятия не имел, что за чертовщина случилась с Ричардом. Не то чтобы мы были недовольны тем, что он стал реагировать разумнее, но просто это казалось не совсем реальным. Это не была тишина после прошедшей бури, скорее это ощущалось как обманчивое спокойствие, когда мир затих в ее ожидании. Вот так ощущалось это новое поведение Ричарда – как хрупкое, напряженное, готовое сломаться. Я приветствовала его усилия и чувства, которые их вызвали, но под ложечкой свернулся страх перед тем, что случится, когда этот новый настрой встретится со старыми проблемами.

В гостиной уже прибрали. Разорванные шторы унесли, уцелевшие растянули – длинными полосами ткани на фоне каменных стен. То есть матерчатых стен уже не было, но было красиво, и создавалось впечатление, что укрытая коврами площадь – отдельное пространство, а не просто участок в большом каменном помещении. Электрический свет странно смотрелся, когда виден был освещенный факелами коридор.

Мы шли рука в руке – я между мужчинами. Рука Ричарда была чуть-чуть – всего лишь чуть-чуть – влажновата. Он нервничал, но на лице это не выражалось. Хотелось мне спросить, отчего именно он нервничает, но я бы не сделала этого даже наедине. Он старался быть смелым и помогать, а раз так, то нечего лезть ему в душу. Нет, честно.

Ашер, сидевший в кресле и занимавший гостей, поднялся. В комнате было с полдесятка охранников в черном, Клодия и ее команда шли за нами почетным караулом. Похоже, она решила сегодня больше не рисковать. У нас хватало народу заполнить помещение, и она собиралась именно это сделать. Никто из нас спорить с этим не стал.

Ашер скользнул к нам – именно скользнул, будто и не касаясь ногами пола. Изящество ему вообще свойственно, но не в такой степени. Левитировать он умел лучше всех, кого я видала, и умел делать то, о чем говорится в легендах: летать. Сегодня, казалось, он едва мог заставить себя ходить, будто у него были крылья, рвущиеся в полет. Как прикованный к земле ангел, ждущий возможности взмыть в небо. Одежда способствовала этой иллюзии – он был в белом фраке, вышитом золотыми и медными нитями, шелковые панталоны заканчивались у колен, сменяясь белыми чулками и туфлями на высоких каблуках с золотыми пряжками. Туфли напомнили мне, что высокие каблуки были когда-то придуманы для мужчин.

Волосы у него были цвета золотых нитей вышивки, будто мастерица расшила одежду волосами Ашера. Эта волна волос служила ему щитом, скрывая шрамы на правой стороне лица. Он был так озабочен мнением о себе мастеров, многие из которых знали его до увечья, что попросил меня снять все картины, где он был изображен еще нетронутым. Та часть лица, что не была скрыта завесой, напоминала лицо средневекового ангела – только очень чувственного и слегка падшего. Полный, зовущий к поцелуям рот улыбался нам всем. Глаза у него были и очень светлые, и яркие одновременно – как зимнее небо, горящее чистой голубизной. Но явственно был виден только один глаз – второй будто проглядывал и загорался иногда сквозь завесу волос, как луч маяка.

Сперва Ашер протянул руку Жан-Клоду и произнес слова, которых обычно Жан-Клод слышать не любил:

– Мастер, наш друг из Кейп-Кода просит разрешения молвить слово.

Речь была безукоризненно вежливой, но лицо Ашера горело каким-то подавляемым возбуждением. Обычно мрачноватого Ашера что-то наполнило восторгом, но что?

Жан-Клод приподнял бровь, будто тоже хотел спросить, что случилось.

У меня в уме прозвучал голос Ашера:

– Этот новый уровень силы – это потрясающе!

Я ощутила, как дернулся Ричард – будто от удара.

Посмотрев в его расширенные глаза, я поняла, что он, наверное, тоже это услышал. И в следующем мысленном шепоте мне послышался едва заметный смешок.

– Прошу прощения. Я хотел только, чтобы услышал Жан-Клод, но должен признаться: мне еще трудно управлять этими новыми способностями.

Жан-Клод стиснул мне руку, и я услышала его мысленный голос.

– Спокойствие. Для наших гостей мы должны быть спокойны.

Ричард очень медленно выдохнул и слегка кивнул. Его способности не имели отношения к мертвецам, и он не привык мысленно разговаривать с вампирами помимо Жан-Клода. И даже я не привыкла, чтобы такое выходило случайно. Сколько же силы набрал он за одно такое кормление, и сколько набрали другие наши вампиры? Среди них могла найтись парочка таких, для которых я не желала бы усиления. Менг Дье, например.

Сэмюэл и Самсон стояли перед двойным креслом, Ашер провел нас к находившемуся напротив дивану. Белый ковер смотрелся как-то пусто… ах, да, кофейного столика не было. Мы его сломали, когда проснулся ardeur? Я не помнила.

У меня на лице застыла моя лучшая профессиональная улыбка – светлая и ясная, как электрическая лампочка, и тепла от нее было не больше, но на лучшее я не была способна. На эту ночь мне вот так хватило уже гостей из других городов.

– Сэмюэл и Самсон, вы еще не знакомы с нашим Ричардом.

Сэмюэл поклонился нам:

– Ульфрик, я очень рад наконец с тобой познакомиться.

Самсон поклонился чуть ниже отца и говорить предоставил ему. Мне не нравилось, что они слишком серьезны, будто еще что-то случилось, что не должно было.

– Сэмюэл, что доставило нам удовольствие сегодня снова тебя увидеть? – спросил Жан-Клод.

Если ему тоже надоели гости, он никак этого не показал. Он говорил приветливо, гостеприимно, доброжелательно – идеальный хозяин.

– Прежде всего, извинения, которые я должен принести от имени моей жены. Боюсь, что нечто в ее натуре подействовало на твою слугу и могло способствовать тому, что случилось потом.

Я заморгала, чувствуя, как моя улыбка стала на одно деление слабее. Это все могло быть чьей-то чужой виной? А не моей? Хорошо бы.

Жан-Клод сел на белый диван, не столько посадив меня, сколько проведя в сидячее положение – как ведут в танце. Он сел, и я за ним, а Ричард за мной. Жан-Клод продолжал держать меня за руку, но Ричард мою руку выпустил и закинул свою на спинку дивана. В основном он касался меня, но пальцы поднялись по спине Жан-Клода и остановились в густых кудрях.

– А где же твоя красавица-супруга и другие сыновья? – спросил Жан-Клод.

Ашер сел в мягкое кресло рядом с нами – по цвету идеально соответствуя обивке, весь белый с золотом. И у него был слишком самодовольный вид, как у кота, налопавшегося сливок.

Сэмюэл сел на двойное кресло, сын последовал его примеру.

– Они в отеле с двумя вашими охранниками. Мне не показалось разумным снова сводить сегодня Теа и Аниту.

– Как ей понравилось представление? – спросила я.

Жан-Клод чуть сжал мою руку, лежавшую у него на коленях. Смысл был ясен – будь паинькой. Что ж, буду. В моем исполнении этой роли.

Ричард рядом со мной застыл неподвижно – я по его руке у меня за спиной почувствовала. Но это не было предупреждение быть осторожнее, поскольку у него подскочила температура при той же мысли, что у меня: можно злиться на кого-то другого, не на нас? Мы с Ричардом оба предпочитали злиться не на себя.

– На нее оно произвело сильное впечатление, – сказал он тихим голосом, и интонация не говорила ни о чем.

– Если оно было сильным, – спросила я, – почему же ее здесь нет?