Невыразимо прекрасная, всепреемлющая, готовая поделиться с усталым путником совершенством своего покоя.

Роза ждала. И новый гость сделал шаг в туман. Так же медленно и осторожно, как все прочие до него. Вот только этого пришельца привели сюда те, кто привык называть серое совершенство не Розой, а Тварью. А ещё он отличался от всех остальных, и, кажется, Роза это смутно почувствовала.

Он сам был другим и видел за колышащейся, шепчущей о вечности и покое шелковистой завесой кое-что другое. Точнее, не видел, а знал. Теперь, точно знал, а предполагал ещё раньше, сопоставляя рассказы Воинов Храма со строгими строчками документов "Эпи-Центра". Тайна открывалась просто, чуть ли не до обидного.

На самом деле, не было там, конечно же, никакой Твари и тем более, никакой розы! Аномалия там была! Психоэнергетическая, очень мощная, класса "уник". Сгусток энергии, обладающий, на всеобщее несчастье, собственной хищной волей. Неофициально такого рода штуки в "Эпи-Центре" грубо и точно называют "пожиратель мозгов". Они разные бывают, эта вот — образчик чего-то почти нематериального, невероятная скрутка полей и излучений, генерируемых тончайшей грибницей. И воспринимай её разум как есть — пятно плесени и бледное облачко над ним, вряд ли Твари удалось бы поймать хоть одну жертву. Но Серая Роза, как и все остальные известные науке "пожиратели", умела представать вступившему с ней в контакт мозгу невероятно прекрасной.

К счастью, такого рода гипноз непобедим только для человека, и то не любого. Некоторые, хоть и с огромным трудом, могут сопротивляться, иначе в окрестностях Риенки давно уже не осталось бы никого, кто сохранил личность. Роза излучала постоянно, воздействовала наяву и во сне, постепенно расшатывая несравненные псионические защиты Храмовников. И те, один за одним, становились её рабами. А потом, трепеща от восторга, приходили на поклонение, вряд ли смея подумать, что удостаиваются вдыхать не только аромат благодати, но и взвесь неощутимых мельчайших спор.

Чужаку настолько жалкая судьба не грозила. Сопротивляемость у альтов гораздо выше людской, так что Роза не сумеет убить его или полностью поработить. На этом и строились надежды немногих, оставшихся свободными высших Мастеров Храма. О том что Роза могла его покалечить или просто оказаться всё-таки сильнее, визитëр из другого мира старался не думать. В конце концов, если всё пойдёт совсем плохо, коммуникатор сработает. За его перемещениями следят, вытащить, если что, сумеют. И доделать эту работу сумеют тоже.

Роза ждала. Не подозревая пока, что на этот раз поймала в гипнотические сети охотника, а не жертву. Правда, охотник не чувствовал в себе никакого бесстрашия, весьма сомневался в успехе и вообще забрался сюда только потому что его в буквальном смысле слова умоляли на коленях. Точнее, встав на одно колено, но это общей картины не меняло. Разве что превращало из откровенно противной в тяжеловесно-патетическую.

Роза ждала. Туман пел. Лепестки мерцали. Мальчишка с длинными, до лопаток, тëмными волосами и нервным худым лицом наконец полностью собрался с духом и начал аккуратно пробираться к сердцу чудовищного цветка. Помимо всего прочего, у него была ещё и защита, впечатанная в мозги Расплавом, лучшим псиоником Риенки, но она уже через пять шагов затрещала по швам. И тогда, чтобы проще было не "поплыть", посланник Храма исступлëнно, словно молитву, начал повторять про себя: Обнинская АЭС, ввод в эксплуатацию — июнь тысяча девятьсот пятьдесят четвëртого года, реакторная установка одна, тип — АМ. Белоярская АЭС, ввод в эксплуатацию — апрель тысяча девятьсот шестьдесят четвëртого года, реакторных установок две, тип АМБ, позже — БН, тоже две. Ленинградская АЭС… По мере называния образы станций — стройные трубы, гордые корпуса, опасное металлическое кружево ОРУ, возникали в памяти, и Роза чуть отступала, становилось капельку легче.

До Игналинской АЭС (Ввод в эксплуатацию — декабрь тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, реакторных установок две, тип — РБМК-1500) и до плотной сердцевины цветка он добрался одновременно. И счёл это очень хорошим знаком. План был прост, как амëба, по большому счëту, его и планом-то назвать было совестно. Найти эпицентр аномалии и шарахнуть по нему всеми доступными спектрами жëсткого излучения на предельно возможных величинах. И отчаянно надеяться, что Роза всё-таки не выдержит, это ведь всё-таки своего рода живой организм! Уж что-что, а фонить РБМК-1000 хорошо умеет, к сожалению, доказано Чернобыльской АЭС минимум в одной, а предположительно и в нескольких параллелях Земли. И сейчас он выплеснул всё, что мог — излучение, тепло, электричество.

К счастью, Роза, и вправду, не выдержала. Плотнейший поток частиц, направляемый страхом и ненавистью и приправленный изрядным количеством взбесившейся теплоты, не оставил от грибниц даже пепла. Может быть, какие-то ниточки где-нибудь подальше и уцелели, но выжить самостоятельно, без подпитки из своего центра, они вряд ли смогут. Остаткам хватит теперь и той радиации, которую до сих пор хранит здешняя земля.

Прежде, чем потерять сознание, убийца Розы успел самым краешком восприятия отсечь, как там и сям начинают корчиться в судорогах внезапно оставшиеся в одиночестве её симбионты и радуются верные соратники Расплава. И вызвать телепатически его самого.

Уже следующим вечером его назовут Сияющим Благословенным.

Рэйден вынырнул из воспоминаний, вздохнул, повозился, устраиваясь поудобнее на жëстком стуле. Придвинул поближе учебник литературы на исцарапанной синей подставке. Та скрипнула, противно, тоненько и визгливо, и мерзкий звук мгновенно вымел из головы все мысли о Храме, прячущемся в руинах АЭС Риенка. Есть, к сожалению, такое свойство у резких звуков — спугивать мысли. И с два урановых хвоста их потом удаëтся быстро собрать назад в голову. Он ещё раз вздохнул и тоскливым взглядом обвëл класс. Там его звали Сияющим Благословенным, учили стрелять и просили наполнять радиацией воду для ритуалов. А тут…

Пятна неяркого солнца ползали по стенам и партам, по портретам классиков над доской, по самой доске, с которой неряшливая дежурная позабыла смахнуть часть надписи, и остаток сделался таинственным, как египетский иероглиф — "… ния — 18 ферн".

Сегодня в город пришла уже настоящая осень. Нет, она ещё ничего не успела тронуть, разве что совсем чуточку — тонкими неуверенными мазками ярко-жëлтого в кронах лохматых школьных берёз. Но уже принесла первый зябкий неуют, тревожные голоса птиц и понимание: это уже даже не иллюзия лета. Третье сентября. Самое начало треклятого учебного года.

Неаккуратные берёзовые лохмы трепал ветер, по небу быстро-быстро бежали облака, серые с желтоватыми животами. В разрывы между ними брызгала бледная, холодная голубизна. И наверняка озеро было сейчас похоже на ртутное ядовитое зеркало, а станция, протестуя по поводу столь неприятной погоды, покрасила свои корпуса в скучнейший серо-бетонный цвет. Станция тоже любит лето, а оно кончилось.

"Русичка" Лидия Николаевна бубнила что-то о "сложной и важной программе восьмого класса", которая "без сомнения покажется вам более насыщенной, чем в прошлом году, и относиться к ней надо со всей серьëзностью, потому что всё, что вы теперь пройдëте, будет на выпускных экзаменах". В прошлом году Лидия Николаевна говорила всё то же самое о программе седьмого класса, а в позапрошлом — шестого. И её точно так же не слушали, не особо трудясь притворяться, что слушают. Домашку добрейшая "русичка" всё равно сегодня не задаст, да и замечания особо делать не станет, давая ученикам время "разогнаться" после летней вольницы. Ну, и себе заодно; если заглянуть к преподавательнице в мысли, там найдëтся мало что о сложной и насыщенной программе восьмого класса. Там дача, и дикая собака с двумя подросшими щенками, которых Лидия Николаевна почти уже приручила, и какие-то кабачки-мутанты для ежегодной сельскохозяйственной выставки… Толстенькая и добродушная учительница русского и литературы всем существом своим ещё пребывала там, в маленьком голубом домике в Трубачах, и отлично понимала, что великовозрастные "дети" тоже из лета пока что не вернулись. Каждый из своего лета.