— Если ты так уверен, что я могу потопить всех, почему вообще согласился на это? — Соён посмотрела ему в глаза. Менеджер давно не видел такой решимости во взгляде и не стал придумывать оправданий. Просто сказал правду.

— Потому что это должно быть твоё решение. Контракт на твоё имя.

— Которое назвал ты.

— Нужна была любая. Думаю, это была массовая рассылка. Я лишь позволил им рассмотреть тебя.

— Мне нужно подумать. — Вздохнула девушка.

— Нужно очень хорошо подумать, Соëн. Подключить все остатки мозгов. Возможно, ты всë-таки бросишь эту затею, после отпуска посвежеешь и вернëшься к работе.

— Нет, здесь всë уже решено, оппа. На сцену я больше не выйду, чего бы мне это не стоило. Вопрос только в условиях.

Соён лежала дома на кровати и внимательно перечитывала восьмую страницу. Ёнхва сказал, что любая сомнительная формулировка будет на её совести, ведь подписание контракта никак не связано с компанией. Этот договор — личная ответственность Соён. В целом, ничего опасного здесь не было. Реальная связь запрещена, всю игру вели ради шума в социальных сетях. Ничего настоящего между Соëн и Хонсу быть не могло. Нельзя мечтать о сказке, что вдруг сделает девушку счастливой. И последнее дело — влюбиться в Хонсу. Потому что это глупо. Потому что будет больно, когда промокампания закончится.

Соён хорошо понимала, что всё будет фиктивно, но не могла не пробить его имя в поисковике. Некрасивого человека не пустили бы на сцену — коммерчески не выгодно. Но ей было любопытно узнать, каким именно был айдол.

Он Хонсу оказался не простым человеком с улицы. Один раз парень уже стоял на сцене в составе расформированной теперь группы Swaggers. Их было шестеро. Они просуществовали четыре месяца и успели выпустить семь песен. Правда, как синглы вышли только две, а остальные составляли альбом, который совсем не продавался.

Соён послушала треки, отметив про себя, что в таком стиле ей хотелось бы поработать. Мальчики притворялись плохими парнями очень успешно, пока одного не поймали за употреблением наркотических веществ. После этого всё и закончилось, так же быстро, как началось. Хонсу было шестнадцать. Значит, сейчас ему должно быть около двадцати двух. Некоторые фанстраницы ещё публиковали новости о нём и компании, надеясь на возвращение. Фотографии были только семилетней давности. Юный Хонсу должен был измениться внешне, но даже на старых кадрах его нос кнопкой казался весьма милым. Было в парне нечто очаровательное.

Официальные страницы пустовали. Все посты удалены, только ютуб до сих пор помнил Swaggers. Соён считала, что их рановато пустили в эфир. Всё-таки, самому старшему участнику было всего семнадцать, а младшему — пятнадцать. Это какие такие грязные вещи эта группка старшеклассников собиралась сделать с несчастной лирической героиней? Соён грустно улыбнулась. Двойные стандарты, но с милым концептом их бы приняли лучше. Правда за моральное состояние мальчиков в пубертатном периоде никто бы ответственности всё равно не взял.

Интернет говорил, что двое из Swaggers пропали из публичной жизни, один ушёл в актерство, а остальные стали моделями в том же агентстве. Тот, что нарушил закон, отбывал наказание в колонии, о нëм на официальных аккаунтах предпочитали не вспоминать.

После Swaggers компания ToU больше группы не дебютировала. Зато уже через три года их модели стали появляться на неделях моды, попадать на страницы журналов и в рекламу духов.

Соён не сразу поняла, почему её так волновала судьба Swaggers. Девушка следила за многими группами, но эта шестëрка осталась незамеченной. Потом поняла: в год их дебюта она попала в OK entertainment. Еë путь в мире музыки начался одновременно с их публичной жизнью. У них было два камбэка, а затем крах. Громкий, но не дающий толчка вверх. А у неë?

Мысль, что Imprint уже преодолели порог второго возвращения, не успокаивала внезапно возникшей тревоги. Что, если прошлое Swaggers это будущее Imprint? Lady Summer стала вторым дебютом, но никто не давал гарантии, что она же не станет последней песней в дискографии. Может, ещë рано выпускать альбом. Кому он будет нужен? Не потонет ли среди других релизов, как альбом Swaggers? Что, если жизнь группы вспыхнула, как спичка, чтобы так же быстро погаснуть? Куда они пойдут? Ханыль, наверное, могла бы попробовать написать микстейп. Может, даже с Чанмин и Хоа. Они бы стали неплохим трио. Джиын бы прижилась и в моделях, и в актёрах. У неё много опыта за счёт рекламы, да и способности имеются. Инён и Давон были молоды и вполне могли бы снова дебютировать. Но захотят ли? Снова начинать такой сложный и длинный путь, не имея никаких гарантий, страшнее, чем идти в первый раз. Тем более уход Соён точно будет воспринят как предательство. Даже если Imprint не расформируют, Соëн уже их подвела.

«Хороши ли они? Нет. Но было приемлимо. Должна ли я думать о любимой группе так? Это разочаровывает ㅠㅠ»

От решения зависело слишком многое. Взвесив все за и против, девушка поняла, что лучшего шанса для неё не будет. Да, эгоистично. Но от одной мысли, что ей снова придётся выйти на сцену на каблуках и изображать девочку-мечту, пробирало. Соён не могла заставить себя признаться менеджеру, что она просто слабовольная девчонка, ожидавшая от карьеры совсем другого. Ей не нужны были тысячи подписчиков, десятки костюмов и личный визажист. Хотелось быть искренней, писать музыку и тексты, чтобы её услышали. Получить одобрение, поддержку и найти тех людей, с которыми можно быть собой. Притворство перед другими, ложь себе — всё это только выматывало. Соён не чувствовала себя ни айдолом, ни хотя бы достойным человеком.

Защемило в груди, и она отпрянула от контракта. Не хватало ещё оставить на нëм пару капель, доказывающих безысходность положения. Надо было заняться и другими делами, не все же себя жалеть.

Чтобы отвлечься, она встала на ленту беговой дорожки и запустила режим быстрой кардиотренировки. Пятнадцать минут в чередующемся темпе: быстро, медленно и снова быстро. На медленном отрывке внезапно зазвонил телефон. Соён, не останавливаясь, включила громкую связь.

— Ёнхва-оппа?

— Ты ознакомилась с контрактом?

— Да. Я уже должна дать ответ?

— Ты всë обдумала?

— Да.

— И внимательно прочитала всё, что там написано?

— Да.

Она услышала его тяжёлый вздох.

— И какое решение ты приняла?

— Я рискну. И соглашусь на их условия.

Ёнхва молчал пару секунд, переспросил, уверена ли она и готова ли прямо сейчас ответить менеджеру Хану. И когда Соён ещё раз подтвердила это, он вдруг сказал, словно сквозь зубы:

— Я узнал точную сумму неустойки у директора.

Дорожка набрала темп, и Соён побежала быстрее. Она поглядывала на кровать, где лежали листы контракта и розовый стикер с номером менеджера Хана.

— Ты говорил с директором Паком?

— Да. Он сказал, что в данный момент твой долг составляет пять и три миллиона долларов.

Нога подвернулась, Соён зажмурилась от боли и схватилась за перила, чтобы не упасть. Наощупь нажала кнопку на панели управления. Лента затормозила.

— Пять и три? — повторила, резко выдохнув.

— Пять и три.

Ёнхва помолчал немного, но Соён больше ничего не спрашивала. От острой боли перед глазами стояли белые пятна. Менеджер не выдержал тишины:

— Как узнал?

— Да… Как ты узнал?

— Спросил. Потому что взрослые люди разговаривают.

Попытка вызвать в Соён чувство вины провалилась. В другой день она бы точно ощутила укол совести, но сейчас все мысли были сосредоточены на другом. Директор, контракт, неустойка — всё осталось позади белого полотна острой боли.

— Прости, что тебе приходится думать об этом, — ничего не вкладывая в слова, произнесла Соён.

Она вцепилась в перила крепче и медленно опустилась на ленту. Лодыжка болела так сильно, что девушка едва могла к ней прикоснуться. Немного подождав, она выдохнула и выпрямила ногу. Больших усилий стоило не вскрикнуть.