— Ты в точности, как он. Такой упрямец.

— Мам, довольно, — говорю я, не желая болтать об этом пиздюке. — Я вытащу тебя отсюда. Где ты сможешь начать новую жизнь подальше от этого… дерьма.

Содержимое полиэтиленового пакета, который я держу, — еще один шаг к подтверждению этого.

Хотя я чувствую себя полным засранцем из-за того, что бросил Дарси, я знаю, она поймет. Мы делаем то, что должны, чтобы выжить.

— Я хочу рассказать тебе о нем. Но… я не готова.

И это я тоже слыхал.

— Ну, мне неинтересно, — упрекаю я, поскольку меня достал пьедестал, на который она его вознесла.

— Ты должен знать. Ты должен знать, кто он такой. Кто твой…

— Я знаю, кто он, — отвечаю я. — Он тот, кто не заслуживает ни секунды моего времени.

— Авг…

— Мам, довольно! — повторяю я, внезапно раздражаясь тем, что она «прозрела» только для того, чтобы поговорить об этом долбоящере — из-за него она и стала такой. — У меня нет на это времени.

— У тебя нет времени на собственную мать?

— Ради всего херового, — бормочу я себе под нос, убедившись, что горизонт чист. Так и есть. — У тебя нет на это права. У тебя нет права вываливать все свое дерьмо только потому, что тебе хочется поболтать. Я больше не малолетний пацан. Мы поступим по-моему. Мне нужно подбросить Дарси, потом я буду дома, и мы сможем говорить сколько твоей душе угодно.

Как только я оказываюсь на тротуаре, я облегченно вздыхаю, потому что это было чертовски рискованно. Мне не нравится быть на волоске, поэтому нужно поскорее убираться отсюда.

— Кто такая Дарси?

— Просто девчонка…

— Таких не бывает.

И в кои-то веки мы с Джун в чем-то согласны.

Я ни разу не усомнился в том, что покину этот город, но теперь я думаю, что буду скучать по нему, и все из-за девчонки, которая спалила мой мир — во всех смыслах этого слова.

— Я…

Но это предложение прерывается, потому что истошный крик, за которым следует пронзительный визг автомобильной сигнализации, пробирает меня до костей.

ОДИННАДЦАТЬ

СПАСИ ГОРЕМЫКУ ВРОДЕ МЕНЯ

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

А затем они закончили.

От меня больше не было никакой пользы.

Я остаюсь одна. Ремень с моей головы исчез. Мой рот покоится в липкой слюнявой луже на скамье. Я поднимаю голову, и шея хрустит. Меня начинает рвать. Горячая желчь из желудка со зловонием виски.

Я целиком опорожняю желудок от содержимого в своих внутренностях. У меня нет никого, кто подержит мои волосы. Голова кружится, но я встаю.

Руки трясутся, каждый ноготь сломан, а под ними забилась грязь. Я вытираю рот предплечьем.

Этой ночью во мне родилось чудовище.

Я топаю по мокрой траве и пересекаю поле в сторону тускло освещенной парковки. Я вижу всё ещё припаркованную машину Рэва, наблюдающую за моим приближением, словно высмеивая меня. Размышляю, сидит ли он на заднем сиденье с кем-то с выпускного?

Шагнув вперед, я смахиваю иней с водительского окна, дабы заглянуть внутрь, а затем стучу по стеклу. В машине никого нет. Где же, блядь, он?

Я начинаю задумываться, не похитила ли его дьявольская троица после ухода. Я стучу по багажнику машины. Внутри никого нет. Если только ему не заткнули рот.

— Дарси? — спрашивает мягкий голос позади меня.

Это Карсон.

Вечно подкрадывающийся ко мне и последний мудила, которого я хочу видеть в настоящее время. На его лице написано беспокойство, и я размышляю: не притворное ли оно? Где он был этим вечером? Почему его там не было?

— Отвянь от меня, — хриплю я.

— Что с тобой стряслось? Ты в порядке? — спрашивает он, подходя ближе.

— Не надо, — говорю я, вытягивая руки. — Похоже, что я в порядке? Что за хрень! — я стою там, с головы до пят, очевидно, покрыта синяками и ссадинами, а он спрашивает, все ли со мной в порядке.

Я зла, но вся моя смелость — напускная, потому что в душе я хочу умереть.

Он хватает меня за трясущиеся руки, и у меня подгибаются колени, а затем начинают литься слёзы. Я пытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы он не увидел, как я плачу, но это всё равно, что попытаться воспрепятствовать течению реки.

— Иди сюда, — произносит он и бережно обхватывает меня своими большими руками и гладит мои растрепанные волосы, будто они шёлковые. — Тише, тише, все в порядке, — тихо успокаивает он.

Мое лицо зарывается в его грудь. Я проливаю на него слезы, которые я даже не и подозревала, что остались. Во рту пересохло, и я прижимаюсь раскрытыми губами к ткани его рубашки. Я слаба, и каждая мышца в моем теле дрожит и выходит из строя. Голос мой сиплый, и он совсем не похож на прежний. С хрипами и сопениями, я только громче рыдаю, и звуки начинают сдавать.

Отстранившись, я всматриваюсь в его лицо.

— Где они? — спрашиваю я, сжимая в кулаки его рубашку.

— Они? — вопрошает он, осторожно беря меня за руки, чтобы разжать их.

— Эти долбанные пиздюки! ТВОИ дружбаны! — сердито сплевываю я, отрываясь от него и горбясь. — Где, блядь, они?

— Честно, не знаю. Они сгинули больше часа назад. Весь вечер я был внутри. — Он поднимает руки, словно сдается.

— Ты обязан откопать их и уничтожить их всех до единого! Фосса, Черпака и Блейка! — кричу я, глядя ему прямо в глаза. Мои губы плотно сжаты, и моя хмурость положит конец свету.

Ему требуется минутка. А затем две, прежде чем он произносит:

— Что они натворили? — рычит он и сжимает кулаки. — Почему ты так выглядишь? Они причинили тебе боль? Я, блядь, прикончу их всех голыми руками, Дарси. — Он всматривается в мое лицо в поисках ответов.

Ничто из того, что он сможет сделать или сказать, не изменит произошедшее ни на йоту. Мне просто необходима их смерть.

— Пойдем к моей машине. Я отвезу тебя домой. Ты не должна быть здесь в таком состоянии. — Он обнимает меня за плечи и ведет вперед.

— Домой? Я не могу вернуться домой в таком виде! — Я начинаю кричать, и Карсон осматривает окрестности на предмет возможного внимания к нам.

Я упрямлюсь, так как меньше всего мне хочется идти с ним куда-либо. Он просто один из них. Футбольных качков, которые думают, что мир у их ног, и они могут заполучить любую девчонку, какую захотят.

— Мы поедем туда, куда ты захочешь, Дарси. Просто пойдем к моей машине, чтобы мы могли выбраться отсюда, — говорит он, и мне кажется, что ему не все равно. Может быть, он совсем не такой, как они. На костре он мне говорил, что отличается.

У меня нет ни тачки, ни телефона, ни денег. Я понятия не имею, куда делась моя сумочка. И я уж точно не собираюсь возвращаться в школьный спортзал в таком виде, чтобы распустить мельницу сплетен о том, что только что произошло.

Поэтому, без особого выбора, я позволяю Карсону вести меня к его машине. Он открывает для меня дверь и помогает сесть внутрь.

В машине пахнет дешевым лосьоном после бритья, и мои ноги блуждают по полу, ища место среди пустых пивных бутылок. Оборачиваясь назад, я вижу пледы, разбросанные на заднему сиденье, словно он спал там несколько раз.

— Дать тебе плед? — спрашивает он, потянувшись к одному.

Я качаю головой.

Не хочу, чтобы на мне лежало что-то… тяжелое.

— Ладно, давай убираться отсюда, — говорит он и заводит мотор, ободряюще кладя руку мне на ногу. Я трясусь от его прикосновения, и мне это не нравится. Я отодвигаюсь от него, пока почти не упираюсь в пассажирскую дверь.

— Все будет в порядке, — заверяет он меня и медленно выезжает с парковки. Но «в порядке» уже никогда не будет.

Чем дальше мы едем, тем хуже мне становится. В животе нарастает паника, и нигде больше не ощущается безопасность. Ни на свободе, ни в этой машине, ни в моем теле. Все это не кажется явью. Желание убить этих мерзких качков лишает меня воздуха. Я все еще ощущаю их руки… пальцы… языки… Я так сильно зажмуриваю глаза, что кажется, будто моя башка сейчас взорвется.