Лена смотрела на вьюгу за окном. Она уже не пугала. Просто была. Стала частью фона, частью этого мертвого, серого утра. Аномалия ушла дальше на запад, писали, что циклон теряет силу. Но сколько душ он ещё успеет поглотить, прежде чем растворится?

Слеза скатилась по щеке. Лена быстро стёрла её. Нельзя. Слабину — потом. Когда кто-то сможет подставить ей плечо. Сейчас — не время.

Анна сидела на краю кровати. Обмотанная полотенцем. Волосы почти не вытерты — вода стекала по плечам, пропитывая махровую ткань.

В руке — пустой стакан из-под шипучки. Той самой, что должна была снять симптомы похмелья. Той самой, чем она запила успокоительное, прописанное врачом.

Взгляд — в никуда.

С тех пор, как она вышла из душа, не сказала ни слова. Четверть часа молчания, как будто Лены в комнате не было.

Лена тоже молчала. Молча протянула ей таблетку, молча налила шипучку, молча отошла к окну.

Снег падал стеной. Мягкой, ровной. Красиво — если бы не всё, что было до.

Лена пыталась собрать мысли. Она никогда не видела в снегопадах ничего прекрасного. Снег — это циклоны, перебои с электричеством, испорченный урожай. На ферме он был врагом. Отец ненавидел снег.

Но сейчас… стоя на тридцатом этаже, глядя, как ветер заставляет снежинки выписывать спирали…

— Я подумала, что он рядом, — вдруг произнесла Анна.

— А? — Лена вздрогнула. Обернулась.

— Когда проснулась. Мы остались на ночь в этом же отеле. Я… думала, что его просто не было в постели. Что ушёл куда-то. Вообще не поняла, что происходит…

Лена подошла. Села рядом. Не обняла — просто забрала у неё стакан. Взяла за руку. Тихо.

— Прости, что ударила, — сказала она.

— Всё правильно. Надо было...

Голос Анны был тусклым. Без гнева, без укоров. Она слегка покачивала головой, всё ещё глядя в стену.

— Дай воды… — хрипло попросила она.

Лена молча налила. Протянула.

Пока Анна пила, Лена ополоснула второй стакан — тот, в котором была шипучка. Приготовила лекарство для горла. Когда обернулась — Анна уже стояла у окна.

Ладонь — на стекле.

— Вчера был наш первый день… — прохрипела она, почти шёпотом.

Лена нахмурилась. Она уже говорила это. Про долгую дружбу. Про нерешительность. Про то, как они наконец решились. И как она успела сказать… не всё. Или — почти ничего.

— …а я так и не сказала ему, — добавила Анна. И заплакала.

Без истерики. Без крика. Просто — плакала. Чисто. Словно яд с гноем, после укуса змеи, наконец покинули рану, и осталась только чистая кровь.

Лена не сдержалась.

Обняла. Молча. Крепко. За плечи — и к себе.

Не могла иначе.

Не могла сдержаться.

***

Выплакавшись, они привели себя в приемлемый вид.

Спустились в ресторан — поесть хоть что-то, потому что тело требовало, даже если душа отказывалась. Анна даже умудрилась позвонить коллеге. Сказала коротко, глухо:

— Я на больничном.

Пауза.

Потом, кивая несколько раз, добавила:

— Андрей, давай потом, угу?

И тут же сбросила звонок.

Лена видела по её лицу — он начал с соболезнований. Естественно. Все уже знали. Новости распространялись мгновенно. Офис — это один большой роющийся улей. Все были в курсе.

Ещё вчера, когда Лена брела по магазинам, башня была почти пуста — знающие люди сидели по домам, пережидая бурю. Но сегодня всё менялось. Стихло.

Город начинал оживать.

На первых этажах кипела жизнь. Люди. Очереди. Переполненные фуд-корты. Рождественская ярмарка.

Аниматоры в костюмах Деда Мороза сновали среди толпы. Предновогодняя суета теперь выглядела ярче, чем раньше, — усиленная контрастом с апокалипсисом, который все так быстро решили забыть.

Из системы оповещения — та самая, которая вчера передавала тревожный сигнал — теперь доносились мелодии. Традиционная рождественско-новогодняя подборка ставших классикой песен.

И, казалось, только две девушки с застывшими масками вместо лиц не вписывались в эту праздничную картину. Шли сквозь толпу, что будто расступалась перед ними.

***

— Ань, это дурная идея, — сказала Лена.

Но Анну было не остановить.

— Я очень хочу вок, Лен.

Лена сжала её руку — мягко, стараясь удержать. Анна вырвалась. Пошла твёрдо, решительно.

Если бы Анна не проболталась — Лена, может, и не стала бы мешать. Она и сама любила азиатскую еду. Но…

Покачала головой. Вздохнула. Пошла следом.

Они вошли в кафе.

Анна шла целенаправленно, уверенно. Ни одного взгляда по сторонам. Знала куда идёт.

Она села за столик. В глубине зала. В самом углу.

Лена сразу поняла. Это был "тот самый" столик.

Плохо.

Очень плохо.

— …а потом он так вцепился в тарелку, — сквозь всхлип хохотнула Анна, вытирая глаза, — я думала, официант не сможет её забрать.

Лена задумчиво гоняла по тарелке одинокую горошину. Взглянула на Анну — та почти не притронулась к своей порции яки-собы.

— Ань, — Лена тихо положила палочки, — а ты что планируешь дальше?

Шипучка подействовала — голос у Анны звучал почти нормально. Только иногда срывался на хрип. Гланды успокоились, но связки ещё заживали. Слова давались с трудом. Каждый — как шаг по битому стеклу.

Видимо и успокоительное тоже, ведь она разговаривала. Почти живо, даже несколько раз засмеялась, вспоминая позавчерашний ужин.

— Я не знаю, Лен, — устало ответила она.

— Мне придётся уехать сегодня. И Люк… младший…

Анна резко повернулась. В глазах вспыхнуло что-то острое:

— Нет, ты… господи. Естественно. Ты и так слишком много сделала для меня.

"Слишком много сделала… но не остановила его… " — проскользнуло в голове Лены, и она тут же попыталась это вытеснить.

— Я… Ань, я просто боюсь, что ты сорвёшься. У тебя есть кто-то… кому ты доверяешь? Кто-то, с кем ты можешь побыть?

Анна скосила взгляд в сторону. Закусила верхнюю губу.

— Нет. Уже нет.

Пауза. Такая плотная, что в ней можно было задохнуться.

— Я не смогу взять тебя с собой… там у нас…

Анна замотала головой, будто отгоняя призрака:

— Даже думать не смей. Я справлюсь. — Сказано было жёстко. Не для Лены — для самой себя.

Лена криво усмехнулась. Глупая мысль — забрать её на ферму, в дом, где живёт Марсель. Это был бы способ добить её психику окончательно.

— И вообще, Лен, ты прости меня. У тебя ведь своё горе. А я даже… не могу что-то тебе сказать.

— Я… — Лена вздохнула. — Ань, веришь или нет, но ты спасла меня. Я не развалилась только потому, что тебе нужна была моя помощь. Никаких слов не надо. Скажешь потом. Сейчас мне просто… нужно было что-то делать. А ты дала мне эту возможность. Иначе я бы с ума сошла — пока они там…

Она замолкла, глотнула слёзы. Усталая. Истощённая.

— И сошла бы, уж поверь. А мне ещё Люку как-то… сказать. Господи, я даже представить не могу, как.

Анна кивнула. Слова приняты. Сохранены.

— Сколько ему?

— Двенадцать, — прошептала Лена, теперь уже закусывая губу сама.

— Моя мать погибла, когда мне было столько же. Упала с лошади.

Лена замерла.

— Ох… пр…

— Да брось, — фыркнула Анна. — Давно уже всё проработано.

— Как ты узнала?

Анна приподняла бровь. Смотрела в сторону. Лена поняла — сейчас прозвучит то, что не хочется слышать.

— Я это видела. Она занималась конным спортом. Скачки. Хобби. Плохо закрепили седло, и… мы с отцом были на трибуне. Видели всё.

— Господи… твою ж мать…

— Он умер через полгода. Сильно переживал. Много пил.

— Ань…

— Я тебе говорю, это было давно. Просто ты спросила… — теперь взгляд стал жёстким, твёрдым. — Люк справится. С такой сестрой — точно. Не сомневайся.

Она даже сжала Лену за запястье.

— За меня не беспокойся. Домой не поеду. Не могу. В отель этот тоже ни ногой…

— А куда? Снова не напьёшься?

Анна пожала плечами, но сказала: