Знаю этот район, как свои пять пальцев, так как здесь и располагается моя игровая зона. Хотя времени играть нет. Запрыгнув на крышку серебристого мусорного бака, перепрыгиваю через забор миссис Сантины и глажу ротвейлера Бориса по голове, тогда как прохожу мимо его конуры.
Он даже не поднимает головы, ведь уже был свидетелем моих действий.
Продолжаю перепрыгивать через заборы во дворы, и надо отдать должное Дарси, та не отстает. Примерно через шесть улиц я, низко пригнувшись, заглядываю сквозь стальные прутья забора мистера Моррисона на другую сторону улицы, где стоит дом Нонны.
Добирался долго, однако этот путь самый безопасный. Ни одна душа не будет искать меня в этом направлении, хотя на этой улице стоит осторожничать.
Когда берег становится чистым, опускаю подбородок и сливаюсь с тенью, перейдя улицу и заходя на задний двор Нонны. Подняв гнома в красной шляпе, копаюсь в грязи пальцами и нахожу запасной ключ.
Если удастся избежать встречи с ней, то буду рад, ведь недавно, когда моя мамаша решила сделать шаг навстречу и наконец-то заделаться родительницей, то сообщила, что Нонна все это время знала, кто мой батя. Я прямо-таки озлоблен на весь мир.
Осторожно поднявшись по задним ступенькам, отпираю дверь, и как только вхожу на кухню, сразу же обрушивается запах лазаньи. Лишь думаю о лжи, которую хранят эти стены, хоть и вспоминаю, как ужинал на этой кухоньке.
Нужно уебывать, пока на меня не накатило.
Обхожу скрипучие половицы, которые запомнил наизусть, и осторожно открываю дверь под лестницей. Нонна здесь хранит рождественские украшения, а также старую одежду, которую не хочет выбрасывать.
Здесь же я припрятал плюс-минус пятьдесят тысяч долларов. Еще на черный день припрятал драгоценности и оружие.
Опустившись на корточки, провожу пальцами по деревянным половицам и, нащупав знакомую щель, открываю ее. То же самое проделываю с двумя другими.
Протягиваю руку и вытаскиваю пакеты с зип-локом, набитые наликом. Помню, сколько их там, как и Дарси помнила, сколько котофеев было, однако не буду забирать их все. Независимо от того, как поступила Нонна, не оставлю ее голодать, так как эта бабка будет единственной, кто позаботится о Джун, когда свалю.
Беру с левой полки цветочную наволочку и набиваю ее пакетами с деньжатами. Рыщу в полу и, нащупав спортивную сумку, вытаскиваю, всю заляпанную паутиной и темно-красными кровавыми пятнами.
Собираю все и возвращаю половицу.
Оборачиваю и замечаю, как Дарси наблюдает из дверного проема, широко раскрыв глаза. И к гадалке не ходи — размышляет с кем переспала. Я не добропорядочный тип, и теперь она этот факт просекает.
Я трахал баб постарше, чтобы заполучить желаемое.
Наебывал добросовестных людей, чтобы заполучить желаемое.
И не испытываю ни капельки вины за эти проступки.
Мир — это игра на выживание. Если Дарси порицает меня, то стоит ей увидеть полную картину.
— Не хочешь попрощаться? — голос Нонны раздается за спиной Дарси, которая ошалело оборачивается.
— Ты что, обираешь невинную бабулю? — в ужасе вопрошает девушка.
— Поверь, эта бабка вовсе не невинная. Чао-какао, Нонначка.
Дарси отходит в сторону, растерянно поглядывая на нас с бабкой. Вот между мной и Нонной нет никакой муторности, знает ведь, что чувствую себя преданным из-за ее пиздежа.
— Твоя мать все рассказала. Прости…
Беру спортивную сумку и проталкиваюсь мимо нее.
— Попридержи-ка свои извинения. Поздновато как-то.
— Ложь была для твоего же блага. Если б узнал…
— Точняк. Если б узнал, но не узнал ведь, так как никто не счел нужным сказать мне правду!
— Не манди чушь. Твой отец — нехороший человек.
— Тогда я унаследовал от него не только внешку, — огрызаюсь, прокручивая в мыслях пьяные всхлипы Джун о том, как сильно я на него похож.
Конечно же, я думал, что все эти слова — всего-навсего угарные бредни; считал себя всего-навсего результатом секса на одну ночь, который мамочка так и не смогла забыть.
Как же глубоко заблуждался.
— Постираю эту тряпку и вышлю по почте. — Поднимаю наволочку и хватаю Дарси за предплечье. — Пошли.
Удивительно, что она не сопротивляется. Видимо, ощущает, как я близок к тому, чтобы сорваться с катушек.
Тащу ее через весь дом, не обращая внимания на обуреваемые чувства, проходя мимо каждой комнаты: раньше это место являлось моим счастливым уголком. Теперь этот уголок просто очередное разочарование.
— Куда собираешься ехать?
— Хер знает, — отзываюсь: тяжелые шаги вторят дыханью. — Скину открытку.
Нонна отроду не терпела мой скверный характер, и сейчас не исключение: бабка выбегает передо мной, точно итальянская ниндзя.
— Я врала, ибо считала это правильным. Врала, чтобы защитить.
— Знаешь что? Я заколебался слушать твое словоблудие. Подобное оправдание не прокатило у Джун и уж точно не прокатит у тебя. Счастливо, Нонна.
— Августин, — всхлипывает, переплетая морщинистые руки.
Дарси замирает: впервые слышит мое имя.
— Умоляю, не уходи на такой ноте. Останься. Что-нибудь придумаем. Опасно появляться на улицах.
— Неужели ты не понимаешь? — взмаливаюсь срывающимся голосом, глядя в мудрые глаза. — Повсюду находиться опасно! А больше всего опасно здесь. — Показываю на висок. — И здесь. — Указываю на свое сердце. — Неважно, куда я сбегаю, ведь не смогу убежать от себя.
Ее нижняя губа дрожит.
— Не хочешь узнать, кто он?
Момент истины... истины, которая запоздала на восемнадцать лет.
— Не особо. Пусть гниет в аду, похуй как-то. Скоро встретимся с ним там.
По ее щеке скатывается слеза, подрывающая решимость. Но все к лучшему.
— Ti amo, — шепчет. Уже слишком поздно. Если б реально любила, то сказала б правду.
Не удосуживаюсь ответить и иду к задней двери с комом в горле. Какой же я гад.
Дарси вырывает руку из моей хватки. На данном этапе жизни начинаю думать, что лучше мне быть одному. Сделаю все, чтобы защитить ее, — Нонна называла меня «защитничком», — но прихожу к выводу, что некоторые люди не нуждаются в защите.
Ухожу через заднюю дверь без Дарси. Если решит остаться, это будет ее выбор.
Возвращаюсь к пикапу, перепрыгнув через заборы и осыпая матами весь белый свет. Должно же существовать в жизни что-то большее, чем это, верно?
И вот сегодня Вселенная со мной не разговаривает.
Прикуриваю сигарету и, прислонившись к капоту, медленно затягиваю. Пора отчаливать, но сердцем понимаю, что Дарси придет. Может, и не хочет, однако наша связь слишком глубока, чтобы увильнуть.
В то время, как гашу ботинком окурок, девушка приходит запыхавшейся, с дыркой на джинсах. Походу, она не нравится Борису.
Отталкиваюсь от капота, и мы садимся в пикап. Он заводится с ревом, и мы уносимся в ночь.
Радио заполняет тишину, пока Дарси, отвернув лицо к окну, не шепчет:
— Нонна сказала, что пристроит котят в хорошие семьи.
Ох уж эти кошары.
ДВАДЦАТЬ
КРОВЬ НЕ ВОДИЦА
Я ушел, не разбудив Дарси. Стоит сделать следующий шаг в одиночку.
На прикроватной тумбочке оставил записку и пушку, как бы намекнув на возвращение, но не думаю, что это ее уж как-то волнует. Динамика в наших отношениях переменилась. Она наконец-то увидела меня настоящего.
Дарси не убийца — она была вынуждена действовать таким образом из-за произошедшего, и вместо того, чтобы ныть по этому поводу, она взяла дело в свои руки. Так поступают люди дела — они действуют. Она не родилась такой.
Вот он, классический случай, когда природа против воспитания.
А вот я. Тот факт, что я крадусь по двору Бекеттов, как тать в ночи, ставит передо мной вопрос: кем я являюсь?