Координаты бережно хранят в памяти — своей собственной и больших компьютеров. Радостно дарят друзьям и ревностно берегут от врагов. Потому что без них — как в старой смешной песенке без воды, "не туды и не сюды". И нет ничего страшнее для сталкера, чем потерять координату родного мира. Ведь без неё же — страшно подумать — не получится вернуться. Затеряешься среди бесчисленных сопредельных реальностей. Рэю доводилось слышать легенды о безумных странниках, десятилетиями блуждающих среди чужих Зон.

А то, что произошло с Сэнедом ещё страшнее. Без координаты Урмилы, точнее, урмильской Зоны никто и никак не сможет предотвратить аварию. Всё окажется напрасным — похищение ВИУРа, заполошный побег с Иссы, даже ссора Рэя с Тошкой Чернобыльниковым. А каково жить на свете, потеряв родную станцию, Рэйден запрещал себе думать — это слишком ужасно.

Координату Зоны Урмилы надо считать. Станцию Майтирэн надо считать. Всё, что происходит на ней и вокруг неё, надо считать. Тогда будет ясно, сможет ли "Эпи-Центр" послать экспедицию и какую. А он, Рэй, вместо этого вынужден на всякие там дни рождения шастать, с Тошкой ругаться и З.А.Е-и-так-далее выслушивать! А потом от товарища Хрусталëва за это получать втык. Как же просто всё было в прошлом году на Риенке, и как здесь всё сложно! Там предельно ясно — вот свой, а вот враг. Вот опасность, а вот способ её преодоления. Вот каноны веры, а вот — злостное нарушение её заповедей. А самое главное, Храмовники не играют ни а какие социальные игры. И знают, что когда Вселенную наконец озарит Третий Взрыв, все остальные тоже перестанут в них играть. Незачем будет, потому что все равно узрят свет и истину.

Жаль только, что у самого Рэя верить в Третий Взрыв получается из стержней вон плохо.

Машина остановилась. Увы, даже самая длинная и в объезд дорога когда-нибудь неизбежно кончается. А значит, вплотную придвинулся тоскливый ужино-обед и гадкий разговор с милиционершей. Что он окажется гадким, Рэйден нисколько не сомневался, а держать словесную оборону был совсем не готов. Хорошо, хоть Сэнеда дома нету, он у учëных сидит!

Сейчас Рэю было всех жалко. Остро, пронзительно, до боли в груди всех жалко! Отца, неведомую станцию Майтирэн, толстую капитаншу, неприкаянного Тошку с его аварией, Фукусиму Дайичи, потому что он тоже с аварией и весь Меридиан с его известными и неизвестными Зонами, сливающимися в одну потенциально бесконечную Большую Зону. Мир казался щемяще хрупким и до обморочного страха беззащитным. И хотелось немедленно побежать куда-то, сделать что-то такое… Непонятно что, в общем, сделать, но чтобы всех и вся грудью закрыть. Нарастая, билась в сердце тревога, жгучая, требовательная, мучительно ищущая выхода. Не отмахнëшься, не задавишь в зародыше, не затолкаешь поглубже внутрь, не выпихнешь на краешек восприятия, отвлëкшись на слова и дела простые, земные и практичные. Активити Рэйден, сталкер и "эфирщик", давно был отлично знаком с этим чувством, и из тысячи других узнавал его. Безжалостный напряжëнный пульс предощущения близкой общей беды.

Беду он всегда и означал — этот неумолимый беззвучный набат в мозгу. Так реагировал чуткий разум псионика на сигнал бедствия, летящий из глубин вселенной. И нужно было изо всех сил вслушаться, настроиться. Считать, что происходит и где, разглядеть внутренним зрением хоть какие-то подробности. Чтобы передать спасительную информацию дальше — тому, кто сможет помочь, тому, кто знает, что делать. Обычно, Рэй вызывал майора Кострова.

Голоса отца и капитана Новиковой доносились словно через вату. На какие-то из их реплик активити даже реагировал, совершенно машинально, не вдумываясь в смысл. Так же автоматически отмечал какие-то детальки внешнего мира: вот уже стоит на столе еда, вот капитан Новикова, вымученно улыбается… А вот наконец отец заметил что-то неладное, спросил: не болит ли у Рэя голова и велел идти в свою комнату. Голова и вправду начинала болеть, и это ужасно мешало концентрироваться. Рэй старался как мог, напрягая все силы разума, чтобы расшифровать проклятый сигнал, увидеть и понять хоть что-то конкретное. Но импульс ускользал, не давался, "размазывался". И только билось кровью в висках, достигнув, казалось, уже силы железнодорожного грохота, змеино-шипящее, зловещее, обжигающее нездешним холодом: Исса-Исса-Исса-Исса.

Чуть позже через грохот и шипение пробилось что-то мерцающе-прохладное, голубое, доброе и успокаивающее. Обняло, как умеет обнимать ласковое море или тепло костра, погасило тревогу, подарило спокойную, мягкую, медово-мятную какую-то тишину. Кто-то из псиоников Храма пришёл на помощь. Головная боль ушла, сделалось тепло и безопасно. Куда-то подевались внезапно стены комнаты, пол стал водой, а диван превратился в лодку и поплыл, покачиваясь. Там, на другом берегу квартиры сияя россыпью огней, ждала прекрасная Игналинская АЭС…

Но это уже начинался сон.

Проснулся Рэйден глубокой ночью, бодрым и отдохнувшим. Сэнеда на его диванчике не было. Зато на краю рэевской постели сидел отец.

— Пап, ты чего тут? — спросил активити, тоже садясь.

— Просто так. Иногда не спится. Сэнед звонил, сказал, что будет ночевать у Арсения Никитича.

— А с этой, с милицией в итоге чего? И с физичкой?

— Не напишет она, конечно, по собственному, — вздохнул Виктор Петрович, — Зря я так.

— Почему?

Рэйден поëрзал на кровати, придвигаясь поближе к приëмному отцу. За стеной бормотал телевизор, что-то вещая об ужасах американского империализма.

— Потому что приказать-то я, как раз, не имею права. У них своя контора, у нас своя.

— Пап, но ты же в городе главный…

— Угу. Главный. По-зарубежному выражаясь, мэр. А толку? Официально устного приказа мало, не в Храме у тебя. Официально надо комиссию привлекать, РОНО, собирать доказательства профнепригодности, то, сë. Так что извини, это я так, со зла.

Усталая милицейская тëтка, как бишь её там, Новикова, уже давно ушла. Точнее, укатила на головановской "Волге" с шофëром. В общем-то, она действительно оказалась совсем не злой, просто замотанной до предела. В гостеприимной головановской квартире капитанша оттаяла, разомлела. Даже начала травить какие-то байки с работы. Заодно объяснила и что Большой Земли бояться не надо, наоборот — есть закон, согласно которому альты не могут без особого на то разрешения покидать территорию Зоны. Всё это Рэю пересказал Виктор Петрович, сам он днём был совсем не в состоянии воспринимать. А вот Бельская по мнению председателя горисполкома, наоборот, к мрачной бетонной стене Периметра опасно приближалась.

— Она ужасная, правда? — Рэй по-кошачьи потëрся об отцовское плечо носом, но тут же застеснялся и отстранился, — Да у нас вся школа знаешь, какой рок-н-ролл спляшет, если её попрут?

— Догадываюсь. Более того — собираюсь всё-таки попереть. С комиссией и доказательствами. Вот только дело это долгое, а она на прощание совсем тебя изведëт.

— Ничего, потерплю. Тем более, что не до неё сейчас. Есть дела поважнее.

— Догадываюсь. Кстати, как вы её зовëте? Когда уверены, что она точно не слышит.

— Да никак. Некоторые сокращают по буквам: — Завуч Анна Евгеньевна. А потом фамилия.

На догадку Виктору Петровичу понадобилась секунда. Спустя которую он совершенно по-мальчишески заржал.

Рэй тоже рассмеялся, правда, вышло как-то не очень весело.

— Пап, — спросил он, когда Голованов опять посерьëзнел, — А почему вообще бывают люди такие?

— Такие это какие? Как Бельская?

— Ну, да.

Виктор Петрович задумался.

— Понимаешь… У человека есть кое-что общее с этой нашей Зоной. Вот Меридиан, он по сути что такое? Да в общем-то ничего, провод космического масштаба, по которому энергия течёт.

— Угу, — кивнул Рэй, — Демиургическая.

— Да хоть сепулькирующая! Для сепулькации сепулек. Важно, что она течëт и влияет на окружающую реальность, там возникает Зона. Которая в свою очередь сама начинает создавать. Да такое, что все учëные классического толка хором стонут, что над ними просто издеваются.