Я видела, как он борется с собой. Жан-Клод сдвинулся на пару дюймов в сторону, рот его угнездился на внутренней стороне моего бедра, и клыки Жан-Клода вошли в меня, а я уже была в том состоянии, когда боль в радость, и ощущение протыкающих кожу клыков, присосавшегося рта подбросило меня на кровати, заставило забиться с криком. Телом я зацепила Мику спереди, и это было уже слишком. Я рухнула на кровать, а Мика пролился у меня между грудей, такой горячий, и жидкость густая и тяжелая побежала по ложбине, по боку, струйками потекла по животу. Я заорала снова.

Жан-Клод оторвал от меня рот, измазанный моей кровью, и был он уже твердый и готовый, наполненный моей кровью, чтобы доставить удовольствие моему телу и своему. Обычно он начинал медленно, но на сегодня уже он, как и Мика, с медленным покончил, и вот он оказался надо мной, на руках, будто отжимаясь, но нижняя половина тела была уже опущена, и он вбил себя в меня изо всей силы, как еще никогда не бывало, и мне был виден каждый толчок, каждое движение, когда он входил и выходил. Три движения, пять – и я кончила, бросила бедра навстречу ему, задергалась под ним. Он еще раз довел меня до вершины, и лишь тогда начал терять ритм, и с последним ударом пролился в меня, навис надо мною на дрожащих руках, и смотрел на меня, смотрел, раскрыв губы, ловя ртом воздух. В другой раз он бы рухнул на меня сверху, но сейчас у меня грудь была залита соком Мики – уже меньше, он стекал с меня, как тающий от жара лед.

Жан-Клод навис надо мной, тяжело дыша и улыбаясь все еще измазанными моей кровью губами. Наклонился, осторожно, чтобы не влипнуть кожей или волосами, но поцеловал меня. И вкус моей крови был как сладковатая медь.

Он отодвинулся. Я осталась лежать, моргая, ошеломленная всем этим, и едва он успел сдвинуться, как надо мной оказался Натэниел. Не помню, когда он перелез от изголовья – потеряла нить.

Я смотрела вдоль его тела, поднятого надо мной, и про себя подумала: «Кажется, я пообещала пользоваться презервативами?» Но худшее уже случилось, я беременна, и теперь безразлично. Жан-Клод застал меня врасплох, а Натэниелу я позволил войти в меня голым, плоть в плоть, и ничего нас не разделяло.

Он нашел тот ритм, что у него иногда бывал – будто дрожащая волна шла по его телу, будто он танцевал во мне, и каждая дрожь такой волны вбивала его в меня, прямо по нужному месту. Жан-Клод отдавал себя сексу, а Натэниел проделывал обычную свою тщательную работу, как будто после всей предварительной игры он честно проделывал все, что за мои деньги полагалось. Эмоции у него бушевали, а в сношении он себя контролировал. И не кончал никогда раньше меня – вот не кончал, и все. И доведение меня до оргазма снова и снова было для него игрой, пока я не просила его перестать. Сегодня, кажется, это будет недолго.

Так и оказалось. Я ощутила, как растет между ногами тяжесть, медленно и верно, но быстрее обычного из-за всего, что уже было.

– Скоро, – шепнула я, – скоро…

Бедра у меня приподнимались и опадали навстречу его движениям, мы сталкивались снова и снова, танцуя друг для друга, и оргазм поймал меня, и танец для меня кончился. Остались только крики, и ногти ему в бока, и извивания на постели, но ритма уже не было.

Я пришла в себя, тяжело дыша, в глазах двоилось, а его тело оказалось в том же ритме. Он входил и выходил, будто мог так всю ночь… черт побери, может, и мог. Он снова меня завел, и на этот раз я обернулась вокруг него, притянула его к себе, грудью к груди, ртом ему чуть ниже плеч, а тело его продолжало двигаться поршнем. Я знала, чего он хочет, и дала ему это – укусила его, до крови, прижимая к себе, чтобы он не отдернулся и не поранил себя больше, чем мне хотелось бы. У меня рот наполнился кровью, Натэниел сбился с ритма. С удовольствием он мог бы бороться всю ночь, но от боли кончал быстрее.

Но сперва он заставил кончить меня, и я оторвалась от него ртом, чтобы не сильно искусать, отвернулась в сторону и закричала. Ногами обхватила его, сцепила ноги у него на заднице, притянула его к себе, не давая ему того ритма, что он хотел.

Он приподнялся на руках и коленях, я прилипла к нему спереди, и он подполз, волоча меня за собой, к изголовью, одной рукой поддержал меня под зад, другой схватился за спинку кровати, приподнял меня и прислонил к спинке. Голос его прозвучал придушенным шепотом:

– Хочу еще подвигаться.

И он вдвигался в меня и выходил, снова, снова и снова, а я цеплялась за него руками и ногами. Он снова довел меня до оргазма, и снова, и еще раз, и тогда попросил:

– Пожалуйста, пожалуйста…

Иногда он любил просить, пока я не соглашусь, но сегодня вряд ли кто из нас мог долго выдержать. Я шепнула в сладкий запах его шеи:

– Давай, давай, давай, в меня, кончай, прошу тебя!

Он перестал ловить ритм и вломился в меня изо всей силы, снова заставив кончить, я впилась ногтями в плечи ему и в спину, и наконец он вошел до упора, остался там на миг, на вечность, потом рухнул на колени, а я все еще цеплялась за него.

Мы были скользкие от пота, крови, еще много чего. Натэниел цеплялся руками за спинку кровати, сердце билось так, что это было видно.

– Ух ты, вот это было да! – сказал он, запыхавшись, и голос был почти что не его, еще не вернулся к нему.

Я попыталась согласиться, но не было голоса. Губы забыли, как выговаривать слова, и глаза тоже не хотели работать. Мир заволокла дымка, будто его в вату завернули.

– Анита, – позвал Мика. – Ты как?

Я сумела поднять большой палец – больше ничего. Не в первый раз Мика и Натэниел затрахивали меня до потери речи.

– Черт побери, – сказал Мика. – Я боялся, что втроем мы тебя затрахаем до потери сознания.

В голосе его была добродушная насмешка.

Только с третьего раза я смогла сказать:

– Для этого вас нужно больше.

Мика наклонился ко мне, поцеловал в щеку:

– Это можно устроить.

Я сумела прошептать:

– Не сегодня.

Он снова поцеловал меня в щеку:

– Не сегодня. – И обернулся к Натэниелу: – Тебе помощь нужна?

Натэниел без слов кивнул.

Мика и Жан-Клод помогли нам разъединиться, потом пошли в ванную отмываться. Мы с Натэниелом еще не могли пока сползти с кровати. Лежали бок о бок, касаясь друг друга, но не обнимаясь. Для этого нас еще мышцы недостаточно слушались.

– О Боже, Анита, я люблю тебя, – сказал он, все еще тяжело дыша.

– И я тебя люблю, Натэниел, – сказала я. И так оно и было.

Я думала, что Мика может возразить, чтобы Жан-Клод лез в постель голым, как остальные, но он промолчал. Если бы к моей голой спине прильнула другая девушка, тоже голая, я могла бы и возразить, но с Микой всегда проще, чем со мной. Ну, должен же быть кто-то, с кем проще?

Я уснула, как всегда, свернувшись вокруг Натэниела; теплый изгиб его зада уютно уткнулся мне в живот, одна рука сверху, чтобы можно было коснуться его волос, другая обнимает его за талию или, может, чуть ниже. Мика свернулся у меня за спиной, почти точно повторяя мою позу, только рука не обнимает меня, а протянута дальше, так что Натэниела он тоже может коснуться. Жан-Клод прижался к Мике, как бывало раньше, и руку на него закинул, касаясь меня. Его ладонь легла мне на бок, и я убрала руку с талии Натэниела, чтобы касаться руки Жан-Клода. Близился рассвет, и эта теплая рука недолго останется теплой или живой. Вампиры остывают куда быстрее умерших людей. Не знаю, почему, но это так.

Так что я наслаждалась теплым изгибом, пока еще можно было. Натэниел притиснулся ко мне ближе, будто хотел задом продавить меня до Мики, но я не возразила. Мне нравится, когда тесно. Кроме того, я знала, что ему не хватает моей руки у него на талии. Сейчас я играла пальцами с волосками на руке Жан-Клода, теребя их слегка, водя по коже. Это ощущение заставило меня даже слегка пожалеть, что не ко мне он сейчас прижат.

Я заснула в теплом гнезде из тел и шелковых простыней. Бывали ночи и похуже.