Без охраны, без врачей.

Без паники.

Так она будет выглядеть просто как тревожная, может быть, немного навязчивая женщина. Но не как истеричка, врывающаяся в чужую жизнь с фонарями и растоптанными дверьми.

"Потому что я ведь не такая. Я правда — не такая… "

Возможно, у него просто слабые капилляры. Или он чувствителен к стрессу. Новости, с которыми она пришла, были тяжёлыми — даже стрессовыми. Вполне можно было лишиться чувств.

"Может, он просто чувствительный… " — Лена попыталась представить, как бы Марсель отреагировал, если бы она рассказала ему про Олега.

Нет, в обморок он не упал бы…

Она подумала, что он, скорее всего, сдержанно радовался бы. Со сдержанным воодушевлением и интересом. Внутри бы прыгал до потолка, но внешне оставался бы умеренно спокойным. Он всегда так делал. Старался быть ровным, и у него это получалось. Почти для всех.

Но не для сестры. Она знала его слишком хорошо.

Одно было точно: Марсель никогда бы не устроил истерику. И не стал бы бить тревогу без веских причин. И Лена — тоже. Просто… она испугалась. Эти глаза… они выжгли в ней что-то.

— Пу-пу-пу… — вырвалось у неё, и она глянула на часы. Потом встала и, стараясь успокоиться, прошлась по залу.

На полпути к столику с печеньем она резко остановилась.

Ферма.

Она же совсем забыла. За всеми этими переживаниями, связанными с Олегом, из головы вылетело то, что происходило у неё дома. Последнее сообщение… когда оно было? По ощущениям — вечность назад.

Марсель молчит. Отец тоже. Ни ответа, ни звонка. Хотя она оставила ему с десяток пропущенных вызовов.

На автомате, не осознавая даже, зачем, она набрала Катю.

— Лена… — ответ прозвучал только спустя минуту гудков. Обычно Катя начинала с бодрого, почти певучего «Привет».

Инстинкт сработал раньше рассудка. Лена резко развернулась и бросилась к дивану, почти упала на него.

— Говори.

"Лена… " — так не начинают обычный разговор. Так говорят только тогда, когда собираются обрушить на тебя что-то, от чего земля уходит из-под ног. Точно так же, как она сама сегодня сбила с ног Олега. Но падать она не собиралась. По крайней мере — не буквально.

Марсель ничего не писал.

Отец тоже.

Катя начала разговор не так, как должна была начать.

Она успела сесть, прежде чем вновь услышала голос подруги. Он был дрожащим, натянутым, как струна на грани срыва.

— …Лен, — Катя еле сдерживала слёзы. Лена это сразу поняла. Слишком редко она слышала её в таком состоянии.

Слишком резко прозвучал её голос.

— Твой отец…

Олег не стал закрывать дверь своего кабинета. То ли из-за головной боли, которая росла вместе с навалившейся слабостью, то ли потому что в коридоре и так никого не было. Он лишь неуверенно подтолкнул створку рукой — ладонь соскользнула, и та прикрылась доводчиком, слегка щёлкнув.

Ощущение было, будто он пробежал по лестнице десяток этажей. Одышка, пульсация в висках, которая совпадала с гулким, отчётливым сердцебиением — всё это вызывало не просто дискомфорт, а раздражение на самого себя. На поспешный отказ, на упрямство, на то, что не остался с Леной.

Что-то с ним всё же происходило. Нехорошее.

Обморок, тахикардия, цифры, которые выдал фитнес-браслет — они уже не вписывались ни в одну норму. В голове всё чаще всплывало слово инсульт. Может, микроинсульт? После них ведь люди не всегда становятся парализованными… иногда всё проходит. Почти.

Нужно было проверить лицо. Зеркало. Сейчас.

Он, едва достигнув стола, резко крутанулся и направился в туалет.

Олег, щурясь от яркой лампы, наклонился к зеркалу и стал рассматривать своё отражение. Лицо казалось бы обычным. Почти.

Если бы не глаза.

— Боже… — выдохнул он, увидев, что с левого белка будто кто-то стёр всё белое, оставив сплошной залив красного. Кровь в глазу, лопнувшие сосуды, сетка красных прожилок, будто трещины на стекле. Правый — чуть лучше, но тоже. Сам он едва не заорал, когда впервые взглянул в зеркало минуту назад.

"Надеюсь, она не видела… "

Анна скоро приедет. Что она скажет, когда увидит его в таком виде? Не бросится ли обратно в машину, не решит ли, что он умирает?

Помогут ли врачи? Или уже поздно?

Голова не унималась. Пульсации — теперь в два счета, в три — жгли, будто что-то тлело внутри черепа. Ему было тяжело дышать и слишком легко терять равновесие, ведь голова начинала кружиться от каждого движения.

Плохая идея было идти сюда. Очень плохая.

Он включил кран. Ледяная вода хлынула в раковину ровной, упругой струёй.

Олег сунул голову под воду. Поток пробежал по затылку, затек за воротник, мгновенно пропитывая рубашку.

"Поток "

Он вздрогнул — холод бил под кожу, сковывал мышцы, но он не отпрянул. Осторожно, медленно двигал головой под струёй, будто распределяя холод, чтобы тот проник в каждый уголок. Чтобы прогнать жар, унять боль.

Он глотнул несколько раз прямо из-под крана, пока лицо оставалось под водой. Лёгкие сжались от ледяного удара, но стало чуть легче. Чуть яснее. Немного.

Потянулся за полотенцем. Рывок, вода отключена. Медленно вытирал волосы, лицо, затылок. Холод уходил, оставляя после себя странную ясность. Головокружение отступило.

На пару минут.

Теперь — глаза. Нужно что-то сделать с глазами, пока не приехала Анна. Её и так трясло весь день — нельзя, чтобы она увидела это. Он нащупал флакон, залил несколько капель в оба глаза, моргнул, зажмурился. От жжения слёзы текли сами собой. Может, хоть немного снимет отёк… хоть немного уберёт этот ужас.

Олег ещё раз посмотрел на себя.

В зеркало глядел человек, которого он не знал. Уставший, взъерошенный, с багровыми глазами, с потёками под веками — будто играл заражённого в каком-то фильме про вирусы. Можно было сниматься в роли нулевого пациента без грима. Только это не кино.

Это он.

Это его лицо.

Мрак. Ноль из десяти.

Он точно бы побежал прочь, если бы увидел себя таким на улице ночью. Только от зеркала не убежишь.

— Нет, братан, иди-ка ты в больницу, — хрипло сказал он себе.

Отражение кивнуло нехотя. Согласилось. Признало: да, ты прав.

— Ведь ты живой, верно? Живой же?

Кивок — неуверенный, будто с натяжкой.

— Если это инсульт… или рак… или неконтролируемая гипертрофия чего-то там… чёрт, да тебе ещё тридцати нет! Это же лечится, да?

Отражение пожал плечами. Сомнение было в каждом движении.

Наверное…

Решено. Идти в больницу. Осталось только забрать телефон.

"Почему я всегда выкладываю его в этом чёртовом кабинете?.. "

Мобильник лежал на столе рядом с терминалом МЦАМОС. Олег сразу увидел его, когда вошёл. Он ожидал найти телефон на рабочем столе — там, где ему положено быть. Но он был не там.

Почему он это сразу заметил?

Потому что его внимание привлёк не сам телефон, а экран терминала. Он был включён. Горел. Находился в режиме ожидания.

Олег застыл.

Он не авторизовался.

Он ведь не входил в систему. Он сразу направился в туалетную комнату. Да, он прошёл мимо, положил телефон на стол, но был у терминала лишь секунду. Он не вводил пароль. Не прикладывал палец. Не произносил волшебное заклинание «Олег-один-два-три-четыре».

Он просто подошёл — выложил телефон — и ушёл любоваться своей рожей в зеркало.

— Что за херня?.. — выдохнул он, медленно приближаясь к терминалу.

Никто, кроме него, не мог его активировать. Трёхфакторная аутентификация исключала вариант «забыл». Это требовало конкретных, чётких действий. Последовательности. Намерения.

— Эй… ты сам включился? — спросил он, почти по-детски, обращаясь к машине.

Терминал молчал. Только курсор мерцал в консоли — равномерно, неторопливо. Будто дразня. Подмигивая.