— Я очень, очень и тысячу раз очень тебе благодарен, Рэйден, — сказал Сэнед, крутя в руках свой ретранслятор, — Я, честно говоря, совсем не хотел бы жить в гостинице. Боюсь, мне было бы там весьма неуютно.

Он опять улыбался, доверчиво и безмятежно. И улыбка у него была такая, такая… Будто вместе с ним весь мир улыбается.

Арсений Никитич вышел, судя по звукам, на балкон, а когда вернулся, сказал, что всё в порядке. Семья Головановых согласна помочь "Эпи-Центру". К тому же, "что, согласитесь, в нашей ситуации немаловажно", квартира председателя горисполкома снабжена всеми возможными и невозможными защитными устройствами. Так что, если Сэнеда будут искать, об этом моментально станет известно и КГБ, и милиции и "Закону". Да и сам Рэйден — "мягко говоря, весьма далëк от понятия "беспомощное мирное население".

— Галина Андреевна, конечно, будет бухтеть, — шепнул Рэй телепатически Лине, — Но главное, что отец согласен, она с ним ругаться ни за что не станет.

— Рада за тебя и за бэ-энчика, — протранслировала в ответ ИАЭС, — А вот Тоха наш меня сейчас смущает. Не нравится мне его общий фон.

— Какой фон? — не понял Рэй, — Нету же никакого фона!

— Я эмоциональный имею в виду, а не радиационный. Что-то он, по-моему, слишком уж удила закусил.

Рэй взглянул на Тошку и понял, что Лина права. Вид у припятчанина был такой, будто у него болели все зубы сразу. И три топливных канала в придачу.

— Тошк! — Эрик ткнул Чернобыльникова в бок, — Ты чего такой мрачный, а?

— Я не мрачный, я трезвый, — ухмыльнулся Чернобыльников, — Просто отстаньте от меня и всё будет в ажуре!

— Что за выражения, Антон? Ты на атомной станции работаешь, или… — ВИУР смешался, не умея сразу подобрать нужное слово, — Или в кафешантане?

Что такое "кафешантан", Чернобыльников, разумеется, не знал, но звучало это очень обидно. И плюсов к настроению не добавило.

— Какие хочу, такие и выражения! Каких вы заслуживаете, вот!

— И почему это мы их заслуживаем?

— Почему? — голос припятского активити сорвался на крик, — Потому что лично я этому клоуну ряженому ни на ватт не верю!

Александр Николаевич встал, скрестив руки на груди,

— Чему именно не веришь, Тош? Исса существует, я пробыл там какое-то время. И Сэнед не производит впечатления челове… эээ… существа, недостойного доверия.

— Какое-то время — это двадцать минут? Ничего не скажешь, папочка, срок солидный!

— Не двадцать минут, а минимум несколько часов, — ВИУР с трудом сохранял спокойствие, — Время в разных мирах идёт по-разному. Мы много разговаривали. Станцию он мне, конечно, не показал по понятным причинам…

— Разумеется! — тошкины глаза метали молнии, — Понятнее некуда, врëт твой Сэнед, как ОРО про зарплату! Всё подстроил, чтобы сюда припереться и нас невесть во что втянуть

— Антон! Будь добр, выйди на балкон и успокойся! — холодным металлическим голосом приказал Александр Николаевич.

Рэю стало не по себе даже. Таким добрейшего ВИУРа Назарова он раньше не видел никогда. Впрочем, Тошка тоже хорош — закатить скандал, когда другому реактору помощь нужна! Ну да, нервы у Тохи сдали, а у кого бы не сдали на его месте, но у всего же должны быть пределы! Вот он, Рэйден, тоже РБМК, а сдерживаться, между прочим, уме… Ой, в смысле, конечно, тоже не очень-то умеет, природа и Зона снабдили обоих РБМК-1000 в равной степени буйным и гневливым характером. Но всё равно, блин… А теперь непонятно, что делать, и перед Арсением Никитичем стыдно, устроили тут! Теперь, чего доброго, не дай небесное МАГАТЭ, директор решит, что они тут все не специалисты, а дети малые, и никаких интересных заданий давать больше никогда не будет. В общем, Тошка, конечно, очень-очень хороший, и помирить их потом с бэ-энчиком надо. Но только сначала шею намылить и КМПЦ разогнуть!

Всё это промелькнуло в рэевской голове за одну секунду. А в следующую секунду чëртов Чернобыльников двумя руками сгрëб со стола большое, расписанное петушками и курочками блюдо из-под бутербродов и со всей силы грохнул об пол.

— А пошли вы все знаете куда? — яростно прошипел он, открыл портал и исчез.

— В Припять, — ещё через одну бесконечно-долгую секунду пояснил ВИУР. Вся сталь из его голоса исчезла, был он теперь усталый, грустный и виноватый, — Он всегда убегает в Припять, когда мы ссоримся.

— А единицы посуды тоже всегда страдают? — нервно хохотнул ВВЭР. Лина послала ему очередной уничтожающий взгляд.

— Александр Николаевич, я его разыщу и приведу, — сказал Дайичи, — Рэй-кун, вещи мои из коридора забери, пожалуйста. Завтра как-нибудь вернëшь.

— Нам, наверно, всем лучше по домам пойти, — выдавил из себя Рэй, — Тем более, уроки ещё. Какие-никакие. Александр Николаевич, с вами точно всё будет в порядке?

— Я, если вы, товарищ, не возражаете, ещё на полчасика могу задержаться, — директор "Эпи-Центра" взглянул на часы. Тошкин отец ответил обоим сразу. Что в порядке и не возражает.

Сэнед смотрел на всех грустно и как-то всепонимающе. Как младенец Иисус со старинной иконы.

Следующим утром Рэй, не только на станцию, но и в школу не пошёл, хотя, по идее, надо бы, раз уж не идёт на станцию. Дезертировал с подлюсенькой такой трусливой радостью — соваться туда после вчерашнего было жутковато. Нет, рано или поздно, конечно, всё равно придëтся, а ещё говорят, что ужасный конец лучше, чем ужас без конца и что перед смертью не надышишься. Но пусть всё-таки ужасный конец случится капельку попозже. Ну, хотя бы не сегодня, а в понедельник!

Новорождëнная, но уже такая ощутимая осень плакала маленьким дождëм. Небо было серое-серое. Настроение, честно говоря, тоже. Правда, под серой тоской, словно хранящие огонь угли под пеплом, пряталась тëплая радость от встречи с Сэнедом. Но сегодня она была уже не празднично-пронзительной, ярко-солнечной, а тихой и даже какой-то робкой.

Потому что Чернобыльников!

И Бельская. И всё остальное. Но в первую очередь Чернобыльников.

Разумеется, это была далеко не первая их с Тошкой ссора. Цапались два РБМК постоянно, начиная с первого дня знакомства, ну, вот такие уж были у них характеры — буйные, взрывчатые. Коса постоянно находила на камень, летели искры, раздавался скрежет и звон, на шум сбегались случайные и не очень свидетели. Но все прежние поругачки были наполовину шуткой, игрой. А иногда и не наполовину, а вовсе целиком и полностью — Рэй и Тоха могли часами темпераментно выяснять, чья радиация радиоактивнее. Вдохновенно изобретали витиеватые проклятия и угрозы и бэуйно веселились, когда кто-нибудь принимал их за чистую монету. Аккуратный Дайичи одно время даже самые удачные цитаты записывал. А ещё они портфелями дрались, карикатуры друг на друга рисовали и постоянно соперничали во всём, в чём только можно. Однажды, услышав, что Рэй застрял на два часа в лифте, Тошенька Чернобыльников потом целую неделю по всем подъездам города мотался, надеясь, что удастся ещё круче застрять. А сам Рэйден как-то слопал два кило ненавистных помидоров, потому, что Тоха сказал, будто ему слабо одолеть даже три штуки.

Всерьëз, конечно, они тоже, бывало, ссорились, но совсем ненадолго. И никогда не заморачивались с какими-то там кретинскими извинениями. Просто давали себе время остыть, а потом разговаривали, как ни в чём не бывало. Ну, или их мирил Дайичи. Не забыв каждого по очереди обозвать orokamono, то-есть придурком.

И не смотря ни на какие ссоры, ни на какое соперничество, Тоха Чернобыльников всегда был для Рэя, пусть самую капельку, но всё-таки ближе всех. Они же однотипные, фактически полностью одинаковые, оба происходящие от могучего реактора РБМК-1000! Незнакомые люди часто принимали их за братьев-близнецов. Ещё бы — внешне Рэй от Тошки тоже отличался только совсем чуть-чуть. Разве что длинными волосами, ну, и может, ещё тем, что контур лица у него был обрисован порезче, без мягкой украинской округлости. И понимали "тысячники" друг друга не то, что с полуслова, а и вовсе без слов. Даже без телепатии. Так, как это действительно возможно только у близнецов. И плевать, что они живут отдельно, увлекаются разными вещами и одеваются неодинаково! Между Рэем и Линой, Рэем и Дайичи, Рэем и кем угодно ещё самым дорогим и близким всё-таки существовала пусть крошечная, но всё-таки дистанция. А Рэй и Тошка были — одно.