Квартира у Головановых была четырëхкомнатная с целыми двумя балконами. И Сэнед успел уже раз по десять выскочить на каждый из них, дождь там или не дождь. Райден, внутренне тая от нежности, на него за это рявкал, не май месяц же всё-таки.

Наконец, все рутинные утренние дела были сделаны. Даже одëжка для урмильца кое-какая отыскалась на антресолях. Серые, камуфляжные штаны, футболка с "Напалмом и фосфором" и пушистый голубой свитер. Старые рэевские кроссовки, правда, были безнадëжно Сэнеду велики, так что пришлось надевать их на два носка.

Тяжëлая подъездная дверь гулко захлопнулась за их спинами. Становилась реальностью ещё одна часть рэевской мечты о младшем друге или даже названном братишке, главная её часть — про "показывать места".

На свете есть множество городов намного красивее Светлояра. Более старинных и богатых достопримечательностями. Более славных — с музеями на каждом углу и конными статуями полководцев. Может быть, даже города волшебнее Светлояра где-нибудь найдутся, упоительно пахнущие морем, увитые диким виноградом и розами, кажущиеся ожившей картинкой из сборника добрых сказок. В некоторых Рэйден даже побывал, в том же Селени, например, гостил, хотя и недолго. В Новгород ездил, разумеется. А Ленинграда вообще видел даже целых три разных. Один — в родном мире в позапрошлом году со школьной экскурсией. Другой — в параллельном, однажды Михаил Константинович решил показать пятерым активити свою родину. А на третий полюбовался через воспоминания Эрика Сосновского. Этот последний Рэйдену понравился, честно говоря, меньше всех, там слишком много магазинов, почти нет скамеек во дворах, и вообще капитализм. Ещё, тоже через воспоминания, Припять видел, Снечкус-Висагинас в Литве, Севастополь и даже Токио. Но ни на "параллельный" Ленинград, ни на Токио, ни даже на какой-нибудь сказочный город, сплошь застроенный дворцами из золота и хрусталя, Рэй не согласился бы променять родной Светлояр.

Единственный атомград Новгородской области был совсем юн — его начали строить одновременно с АЭС в не таком уж и далёком тысяча девятьсот семидесятом году. Так что душа у города была мальчишечья, жаждущая приключений и тайн, весëлая, смелая и самую капельку хулиганская. И это ощущалось во всём, в каждой, даже самой крохотной его, Светлояра, чëрточке.

Здесь были просторные заросшие клëнами и черëмухой дворы, манящие пропасть в них пропадом на целый день до вечера, хочешь — гоняя мяч, хочешь — просто исследуя причудливые извивы тропинок, протоптанных в высоченной траве. Здесь в любом закоулке и за каждым углом таилось по маленькому секрету, или хотя бы обещанию секрета. Здесь было полным-полно каких-то маленьких лестничек, внезапно выныривающих из земли толстых петлястых труб, забытых строителями бетонных плит, которые время и вездесущие семена мокрицы, иван-чая и одуванчиков успели уже превратить в миниатюрные подобия горных террас и длинных гаражных рядов, по чьим крышам так здорово бегать. Здесь басовой гитарной струной гудел ветер в тёмных шевелюрах сосен и распахивалась неохватная озëрная ширь, до того похожая на море, что когда смотришь на неё, хочется стать викингом. Здесь загадочно и маняще блестели рельсы, разбегаясь от гулкого вечно почти пустого вокзала, похожего на маленький замок. Здесь одуряюще пахло горячими батонами с хлебозавода и бродили степенные общие и ничьи коты, грязные почти до неразличимости цвета и снисходительно ласковые. А ещё здесь была станция. И Меридиан. Серебряный Путь, как по словам Сэнеда, называли это чудо на Урмиле.

Рэй знал все или почти все маленькие тайны города. Помнил, в каком дворе есть трансформаторная будка, разрисованная улыбающимися рожицами, а в каком всегда открыт и доступен для залезания упоительно зловещий на вид подвал. Где растëт удивительная ëлка с целыми тремя стволами. Где можно найти привязанные к двум тополям хлипкие качели над овражным обрывом, которые взлетают так высоко, что замирает сердце от весëлого ненастоящего ужаса. Где прячется в буйной полыни невесть как туда угодивший старинный железнодорожный вагон. Где есть две девятиэтажки, соединяющиеся галереей, и как на эту галерею можно залезть. Через какую дыру в ограде попасть на хлебозавод и в автобусный парк. На каком пустыре можно найти ржавый остов настоящей театральной рампы…

А ещё у Светлояра были аномалии, много аномалий. И их Рэйден тоже знал прекрасно. Среди аномалий были у него свои любимицы. Например, окно на третьем этаже некоего подъезда на улице Физкультурной, которое вместо двора показывало каждый раз разные пейзажи неизвестных планет. Или нарисованный мелками на кирпичной стенке рыжий пëс, умеющий ехидно улыбался и менять позы. Или крошечная, меньше ста метров полосочка земли вдоль ограждения секретного завода "Альтаир", где в любое время года курчавилась новорождëнная апрельская травка. На сам "Альтаир" никому из активити, правда, ни разу ещё проникнуть не удавалось. Да и вообще никому из искателей приключений не удавалось — секретное предприятие охраняли на совесть.

Из всего, что Рэй успел показать, окно на Физкультурной Сэнеда очаровало больше всего. Сначала он просто восторженно застыл перед зрелищем острых чëрных скал, вырастающих из неестественно гладкого розового океана. И промолчал не меньше пяти минут, что, как успел понять Рэйден, было бэ-энчику совершенно несвойственно. Потом натура исследователя в нём взяла верх.

— Рэйден! А ты пробовал с ней резонировать?

— Как резонировать? Что ты имеешь в виду? — не сразу понял Рэй. Ему было скучно созерцать глупые однообразные скалы, и он рассеянно копался в коммуникаторе.

— Ну, телепатически резонировать! Может, конкретно этой аномалией даже удастся управлять. Как-то влиять на то, что именно она показывает.

Рэй мысленно обозвал себя кретином. Потому что такой простой эксперимент ему самому почему-то до сих пор в голову не приходил.

— А давай попробуем! Интуиция подсказывает, что она не обидится. Повлиять, говоришь?

— Ну, да. Попытаться сменить пейзаж, например.

Рэйден засунул в сумку коммуникатор, прикрыл глаза, сконцентрировался. Постарался представить себе, как розовое море поглощает искристая темнота, из которой начинает проступать что-то другое. Окно послушалось. Исчезли скалы и неестественная блестящая гладь. Теперь перед глазами двух активити был высокий песчаный берег быстрой реки. Над рекой шёл поезд, сигарообразный, без видимых сочленений, алый с широкой серебряной полосой. У Рэя в мозгу вспыхнуло его название: экспресс "Молния Юга".

— Не очень-то молниеносна эта "Молния", — усмехнулся Сэнед, — Ползëт, как черепаха!

— Сейчас попробую что-нибудь знакомое вызвать, — Рэйден снова сосредоточился. Немолниеносный поезд растаял в темноте, а когда она рассеялась в окне был город, террасами сбегающий к сапфирово-синему морю. Остроконечные башенки, купы сероватых деревьев, лодки с разноцветными парусами. Серебристые ленточки монорельса над черепичными крышами.

— Получилось! — Рэй продемонстрировал бэ-энчику большой палец, — У меня получилось! Это Селени, как я и хотел.

Быстронейтронник одарил старшего товарища искренне восхищëнным взглядом.

— Здорово! Слушай, а давай Сиарнар посмотрим!

— Давай! Но тогда в контакт должен войти ты, я же в Сиарнаре этом твоём никогда не был.

— Хорошо. Только ты меня на всякий случай поддерживай, ладно? Ты всё-таки в таких вещах гораздо более опытный. Телесное соприкосновение надо? — Сэнед протянул ладошку.

— Лучше надо. Так легче с тобой синхронизироваться.

Рука у быстронейтронничка была крепкая, сухая и горячая. А личная ноосфера, Рэйден не смог бы подобрать для неё другого слова — пушистая. Будто идëшь тëплым летним утром через высокое пышное разнотравье, и зелëные метëлочки щекочутся ласково.

А Сиарнар… Сэнед его, конечно, почти не помнит. Точнее, помнит, но намелко раскромсанными фрагментами. Но Рэй ведь может тоже увидеть эти картинки, все разные цветные обрывочки. И возможно, в его разуме они сложатся во что-то, хоть немного более цельное. Ещё и окно поможет! Вот эта вот улочка, например, повторяется в сэнедовых осколках памяти чаще остальных, значит, там находится или находилось что-то очень важное…