Откуда активити взялись и почему в первые дни своего существования выглядели двенадцатилетними детьми, но умели виртуозно управлять любым станционным оборудование М, учëные даже не дискутировали. Просто приняли как данность. Ну, активити и активити. Есть и есть. Что-то вроде разума реактора, вдруг обретшего человеческое внешне тело. Естественно, что они странные. В Светлоярском районе Новгородской области вообще всё странное с того самого восемьдесят шестого года. Когда серебряная нить Меридиана прошивает очередной мир, и вокруг его новорождëнного участка начинает формироваться Зона, самым непредсказуемым образом меняются свойства всего. В том числе и вещей, и ноосферы вещей.

Светлоярская АЭС по сути и вовсе превратилась в живое существо, явно обладающее собственной волей. А через десять лет после Инцидента, на юбилей, так сказать, она соткала личность из памяти своего первого блока и дала этой личности плоть. Попервости — отчаянно фонящую. К счастью, личность быстро научилась радиацию контролировать и теперь "делилась внутренним светом" только будучи в жесточайшем душевном раздрае. Или — когда просили.

Сыночек станции сам придумал себе имя: Ростислав Борисович Майно-Коломенский. Чтобы по инициалам РБМК получалось, в честь родного реактора. Какое-то время юного альта держали на территории СвАЭС в спешно приспособленной под жильё лаборатории. Потом основатель и бессменный руководитель Специального Научного Объединения "Эпи-Центр" заявил, что это жестоко и попробовал поискать живому воплощению первого блока приëмных родителей. Практически мгновенно вызвался глава Светлоярского Горисполкома, Виктор Петрович Голованов.

Чуть позже в течении нескольких месяцев того же девяносто шестого, к Ростиславу присоединились ещё четверо таких существ, только с других, как выяснилось, параллелей Земли. Порождения и олицетворения соответственно Игналинской, Чернобыльской, Ленинградской АЭС и японской Фукусимы. Им тоже подобрали приëмные семьи. А ещё было замечено, что эти самые активити не просто могут управлять агрегатами, а каким-то образом ментально воздействуют на них. Договариваются с сумасшедшей станцией. И в их присутствии вообще ничего по-настоящему аварийного произойти не может, хоть костëр на "пятачке" разводи! Вот тогда всех пятерых официально и трудоустроили — аномальную активность исследовать, контролировать и, если нужно, с территории убирать.

Маститые инженеры, седоусые ветераны атомной отрасли поварчивали, конечно. Неприятно смотреть, как лохматый мальчишка кладëт руки на пульт, и взбунтовавшийся блок успокаивается, утихомиривается, выравнивает характеристики и снова становится послушным. Но в целом активити на станции скорее любили. Всех пятерых. Даже разгильдяя Антона Чернобыльникова, от которого с ужасом узнали, что на ещё одной параллели Земли двадцать шестого апреля восемьдесят шестого года произошло отнюдь не пришествие Меридиана. А больше всех, обожали, конечно, Ростика Майно-Коломенского. Естественно — он же совсем здешний, свой, родной!

Рэйденом, то-есть по-японски "Грозой" светлоярского активити окрестил Фукусима Дайичи. И постепенно даже учителя в школе, в основном привыкли его так называть. Во-первых, ему подходило. А во-вторых и, если можно так сказать, в-главных, громоздкая конструкция, придуманная ради реакторной аббревиатуры, была всё-таки чудовищно неудобной даже для него самого. Ростислав Майно-Коломенский проклинал моменты, когда ему приходилось подписывать тетради и заполнять ведомости. И охотнее откликался на Рэя, чем на значащуюся в документах жуть.

На станцию Ростиславу-Рэйдену, кстати, надо будет идти завтра. Если ходячее совершенство Фукусима Дайичи не разберётся с топливом на третьем блоке, плавить мозги об эту очередную загадку придëтся ему самому. Честно говоря, Рэй очень боялся, что не справится. Он вообще каждый раз боялся, что не справится, хотя оснований для этого, вроде как, не было никаких. Рэй был детищем именно Светлоярской АЭС, у него всегда и всё хорошо получалось, но что делать, если каждый раз что-то внутри помимо воли само боится? Так что лучше бы чтобы всё-таки Дайичи…

Лидия Николаевна что-то мирно журчала о золотом веке русской словесности. Индеец Джо отключился от рэевской ноосферы, заскучав от "этой станционной зауми". За окном серые облака собрались, объединились, и дружно поднажав, надëжно упрятали солнце. Время тянулось будто резиновое. Классики с портретов смотрели неодобрительно.

Рэй вздохнул, быстро глянул на Лину Литвинову и снова принялся рисовать в тетради энергоблок с тройными трубами.

Ну, почему, почему даже Меридиан и Зона не в силах отменить чëртову осень?

— Ты не реактор, Рэй, — сказал как-то в шутку Эрик Сосновский, — Ты — чëртова солнечная батарея, вот ты кто!

Рэйден, конечно, ответил, что от старой мазутной ТЭЦ слышит. Но доля правды в словах вредного Сосновского всё-таки была. Чем серее становилось небо за окном, тем больше у Майно-Коломенского портился характер. Будто он и правда от солнечного тепла заряжался.

Эх, вот бы действительно сделать, чтобы на территории заросшего в три слоя самыми разными аномалиями Светлоярского района Новгородской области лето никогда не кончалось. Для этого надо, в принципе, что? Каким-то образом изменить ткань реальности, перекодировать её, задав новые параметры. Вроде бы, какие-то разработки на тему возможности этого самого прямого перекодирования велись в Аришме, надо бы подробности запросить…

Рэйден достал коммуникатор и начал настраивать сеть, но прозвенел звонок. Шуршащая страницами тишина мгновенно взорвалась криками, топотом, скрипом отодвигаемых стульев — восьмой "А" устремился вон из кабинета литературы. А за несколько шагов от парты до двери, получив шуточного пинка от всё того же Сосновского и огрев его сумкой в ответ, Рэй совершенно забыл, что, собственно, хотел запросить и зачем.

В коридоре ему заступила дорогу Леночка Заренкова.

— Ростислав, стой! Разговор есть! Не буду врать, что приятный.

Родители Заренковой оба работали "по партийной линии", а сама Ленка была в классе бессменным председателем отряда. И противного металла в голосе с каждым школьным годом у неё становилось всё больше и больше. А ещё Заренкова, одна из немногих, никогда не называла его Рэйденом. И подчëркнуто делала вид, что никакие стороны его жизни, кроме школьной, её не интересуют.

Не смотря на это Ленка Рэю скорее нравилась. Не как девочка, за этим, пожалуйста, к Хлеборезову, а просто как человек. Она ведь на самом деле не была ни занудой, ни воображалой. Просто привыкла всё организовывать и много требовать, причём в первую очередь — от себя. И вообще, она походила на героиню из фильмов про революцию и гражданскую войну — умная, храбрая, всегда серьёзная и с железной волей. Жаль только, что паранормальных способностей Зона Ленке фактически не отсыпала, а так из неё вышел бы отличный сталкер. Но, увы, единственным, чем славилась на эту тему Заренкова, было умение виртуозно телепортироваться.

— Я тебе почтительнейше внимаю, — Рэй засунул руки в карманы и отошëл к стене.

— Майно-Коломенский, оставь, будь добр, свою средневековую манеру в покое! — сверкнула карими глазами Лена, — Лучше скажи: ты уже подумал, какую общественную работу в этом году возьмëшь?

Вопрос был что называется "поддых". Конечно же, об общественной работе Рэйден за два успевших миновать школьных дня не задумался ни разу. Да и вообще, какая ему, на все хвосты урановые, общественная работа?

Заренкова возмущëнно тряхнула толстыми чëрными косами, свëрнутыми в дурацкие первоклашечные "баранки" с коричневыми бантами.

— Что значит "какая", Ростислав? В твоём положении — вообще какая угодно. Любая!

Рэй запоздало осознал, что он ровно это и ляпнул вслух: какая ему общественная работа? И прозвучало это как-то очень по-барски. А Заренкова ведь плохо телепатирует!