Сгорающий со стыда активити выдавил из себя едва слышное "Извините!".
— Извиняю, — чуть иронично кивнул директор "Эпи-Центра", — Но впредь, когда воруешь у меня информацию, будь любезен потом уточнять, правильно ли ты её понял!
Рэй энергично пообещал Арсению Никитичу, что подобное безобразие больше никогда-преникогда не повторится. А самому себе — что займëтся Иссой сегодня же. Может быть, даже сейчас же, как только разговор закончит.
— И вот тебе ещё раз предельно честно, первый блок СвАЭС, — товарищ Хрусталëв погрустнел, — Принять решение в любом случае будет трудно. А убедить других в его правильности ещё труднее. И уж совсем тяжело его потом исполнять. Так всегда бывает, когда принимаются очень важные решения, Рэюшка. После них обязательно меняется всё, весь мир для тебя меняется. И чем масштабнее решение — тем больше.
Рэй нервно сглотнул. Можно подумать он сам этого не понимает. Понимает отлично! Поэтому, честно говоря, до сих пор старался, чтобы эти самые решения принимал кто-нибудь другой. Постарше, поопытнее, попрофессиональнее. У них, таких, это явно уж получится лучше, чем у мыслящего РБМК-100, который в таком вот виде живёт на свете всего три года и не очень хорошо понимает людей. Но ведь Сэнед… Как допустить мысль, что ему может не получиться помочь?!? Что всё-таки погибнет АЭС Майтирэн, возникнет ещё одна страшная Зона Отчуждения? Нет уж, пусть товарищи Костров и Хрусталëв что-нибудь придумают обязательно! Ведь иначе он, Рэйден никогда в жизни не посмеет взглянуть бэ-энчику в глаза… Да и не только бэ-энчику, а и вообще никому!
Арсений Никитич встал, печально улыбнулся Рэю и ушёл, взвихрив маленький сверкающий смерчик телепорта. Активити вздохнул, посмотрел на часы и понял, что пора уже потихонечку отправляться на казнь.
Диск 7, фрагмент 2
Бельская ждала его в своём логове не одна. К её столу, заваленному бумагами и классными журналами, был продвинут ещё один стул, на котором, нервно постукивая ручкой по блокноту, возвышалась монументальных размеров тëтка в милицейской форме. Но это ещё ладно! Гораздо хуже было, что, растерянно пробежав взглядом по кабинету, Рэй увидел ещё и отца. Причём не на стуле, не в кресле, а на облупленной скамеечке у стенки. На которую обычно сажали ругаемых младшеклассников, ну, или посетителей, совсем случайных и неважных. Виктор Петрович сидел неподвижно, как древний сфинкс, держа свой толстый рабочий портфель на коленях. С лицом, по-древнеегипетски же непроницаемым.
— Здрасьте! — буркнул Рэйден, стараясь, чтобы в голосе прозвучало хоть сколько-нибудь смущения. Миролюбивого такого смущения, типа "Ну, давайте, я тут поизображаю для вас очень кающегося без пяти минут комсомольца, вы исполните свой педагогический долг, и мы все наконец пойдëм обедать".
— Здравствуй, здравствуй, Майно-Коломенский, — масляным голосом пропела Бельская. Масло явно было оружейным, и им смазывали винтовку перед расстрелом. Чтоб уж наверняка не заклинило. Лезть в завучевскую ноосферу Рэю не хотелось, противно.
— Расскажи нам, пожалуйста, — продолжила З. А.Е свою арию, — С каких пор для советского школьника, почти комсомольца, стало нормой совершенно бандитские поведение? Игнорировать учителей на уроках, приходить и уходить, когда заблагорассудится? Устраивать драки? Расскажи! А мы с твоим отцом и товарищем капитаном с удовольствием послушаем!
Вот в ноосферу отца Рэй сейчас с радостью бы заглянул. Но там висела защита, ничем не хуже его собственной храмовой. Не ломать же…
Милиционерша тоже молчала. Лицо у неё было усталое, серое.
— Майно-Коломенский, мы тебя очень внимательно слушаем, — напомнила о себе З.А.Е.
Почему-то все педагогические беседы начинаются именно так. "А расскажи-ка нам, мил человек, как ты научился получать двойки и хулиганить?" Интересно, на какой такой ответ подобные реплики рассчитаны? "Спасибо за вопрос, это было сложно, но я много тренировался?"
В пыльное оконное стекло билась жирная сине-зелëная муха. Рэйден перевëл взгляд на неё и стал представлять, что это американский бомбардировщик. Он хочет прорваться к мирно спящему Новгороду, но сверхмощное силовое поле, изобретëнное в "Эпи-Центре", не пускает. Детсадовщина, конечно, но лучше уж на мухе внимание сосредоточить, чем на завуче. Или на сфинксообразном отце. Бомбер не пройдëт! Интересно, сколько энергии должно жрать такое поле? Наверно, целый энергоблок должен только на него и работать…
— Майно-Коломенский, я, кажется, задала тебе вопрос!
— Анна Евгеньевна, он, кажется, был риторический.
Рэй не отрывал взгляда от мухи. Пропади всё пропадом, ну, не умеет он с людьми разговаривать! До сих пор. У них вечно, какие-то формальности, условности. Эти, как их, социальные игры. Вот сейчас Бельская от него явно ждëт чего-то, но вот чего? Угадывать же придëтся, или считывать. А залезать к ней мозги тошно…
— Ты ещё и иронизируешь, Майно-Коломенский? — З.А.Е соорудила на лице страдальческое выражение. "Вот видите?" — вопрошал её осуждающий взгляд, — "Я с ними по-человечески, А они… "
— Я? Нет…
— Что "нет"?
— Не иронизирую. Я не понял вопроса.
— Вопрос уже может встать о твоём исключении из школы! — зашипела Бельская, — И это в самом начале учебного года! Восьмой класс! Взрослые лбы уже! Вот, скажи мне, Майно-Коломенский, только правду! Почему ты на уроках не слушаешь?
— Я слушаю, — сказал Рэй, — Когда могу.
З.А.Е. трагедийно сцепила руки перед грудью.
— Нет, вы поняли? "Когда могу"! Поведайте же нам, столь занятой и ответственный товарищ: чем же таким вы сейчас так озабочены, что не можете слушать на уроках!
— У меня важное дело в ноосфере, — ответил Рэй. Самую настоящую правду, между прочим, ответил. Но Бельская почему-то только что не задымилась от злости.
— В ноосфере! — вскипела она, — В ноосфере! А оценки ты собираешься тоже зарабатывать в ноосфере? Впрочем, судя по классному журналу за прошлый год, именно что так и собираешься. Одни отлично по всяким флюктуологиям и ноосфероведениям! А на всех остальных уроках ты энергоблоки рисуешь и в окно глядишь!
Вот это была сущая неправда. По крайней мере, по половине предметов у Рэя тоже было "отлично". Но воевать с Бельской по этому ничтожному поводу он не стал.
— И ты даже не задумываешься, что подводишь весь класс! Между отрядами идёт, между прочим, товарищеские соревнование по учëбе и дисциплине, аты весь коллектив тянешь назад! Ещё бы! Для тебя же это совершенно не важно. У тебя станция, ноосфера, инопланетяне эти твои религиозные. Тебе и так неплохо. А об окружающих думать — правильно — зачем? Какое тебе дело, что для них это важно по-настоящему, что они стараются, состязаются с полной отдачей. Тебе плевать!
Завуч не может не знать, что эти самые соревнования, ею же, кстати, и придуманные, никого из старшеклассников всерьëз не волнуют. Что с полной отдачей классы третьей школы состязаются только во дворе в футбол. Что в их восьмом "А" даже круглый отличник Дайичи и чеканно-принципиальная Заренкова на штурм первого места в этом дурацком марафоне не рвутся. Бельская прекрасно всё понимает. Ну и зачем сейчас это враньё? Почему люди вообще так много врут?
— Давайте лучше спросим его о другом, — холодно заговорила милиционерша, — Учëба, соревнования — это дела школы. А вот драка с применением ионизирующего излучения — совсем другой коленкор.
— Да, драка, — злорадно подхватила З.А.Е. — Безобразная драка в гостях! При девочках! Замечательно, Майно-Коломенский!
— У пострадавшего Сергея Смирнова врачи диагностировали последствия радиационного поражения, — изрекла милицейская тëтка. Без обвинения, без злобы. Просто сообщила.
— Мы, слава богу, живём в аномальной Зоне, — мрачно напомнил Рэй, — И у нас прекрасно умеют лечить лучевую болезнь.
Рассказывать, что этот пострадавший был свински пьян и сам первым на него накинулся, активити не собирался. Это будет волей-неволей звучать так, будто он оправдывается. А оправдываться, когда не виноват — значит стать совсем жалким. Храмовик не вправе терять достоинство. Никогда. Грех это.
