Так и представила себе, как этот непробиваемый ледокол сканирует меня своим заиндевевшим взглядом, а потом с совершенно серьёзным выражением лица клеит на лоб стикер с надписью «Злостный опоздун» и запрещает его снимать до самого вечера.

Хохотнула. Ну да, с него станется.

Загрузила готовую главу на сайт, заглянула на минутку в блог, посмотрела комменты, пожелала подписчикам приятной, а главное, неспокойной ночи, проверила будильник (на всякий случай, опять-таки, не дай боже) и с чистой совестью легла спать.

Утром под монотонное гудение будильника с трудом оторвала голову от подушки и, едва продрав глаза, проча́пала в ванную, а потом на кухню. Влила в себя полную кружку крепкого кофе, и только тогда почувствовала себя более-менее человеком.

Сколько раз давала себе слово не засиживаться дольше двенадцати, но любой творец со мной согласится – лови волну, пока прёт. А меня вчера явно пёрло, как и всякий раз после общения с начбезом. Такой драйв от нашего противостояния порой пробирает, что только успевай ловить мысли за хвост и выливать их на бумагу.

Быстренько собралась на работу, добежала до остановки и села в подъехавшую маршрутку, про себя злорадно хихикая, что Разумовскому сегодня обломится отчитать меня за опоздание. Не в этот раз, дядюшка Глеб, не в этот раз!

Я уже мысленно потирала руки, предвкушая увидеть его недовольную физиономию... Но кто же знал, что у небес на меня другие планы? На внезапно сломавшуюся маршрутку я не рассчитывала.

Проклиная всё на свете, наряду с другими спешащими на работу пассажирами вылезла из маршрутки и помчалась к ближайшей остановке.

Осенний ветер был настолько холодным и промозглым, что продувал меня насквозь, хозяйничая под одеждой как у себя дома. Я так замёрзла, что в обмен на тёплый плед и чашку чая уже была готова заключить сделку с любым потусторонним существом.

Но раз уж с утра не повезло, сложно ожидать везения и в дальнейшем – потенциальных пассажиров по моему маршруту было так много, что я просто не смогла влезть в следующую маршрутку и продолжила дальше плясать на остановке, представляя, какие кары посыпятся на мою голову за опоздание. Если к этому моменту я, конечно, не свалюсь прямо здесь вконец обледеневшей сосулькой.

И тут к остановке подъехала машина. Дорогая, чёрная, явно не из массового сегмента. Водительское окно открылось, и я поняла, что плохой день начался гораздо раньше, чем предполагалось, потому что начбез, а за рулём был именно он, просканировал меня холодным пристальным взглядом и совершенно спокойным, но не предвещающим ничего хорошего, тоном произнёс:

– Маргарита Андреевна, почему Вы ещё не на работе? Я, кажется, просил не опаздывать.

Насмерть околевшая и уже потерявшая надежду приехать на работу вовремя, я только скрипнула зубами. Не было вообще никакого настроения вступать в полемику с этим совершенно невозможным мужчиной.

Он молчал, сверля меня взглядом, и всё ещё ждал ответа. В воздухе повисло напряжение — но не того сорта, от которого приятно мураши́т по коже, а того, от которого хочется рычать.

Ну уж нет, молчание — его метод, а у меня другие приёмы. Не хотелось развлекать рядом стоящих и таких же трясущихся от холода людей, но ведь сам же вынудил...

– А что, незаметно, что я уже в пути? – процедила сквозь зубы. – Всеми фибрами души стремлюсь поскорее оказаться на своём рабочем месте, но, видимо, именно сегодня к нам прибыл терминатор и устроил восстание машин. А потому, в преддверии конца света, возможно, я имею право хоть на какую-то поблажку в виде совсем малюсенького опоздания?

Хотела гордо отвернуться, но организм меня подвёл — зубы сами собой застучали, а по телу прошла неконтролируемая дрожь.

Чёрт.

Как назло, Разумовский не отвёл взгляда, и я практически увидела, как он фиксирует мой жалкий вид где-то в своей СБ-шной картотеке.

Ну да, хорошо умничать, когда твой начальственный зад доставляется до работы со всем комфортом, а не мёрзнет на остановке, едва прикрытый тонкой демисезонной курточкой, не рассчитанной на долгие прогулки по улице.

И тут небо сверзлось на землю, иначе я этот феномен объяснить не могу, но из большой презентабельной тачки вдруг донеслось:

– Садитесь в машину. Не намерен, если заболеете, лицезреть на Вашем лице вселенскую скорбь и муки ада.

Голос мужчины не оставлял места для возражений.

Негнущимися пальцами сильнее сжала сумку, подобрала с асфальта грохнувшуюся туда челюсть, подняла глаза и поймала на себе его взгляд. Не такой, каким он сверлит меня, когда ищет ворованную канцелярию, а другой. Сочувствующий, что ли?.. Да ладно?! Он так умеет?!

Я открыла рот, собираясь съязвить, но мой мучитель только чуть склонил голову, снова пронзив знакомым холодом, мол, «быстрее, у меня нет времени ждать», и меня отпустило: показалось. Не умеет он сочувствовать.

Я бросила взгляд на его машину — уютный салон, тепло, отсутствие ледяного ветра... Проклятая дилемма: гордость или тёплые ноги? Ну почему такие решения приходится принимать с утра?

Вздохнув, я тряхнула головой, обошла машину и взялась за дверную ручку. Но пальцы, окоченевшие от холода, отказывались повиноваться. Я дёрнула раз, другой – бесполезно. Тёплый и уютный салон не желал принимать меня в своё нутро́.

Наблюдающий за моими жалкими попытками мужчина только покачал головой, потянулся к двери и ловко открыл её изнутри.

– Садитесь уже, — сказал он, чуть понизив голос.

Я втиснулась в тёплый салон, зябко поёжилась и непослушными руками захлопнула за собой дверь.

– Спасибо, – выдавила из себя.

Хоть мы и собачимся всё время, но какую-то благодарность я всё-таки в этот миг испытала. Разумовский мог совершенно спокойно оставить меня дальше мёрзнуть на остановке, чтобы потом иметь возможность содрать три шкуры за неминуемое опоздание. Но вот же ж, пожалел!

– Пристегнитесь, – вздохнул СБ-шник, явно теряя терпение.

Я покосилась на ремень безопасности и попыталась ухватить его, но пальцы настолько замёрзли, что он от меня всё время ускользал.

Разумовский едва слышно и даже почти беззлобно хмыкнул, без лишних слов перегнулся через меня и перехватил ремень.

Тёплое дыхание на миг обожгло щёку, а каменная грудь коснулась моей. Тело моментально напряглось, мозг услужливо завис. Громада-ледокол находился сейчас намного ближе, чем когда нависал в фойе, требуя сдать все явки и пароли. И пах просто божественно. Я сглотнула, стараясь не подавиться слюной.

Не заметив моей реакции, мужчина совершенно спокойно вытянул ремень, защёлкнул замок и отстранился.

— Всё, — коротко бросил он и плавно вывел машину на полосу.

Всю оставшуюся дорогу мы молчали.

Я старательно смотрела в боковое окно, разглядывая попадающиеся рекламы в витринах магазинов, но ощущение недавней близости извечного оппонента всё ещё держало в плену.

В какой-то момент я почувствовала, что под попой стало гораздо теплее.

Удивлённо скосила глаза на мужчину: он включил мне подогрев сидений? Удивительная забота от такого ледяного и безэмоционального человека.

Когда машина остановилась у центрального входа, Разумовский даже не посмотрел на меня.

— Выходите. Надеюсь, хоть отсюда не опоздаете, — холодным тоном произнёс он.

Я открыла дверь, выбралась наружу и, прежде чем захлопнуть её, украдкой бросила взгляд в салон. Мужчина вопросительно приподнял бровь, а я ещё раз пробормотала: «Спасибо».

Он отреагировал в своём излюбленном стиле – никак, сразу убив все неясные симпатии, какие только смогли возникнуть за этот короткий период времени.

Я сделала шаг назад, и машина тут же сорвалась с места, свернула в сторону и скрылась за поворотом, направляясь к подземной парковке.

Я выдохнула и наконец позволила себе расслабиться.

Ну и утро.

День прошёл в привычной рутине. Работа, офисные задачи, пара споров с коллегами по поводу мелочей, которые абсолютно не имели значения, но как-то умудрились вызвать бурю эмоций.